Марина из керосинки

Но не сказали про деменцию.

Иногда она говорит и говорит безостановочно. Иногда отворачивается в сторону и голосом Нины Ургант произносит: «У меня был один случай такой».

Я в такие моменты просто смотрю на неё. Ей есть что вспомнить. Уж ей-то точно есть о чём вспомнить. И я жду историю. Но иногда эту зависшую историю она не договаривает, она может взять и придумать сверху новую. Я всё слушаю. И потом мы идём, конечно же, смотреть её библиотеку. Она сама приглашает: «Вы видели мою библиотеку?». Иногда мы осматриваем этаж, ходим и кашляем от пыли. Там ремонт.

Я в институте недавно. Марина как будто проводит со мной Baddy Program. Конечно, она локомотив. Она меня тащит, потому что я могу быть для неё нужной.

Я заметила, что ей очень нужно просто говорить. И темы – как якорёчки – как ни странно, создают некое волнение, чтобы ей зацепиться за что-то, удерживать это что-то, продолжать. Короче, так ей удобно жить.

Я через неё лучше понимаю себя (мысль, как удовольствие).

Трудно одной ходить в эту тихую, тихую сторону (никого не хочу оскорбить).

Мы с ней выглядим странно, конечно, когда гуляем по этажу. Я в рабочей форме, она как обычно (в пуловере лакост, с заколкой на голове и с руками за спиной. Руки никогда не трясутся). Идём, значит, такие: Марина Виссарионовна в качестве доктора геолого-минералогических наук, я – в качестве уборщицы служебных помещений.

Сегодня было на этаже несколько странностей.

За дверью с номером «320» есть две комнаты. Одна комната женская, вторая – мужская.

Почему-то Людмила, девушка, естественно, из женской комнаты, встала и как ученица мне ответила, когда я спросила, работает ли пылесос у соседей: «Я не знаю».

И села на стул. Крупная эстрогенная Людмила. Зачем-то я повторяю про женскость.

Рядом с Людмилиным есть стол Елены Владимировны Точилиной – монитор оживает, когда двигаешь мышку, и высвечивает имя. Я запоминаю имена лучше, чем СНиПы. На столе у Точилиной высокая кружка с фиолетовыми ирисами.

Марина однажды заглянула, увидела ирисы и сказала: «Здесь все люди милые, а вот кружка, видите, похожа на ведро». И засмеялась. Как-то жестоко Марина в этот раз засмеялась. Единственный раз, когда мне показалось, что она негативно оценивает человека через вещь.

Я сполоснула тряпку, повернулась – да, кружка действительно похожа на ведро.

И что же Марина имела в виду. Как понимать.

У меня иногда утром бывает паника. И тогда появляются плохие мысли.

Я думаю, что они все вот занимаются не совсем работой, когда рано так вот приходят и открывают свои браузеры. Они смотрят новости, свои соцсети. Или как Артамонова Оксана и Ленивкина Елена, и одна высокая девушка, которая приходит к ним каждое утро, всё время что-то обсуждают. Бездельничают.

Один раз с минуту стояла и наблюдала, как Гриша (с бородой, в очках) и Лёша (высокий обладатель «личного» совка) несли ростки в машину. Они их потом куда-то повезли. Это было красиво. Необычно.

Несут зелёную красоту бережно, потом её укладывают на сидение – это и вправду было как-то незабываемо.

Не знаю, в чём тут фокус. Я разглядывала тут всех. И увидела у них два качества: закрытость и, это покажется странным, исключительность.

Поэтому я их запоминала и думала о них. Такое можно увидеть только здесь, в институте, который занимается природой, землёй, травами, ростками, горизонтами, почвой, геологоразведкой, нефтью, газом, а не человеческими отношениями, как в любом другом институте (я шучу). Тут природа – важнее. Я, конечно, сейчас так думаю, потому что хочу себя просто развеселить.

Веселиться прямо такая необходимость, когда ничего не понимаешь.

В каждой руке по лотку. Высокие зелёные листья на солнце очень яркие. И я до сих пор не знаю, что они такое вырастили. Но что-то красивое. У Лёши было весёлое, спокойное и немного детское выражение лица, потому что, видно, старался не выронить.

Я видела его почти таким же, когда был день его рождения (это всё мои догадки, если что. Когда я убираю их помещения, моя мысль работает на них), он шёл с пакетами, улыбался и немного подпрыгивал.

В свободное время я думаю о всяком. Я замечаю, что те женщины, одна очень большая, другая низенькая и компактная, украсили свой кабинет после ремонта просто отлично. Им не дали новой мебели, но кабинет всё равно стал лучше.

Чем они занимаются, тоже не знаю. На столах старые справочники. Я читаю названия, но тут же их забываю, потому что (и тут лучше не спорить) – быт сильнее. Женщины поставили своих собачек из гжели на системный блок. Наверное, радостно поворачивать голову и видеть собачек, всех разом разного размера, – стоят и охраняют данные. На другом столе (у низенькой) весь стол в канцелярских мини-копиях: справа продуктовая коляска на колёсиках стоит полная стикеров, слева от стола большой горшок, а в нём маленькая огородная лейка прямо в земле. Всё придумали сами, заставили подоконник, вытерли шкафы, повесили портреты, установили зеркало. И кабинет теперь набит интересным.

На чьей стороне

Марина сегодня зашла ещё один раз. Увидела меня, прищурилась и сказала, что ищет бумагу. Я спросила, какую. Она подняла брови и раздражённо, как утром, сказала: «Ну, какую бумагу? бумагу. Не туалетную же».

Нельзя предугадать её настроение.

Однажды, когда я мыла туалет, она заходила и говорила: «А вы не слишком стараетесь?».

Я честно ей отвечала, что нет.

«А то придёт какая-нибудь хрюшка», – поворачивается и уходит.

Ушла. Переживает за меня.

До обсуждения главных тем мы с ней ещё не дошли. Дойдём ли.

А так хочется, чтобы она задала мне свой вопрос: «Вы мою библиотеку видели?».

Она профессор, доктор, она учёный.

Смешная, серьёзная. Смешная.

Единственная «живая» в её отделе, и потому беспокойная, – это Ира Шолуха. Всё время слушает в наушниках музыку. Ира человек настроения. Тоже геолог. Сказала раз нечто, давая оценку Пименовой, – короче, употребила слово «тётка», что мне, разумеется, не понравилось.

Я сейчас чувствую себя предателем, потому что Пименова мне интересна, а Ира – не очень. Но с Ирой мы пьём из одного кулера, а Марина набирает воду в туалете. Так с кем же я? На чьей стороне.

Почему-то надо выбирать сторону.

Мне иногда грустно от того, что я заостряю внимание на чём-то неважном. Я как будто не хочу поднять голову и увидеть картину целиком.

Ладно, всё будет нормально.

После уборки есть время посидеть в своей комнате, вперив взгляд в солнечный зайчик, в щеколду на двери или поговорить с самой собой: «Сегодня у меня, значит, было то-то и то-то. Марина не поздоровалась. Или – Марина поздоровалась и сказала что-то классное. Позвала снова к себе в 315-й кабинет».