Маримба!
Шрифт:
Он выдержал мой взгляд.
– Что-то не так? – спросил он.
– Нет, просто вы слишком симпатичны для инструктора по прыжкам.
Он крякнул и почесал хорошо выбритую щеку.
– Спасибо. Смешно. Да. Спасибо. Жаль, что не завтра говорите это.
– Почему?
– У меня завтра…
О, нет. Мне хватает совпадений. Уже совпал знаменитый маримбист с моей Катькой, точнее, с ее родителями.
– …день рождения, – договорил тем временем инструктор.
– Я так и поняла, – засмеялась я. – Заранее не поздравляют. Я не буду.
– Не надо. Приходите завтра еще.
– Если долечу, посмотрим, – сказала я.
– Приходите… Вместе прыгнем, я вам одну штуку в воздухе покажу. На всю жизнь запомнится… – Он улыбался и улыбался, у меня было
Он мне понравился очень. Понравился за те полчаса, пока проводил инструкцию, потом помогал подбирать мне комбинезон, потом мы летели, о чем-то говорили. Я решила шикануть и прыгнуть одна, не с группой. Я побоялась, что кто-то откажется прыгать – я видела парочку крайне неврастеничных кандидатов в прыгуны, точнее кандидаток, испугалась их разговоров, как перед экзаменами: «Ой, я ничего не знаю, ничего не знаю». Только здесь «Ой, я не прыгну, я не прыгну…» И решила сделать себе такой подарок – уж прыгать так прыгать. Чтобы точно, чтобы меня ничего постороннее не отвлекало. Тем более что пока я ехала до аэродрома, пришло сообщение от Данилевского. Он уже много лет перечисляет мне деньги в день рождения на карточку. Чтобы я купила что-то – теплое, с мехом, из меха, без меха, – или съездила куда-то. Сейчас он послал деньги и таинственные слова: «Душа моя-а-а-а-а-а… Гуляй!» Я на «душу» не обольщаюсь, «душой моей» Данилевский может назвать кого угодно, когда у него хорошее настроение. Даже официантку. Денег на подарок он послал очень много, я лишь пожала плечами – а что мне с ними делать-то? Разве что отложить на старость. Корвалол – булочка – свежая газета… Нет, о старости, которой еще в помине нет, – сегодня ни слова! Я еще не знала, что полечу одна. Так что на шикарный полет – одной на самолете, с невероятно симпатичным инструктором – мне с лихвой хватило и даже осталось на… старость, а именно, на парочку полетов в еще более солидном возрасте. Одна американская дама прыгнула в сто два года, есть куда стремиться.
– Готовы? – Инструктор поправил мне лямку парашюта и провод телефона. Случайно задел ухо, надвинул на него поглубже специальную ушанку, которую я заранее надела, еще на земле. Может, прав Влад, который все время ноет: «Ну и как ты без интима, вот ты без интима, ой, как же ты без интима…»? Или, наоборот, не прав.
– Что? – он внимательно посмотрел на меня.
Да нет, я что, с ума сошла? Я не буду рассматривать его лицо так близко. Я его уже рассмотрела… Отличное лицо. Не испитое, спокойное, в меру красивое. И… и хорошее. Черт побери, я с ума сошла?
– Все хорошо?
– Все отлично, – ответила я. – Я, наверно, пойду, да?
Он засмеялся.
– Пойдете, когда прилетим на точку, чуть подождите пока. – Он взял меня за руку выше запястья. Думаю, он берет так всех индивидуальных прыгунов, может быть, и мужчин. Ведь они так же боятся, особенно в первый раз. Или не берет. Я взглянула на инструктора. Я помню, он представился. У него чудное, приятное имя – Данила. Подходит ему? Не знаю. Я вообще не понимаю, почему сейчас я так в это углубилась. Чтобы не думать о полете? Да нет. Я думаю о полете, я боюсь. Еще я не знаю, прошли ли пять минут, вот-вот позвонит Катька. Ведь она не зря звонит, ей есть что рассказать. Я услышала это по ее голосу.
– Все, пора! – Данила то ли погладил меня по руке, то ли просто провел по ней. – Вы хорошо придумали – прыгнуть в день рождения… Не забудьте – вы обещали прийти и завтра.
– Мы же увидимся еще на земле, когда я… Ведь все будет хорошо?
– Все будет хорошо.
Он смотрел так, что мне казалось, сейчас спросит: «Поцеловать вас?» «Для храбрости? – ответила бы я. – Нет, не надо. Мне это не придаст храбрости».
– Хорошо, – повторил он, внимательно на меня глядя.
