Марина

Марине позвонила подруга Наташа, тоже жена офицера:

– Как ты, Марина? – тихо спросила она. В ее еле слышном голосе сквозило искреннее сочувствие.

– Уже лучше. Приходи, выпьем, – предложила Марина, постаравшись сделать голос как можно энергичнее и бодрее.

Она собрала нехитрый стол из приготовленных своими руками соленых огурчиков, помидорчиков, нарезала тонкими ломтиками душистое сало с чесночком.

– Пожалуй, будет уместно достать бутылочку водки, – подумала Марина, вынула из шкафа хранившуюся еще с хороших времен беленькую, и засунула ее в морозильник – не пить же теплую водку.

Пили они редко, но сегодня это поможет унять внезапно нахлынувший поток слез.

Скрипнула во дворе калитка, Наташа зашла, тихо прикрыв за собой дверь и поставив на тумбочку принесенную корзинку с фруктами. Подруги тепло обнялись.

Наташа всегда ярко и броско одевалась, но сейчас на ней был простенький серый спортивный костюм, одетый, видимо, из солидарности с горюющей подругой.

Вдвоем они быстро накрыли на стол, начался неспешный разговор о войне и общих знакомых. Все они были отличными парнями, служившими не по своей воле, а по велению Родины. Домой многие вернулись искалеченными физически или морально.

– Марина, ты слышала, что Дима вчера сломал Ленке руку?

Марина кивнула, новость была ужасающей, горькой и безрадостной, Ленке оставалось только посочувствовать.

Лена была третьей самой близкой подругой, сейчас немного отдалившейся от них. Раньше они постоянно были на связи, созванивались и утром, и вечером, делились всеми своими мыслями, планами и произошедшими событиями. Только жены военных могут так дружить, как настоящие родные сестры. Наверное, сейчас Лене было неловко посвящать Наташу и Марину в некрасивые подробности не заладившейся семейной жизни, и она избегала лишних разговоров. Как и все, она ждала мужа, считала и зачеркивала крестиком дни, оставшиеся до его возвращения, и в страшном сне ей не могло присниться, что муж вернется совсем другим человеком, ничего общего не имеющим с тем, который уходил на войну.

Все в городке знали, что Дима до призыва был очень талантливым, прекрасно рисовал и разговаривал на пяти иностранных языках. Война сломала его – после полученной в Афганистане контузии Дмитрий стал пить, по пьяной лавочке лезть в драку, растерял все свои знания и навыки, перестал чем-либо интересоваться, кроме прошедшей войны, а семейная жизнь его резко и неуклонно катилась под откос.

Подруги сочувствовали Лене, но кто бы полез в чужую семью, разбираться, что там, да как?

– Как ты думаешь, Марина, может быть, все еще наладится у них? – глядя на нее с надеждой, спросила Наташа.

– Мой лучше бы мне руку сломал, – вздохнув, грустно ответила Марина.

– Марина, что ты городишь? Твой Виталий даже голос на тебя повысить никогда бы не смог, – одернула ее Наташа.

Марине стало стыдно, это она от отчаяния сморозила подобную глупость.

Наташин муж, к счастью, вернулся живым. Он прослужил в Афганистане двадцать два месяца, а по возвращении домой произнес страшную фразу:

– Наши там делали то же, что фашисты у нас во время Великой отечественной войны.

Ему бы никто не поверил, такое вслух говорить было нельзя. Марина с Наташей были теперь уважаемыми женами офицеров-афганцев, разница была только в том, что Маринин муж геройски погиб, а Наташин Гена остался жив. Он устроился на работу в охранное агентство, часто они собирались с друзьями и вспоминали о прошедшей войне. Воспоминания были горькими, но жизненно необходимыми для всех, прошедших этот ад. Им было тяжело и печально, но забывать о войне и погибших товарищах было нельзя.

– Твой Виталий был лучшим, – уговаривала Марину Наташа, – он был самым смелым, честным и неподкупным. Ты можешь им гордиться. Господь всегда забирает лучших.

– Почему? – внезапно спросила Марина. – Почему такой добрый Бог всегда забирает лучших?

– Не знаю, – сконфуженно и смущенно ответила Наташа. – Может быть, они там, на небесах, нужнее, чем здесь.

Это служило слабым утешением, а ситуация осложнялась тем, что Марине никогда не нужно было работать, и нечем стало заполнить пустые беспросветные дни. Они жили в достатке, и все ее проблемы заключались в уходе за небольшим садом, огородом, за комнатными растениями, а также в кормлении сиамской кошки Матильды.

Возможно, если бы у них были дети, они помогли бы Марине пережить горе, но детей не было. От мысли, что у нее никогда не будет теперь ребенка от любимого Виталия, становилось еще хуже. Она не может даже усыновить или удочерить ребенка – для этого нужна полная семья.

Конечно же, государство не оставило ее одну в беде – каждый год вдовам и матерям погибших вручали памятные медали.

… Проходили годы, а боль не утихала. Да и как можно было радоваться жизни, если любимого мужа окружает теперь только сырая могильная земля?

Любимым занятием Марины было ходить к Виталию на кладбище.

– Рассказывать тебе не буду, что я сегодня делала, – садясь на скамейку у могилки, говорила она. – Ты и сам все видишь.

На нее накатывали рыдания, слезы лились непрекращающимся потоком, и, просидев несколько часов, она разбитая шла домой, чтобы дома опять разговаривать с портретом мужа.

– Так нельзя, ты не можешь горевать вечно, – тормошила ее Наташа и предлагала сменить обстановку, устроиться на работу, съездить на выходные в Прибалтику. Что угодно, только не оставаться дома одной.

– Сегодня едем в Вильнюс, проведем там выходные. Возражения не принимаются, – объявила Наташа, заявившись к ней домой в пятницу ранним утром.

– Ты с ума сошла?! Так сразу? Сегодня?! Да как я дом оставлю? – испугалась Марина. Она недавно проснулась, и долго лежала в кровати, размышляя, стоит ли вставать, или еще немножко полежать. Услышав, что открывается калитка, она едва успела набросить на себя шелковый халатик.

– Ничего, твои домовые как-нибудь без тебя переживут, – успокоила Наташа.

Марина стояла, задумавшись. Как-то все это неожиданно и некстати.

– А когда будет кстати? Когда на пенсию выйдешь? Что еще тебя здесь держит, помимо портрета погибшего мужа? – немного насмешливо поинтересовалась подруга.

Возможно, это прозвучало грубо, но она хотела расшевелить Марину.

– Наташенька, я не хочу обременять вас с Геной, – Марина пыталась вяло отнекиваться.

– Ты в своем уме?! – возмутилась Наташа. – Я сейчас уйду, и больше вообще к тебе не приду. Никогда!