Марионетка для вампира
Шрифт:
— У меня нет ключей.
— Возьми в кармане. Свободных рук у меня, как видишь, нет.
Ладонь приклеилась к мокрому бедру и от прошлого снега, и от нынешней перспективы коснуться барона там, где касаться его не следовало ни в коем случае. Я сдула с лица налипший снег и приблизилась к барону на негнущихся ногах. Волк отвернулся. Брелок оказался слишком большим и выпирал наружу. К счастью! Поэтому я смогла одним резким движением выдернуть ключи из кармана брюк.
К машине я уже бежала. Чуть ли не вприпрыжку. Наверное, успела отморозить все ноги. Но холода по-прежнему не чувствовала, хотя пальцы с трудом нажали на кнопку, а подцепить багажник у меня получилось лишь со второго раза.
Я
— Что ты с ним сделала? — барон смотрел на меня в упор, и мне вновь сделалось жарко. — Он прибежал на трех лапах.
Я сглотнула. Громко. Но не комок страха. Страх остался, я проглотила сожаление, которое зачем-то всколыхнулось в душе. Нет, я поступила правильно.
— Скинула с капота.
На мои слова барон даже не улыбнулся.
— Он был тогда человеком, — пояснила я и опустила глаза.
Напряженное лицо барона настораживало. Он тоже нервно сглатывал.
— Вера, ты меня действительно пугаешь. Прошу, не воюй только с драконом. Он безобидный лишь до поры до времени.
— Я ни с кем не воюю…
Голос дрожал, хотя я говорила правду. С кем я могла воевать? С ним, что ли?
— Теперь за тебя буду воевать я. И, надеюсь, к двадцать первому августа все эти твари угомонятся. Пан Драксний, впрочем, грозится спалить особняк раньше. Господи, — барон вдруг согнулся пополам и спрятал лицо в ладонях. — Никогда не думал, что из дома, в который я так стремился вернуться, мне захочется сбежать, как из ада… — Затем выпрямился и сказал уже бесцветно: — Ты серьезно говорила про Париж? Только не самолетом. Я никогда не летал. И не собираюсь. Прости мне мой маленький страх.
Что это? Он говорит о нашем совместном будущем? Действительно или у меня слуховые галлюцинации? На каком языке он вообще говорит? И со мной ли?
Я привалилась к ледяной машине, и у меня заболело все тело, как прилипший ко льду язык. Босых ног я уже не подбирала.
— Вера, поехали! Ты уже просто сосулька! — тон командный, но с едва уловимой толикой нежности.
Кто такой Милан Сметана? Неужели человек… С очень большой придурью?
— А как же кольцо? — спросила я после планов под кодовым названием "Париж".
Барон сунул руку в карман и показал кольцо.
— Ты не умеешь метать диски. И я уже говорил, что такое кольцо, раз, не надевают молча и, два, не надевают самостоятельно. В машину, Верочка! У нас живое существо в багажнике. Ты покалечила его достаточно для того, чтобы теперь пожалеть. Он глубоко несчастный человек, которому природой не дано любить. Бедный Ян, бедный мальчик…
Я дотопала до водительской двери, открыла ее, села на сиденье, взялась за руль и разревелась. В голос, да так сильно, что снова шарахнулась о клаксон. Барон осторожно поднял меня за плечи и наполовину перетащил к себе. Ручка коробки передач уперлась в живот, но я сделалась окончательно бесчувственной: ни холода, ни боли, ни влаги.
Мокрые от растаявшего снега, мы прилипли друг к другу, как страницы в облитой чаем книге. Их не разлепить, не порвав, пока не просушишь. Вот и в нашей книге судеб сейчас не видно ни одной буквы, и там точно нет главного слова на русскую букву "л", но есть его чешский эквивалент в русском значении — ласка. Барон нежно, даже как-то осторожно, гладил мою сгорбленную спину, пока я судорожно сжимала промерзшими красными пальцами расстегнутый ворот рубахи, добавляя к снежинкам соленые слезы.