Нет, ну я же не дура! Мне сегодня исполнится… господи, нет, это не произносится… Полвека! Я выгляжу моложе, лет на семь-восемь. Иногда, если втяну живот, расправлю плечи, хорошо высплюсь и смеюсь без остановки, то и на десять. Издали в особенности. Но я
же знаю, сколько лет я жила на свете! И что? Американцы могут получать новое высшее образование бессрочно, они имеют право поступить в университет в любом возрасте, хоть в семьдесят лет! Хорошо, в семьдесят я тоже поеду в Америку поступать в университет, а сегодня я, кажется, влюбилась. Правда, я не влюблялась так давно, что забыла это ощущение. Но вряд ли это что-то другое. Когда влюбляется Катька, а я переживаю и радуюсь вместе с ней, то чувствую приблизительно что-то такое же.Последний раз – когда она влюблялась еще до поездки в Америку в известного молодого режиссера, который вел у нее спецкурс в институте. Предпоследний – прошлым летом, когда она влюбилась в сына француза, у которого мы сняли часть дома на пару недель в Бретани. Француз был смешной, сын красивенький и спортивный, Катька бегала с ним на серфинг, на теннис, глаза сияли, заодно подтянула французский, французы страсть как не любят признаваться, что знают международный английский… Французы нам не нужны, у них носы длинные, и они детей не отдают при разводе. Катька, Катька… С чего вдруг Катька будет разводиться… Можно, я сейчас не буду думать о Катьке? А подумаю о себе.
– Соберитесь, да? – Данила пристально смотрел мне в глаза. – Я не спрашиваю, сколько вам исполнилось, вижу, что лет на пять меньше, чем мне.
– А вам завтра сколько исполнится?
– Сорок восемь…
Я только улыбнулась. Ну и ладно. Я завтра сюда точно не приду. Я еще окончательно с ума не сошла. Хотя… влюбиться в инструктора по прыжкам с парашютом гораздо интереснее, чем в экономиста. Для меня – точно. Не удивлюсь, если у него большая машина, обклеенная надписями «Чухлома 2012», «Дикий Урал 2013», «Crazy штурман 2014»… И огромная мохнатая собака, которая ест ведрами… И он любит хорошее кино… И классический рок, в котором бесконечная мелодия и много-много умных слов о жизни… И имя удивительно совпадает с моей самой любимой фамилией, которую носят моя дочка и ее красавчик-отец…
– Ма-ам? Ты освободилась? – В ушах раздался родной голос.
– В принципе, да.
Я увидела укоризненный взгляд Данилы. Он лишь развел руками и показал мне на пальцах – два. Две минуты, так поняла я и кивнула.
– Можешь говорить? Что-то тебя так слышно…
– Плохо?
– Нет, не плохо… А ты где? Что-то как будто свистит…
– Жизнь пролетает мимо, со свистом.
– Мам!
– Я шучу. Ветер свистит.
– А, ты на улице?
– Да, что-то вроде того. И да и нет.
– Мам… Я, знаешь, что я решила… У тебя уже темно, кстати?
– Нет, садится солнце. Очень красиво. Еще не скоро сядет, еще минут сорок, наверно. А что?
– Не знаю. Подумала, что ты сейчас смотришь на закат.
– Да, смотрю. Вижу краешек. – Я действительно сейчас, когда самолет снова лег на сильный крен, увидела в окне золотое предзакатное небо.
– Тебе грустно?
– Нет, совсем не грустно. Я же люблю закат, ты знаешь. Никак не связываю его с… Не связываю, в общем. И тем более, еще не закат.
– Солнце большое?
– Большое.
– Розовое?
– Золотое.
– Завтра в Москве не будет ветра, да, мам?
– Не будет, если верить солнцу.
Я видела, что Данила поглядывает на меня, но как-то спокойно, не подгоняя, с… интересом.
– Мам, я, знаешь, что придумала? Я предложу Лео подобрать музыку к нашему фильму, что-нибудь из классики, мы скажем ему, какого плана, я знаю уже… И чтобы он сыграл ее на маримбе. Будет здорово. Мам? Что ты молчишь?
– Слушаю, думаю. Радуюсь.
– Да?
– Да.
– Моим словам?
– И твоим словам в том числе. А почему ты решила так сделать? Тебе его жалко?
– Жалко. И я помню прекрасный звук маримбы.
Я тоже помню прекрасный звук маримбы. И Катьку влюбленную помню.
– Кать… Хорошо. А маримба откуда здесь возьмется?
– Поищет. Слетаем в другой штат, запишем там. Это не проблема.
– А в Америке вообще есть маримба?
– Есть, – засмеялась Катька. – Ты удобно сидишь? А то голос такой необычный…