— Верочка, это тяжело, и я ничем не могу тебе помочь, — заполнил томительную тишину салона шепот барона. — Я просто буду рядом, чтобы ты
не думала, как я когда-то, что тронулась умом. Они все реальны. Более чем, моя радость. И эта реальность легко уживается с общепризнанной, если не искать объяснений, которых нет.Рука барона исчезла, и я подняла свою. С ключом, который все никак не желал попадать в зажигание. Будет рядом… Кто? Будет рядом…
— Кто вы? — проговорила я, поднимая глаза к заиндевевшему стеклу, по которому заскрежетали щетки.
— Человек. Я хочу быть им рядом с тобой. Сейчас езжай. Мы не одни. Для серьезных разговоров я подыщу другое место и другое время, Верочка. Езжай!
Но машину вела не я, а какой-то робот. Без мыслей. Без чувств. Барон молчал. В багажнике тоже никто не шевелился. Там же темно. Как в гробу. Пану Кржижановскому должно быть страшно. А куда делся мой страх? Он сросся со мной, и я перестала его замечать.
На снегу возле гостевого дома остались зигзаги от колес Шкоды. Меня передернуло от воспоминаний, но я сумела поставить машину на прежнее место. Выключила газ и осталась неподвижной. Робот без приказов не двигается.
— Сиди пока, — бросил барон коротко и вышел из машины.
Все это время я тупо смотрела вперед, но лишь сейчас заметила на крыльце пана Ондржея. Он вскочил, кинулся вниз, оступился, но быстро поднялся… А барон, которого я видела в зеркале заднего вида, уже открыл багажник и аккуратно достал оттуда покалеченного волка. Теперь я смотрела в боковое зеркало: зверь качался на трех лапах, все пытаясь опустить на снег четвертую, которую тут же поджимал. Ни капли жалости не осталось во мне. Ни капли. Тварь! И совсем не божья!
Рослая фигура пана Ондржея показалась в углу зеркала. Вот он подступил к волку, протянул руку и… Волк упал. Кто-то вскрикнул, но не так громко, чтобы заглушить второй выстрел. Стрелок попал зверю в голову. Дернулся волк или нет, не знаю. Мой взгляд прилип к розовеющему под серой тушей снегу. Барон? Откуда у него ружье? И где он сам…
Шея затекла, но я по-прежнему не дергалась. И не отводила взгляда от зеркала. Еще шаг, и пан Ондржей упал на колени подле волка. Я вздрогнула — грянул третий выстрел… Но за секунду до него в зеркале мелькнула белая тень… Нет, рубашка. Пан Ондржей рухнул по тяжестью барона, и я завизжала. По белой материи поползло пятно — красное…
Я выскочила из машины, упала в сугроб, схватила зубами снег и поднялась. Раненый барон уже лежал на спине рядом с мертвым волком. Раненый? Или…
Ноги заплетались, но я добрела до розового снега. Еще шаг, и пан Ондржей схватил меня за руку. Вернее, только хотел… Промахнулся. И ухватил тогда за шкирку. И когда ворот впился в шею, я захрипела. И поднялась с колен, так и не дотронувшись до барона.
Жив? Мертв? В голове шумело, в глазах двоилось, и теперь я сама судорожно хваталась за пана Ондржея, тыкалась носом в его свитер… И кричала что-то… Или это был не мой крик? Сквозь штормовой вой прорвался женский визг, грозный бас, шум отдаленной возни и… Голос барона:
— Вера…
Зов был тихим. Однако я рванулась на него быстрее ветра и, повиснув на руках чеха, забарабанила ногами по воздуху. Барон еще что-то сказал, но я уже не поняла, зато понял пан Ондржей, и под моими коленями появился снег. И под руками тоже. А на ресницы налипли снежинки и мешали слезам скатиться на щеки, и те розовыми мыльными пузырями взрывались прямо на глазах. Кровавое пятно, теперь уже на груди барона, приковало мой взгляд и не отпускало.
— Вера…
Кажется, барон снова что-то говорил, но, кроме своего имени, я ничего не разбирала, а может и имени не было, это мне просто хотелось его слышать. Я опустила ладонь на грудь барона, и его кровь медленно потекла сквозь мои пальцы…