Мария Кюри
Шрифт:
Пьер и Мари ответили согласием. И вот весьма своеобразная, небрежно одетая девушка с калмыцким лицом, без каких-либо следов грима, с детскими голубыми глазами звонит в парадную дверь, сопровождаемая толпой электриков с их аппаратурой.
Супруги Кюри несколько встревожены, но уступают место действия захватчикам, отправившись в лабораторию. А Лои в течение нескольких часов трудится, регулируя освещение, размещая привезенные с собой занавеси и ковры, чтобы воссоздать в небольшой столовой у двух ученых свой восхитительный спектакль.
Так степенный флигель с замкнутой для посторонних дверью впустил к себе богиню мюзик-холла. Случилось это потому, что Лои была человеком тонкой души. По отношению к Мари она всегда питала то редкостное восхищение, которое ничего не требует взамен,
Семь-восемь самых больших друзей были вхожи во флигель на бульваре Келлермана: Андре Дебьерн, Жан Перрен с женой – самой близкой подругой Мари, Жорж Урбен, Поль Ланжевен, Эме Коттон, Жорж Саньяк, Шарль-Эдуард Гийом, несколько учениц из Сезрской школы… Ученые, одни ученые!
По воскресеньям, в хорошую погоду, после полудня эта группа ученых собирается в саду. Мари с каким-нибудь рукоделием садится в тени у колясочки Евы. Но штопка и шитье не мешают ей следить за общим разговором, какой для всякой другой женщины казался бы таинственней беседы на китайском языке.
Это время обмена последними новостями: животрепещущие высказывания о лучах радия – «альфа», «бета», «гамма». Перрен, Дебьерн и Урбен говорят с жаром. Они пытаются выяснить происхождение той энергии, которую выделяет радий. Чтобы объяснить ее, приходится отбросить либо принцип Карно, либо закон сохранения энергии, либо закон неизменности элементов. Пьер выдвигает теорию радиоактивных превращений. Урбен протестует во весь голос. Он ничего не хочет слушать и с жаром защищает свою точку зрения. А как продвинулась работа у Саньяка? Что нового в опытах Мари по установлению атомного веса радия?
Радий!.. Радий!.. Радий!.. Иногда это магическое слово, переходя из уст в уста, вызывает у Мари грусть: судьба распорядилась неудачно, сделав радий веществом чудодейственным, а полоний, первый открытый супругами Кюри элемент, – неустойчивым элементом второстепенного значения. Польской патриотке хотелось бы, чтобы полоний с его символическим именем привлек к себе всю славу.
Эти «заумные» беседы время от времени прерываются, когда доктор Кюри говорит о политике с Дебьерном и Ланжевеном. Урбен дружески поддразнивает Мари, критикует чрезмерную скромность ее платья, упрекает в отсутствии кокетства, и молодая женщина слушает, наивно удивленная такой неожиданной проповедью. Жан Перрен, забыв на время об атомах и бесконечно малых величинах, будучи ярым поклонником Вагнера, приподнимает свое красивое вдохновенное лицо и поет арии из «Золота Рейна» или из «Нюрнбергских мейстерзингеров». Немного поодаль, в глубине сада, мадам Перрен рассказывает волшебные сказки Алине и Франсуа, а также их подруге – Ирен.
Перрены и Кюри видятся каждый день. Их дома рядом, и лишь простая решетка, обвитая ползучей розой, разделяет их сады. Когда Ирен необходимо сообщить что-то спешное своим друзьям, она подзывает их к решетке. Сквозь просветы между ржавыми прутьями они обмениваются плитками шоколада, игрушками, детскими тайнами, в ожидании возможности, по примеру старших, поговорить о физике.
Для Кюри наступает новая эпоха. Франция, наконец, заметила их и намеревается поддержать их работы.
Первой и непременной ступенью должно быть вступление Пьера в Академию наук. Ученый вторично соглашается на томительный объезд академиков. Друзья Пьера, опасаясь за исполнение им роли «благоразумного кандидата», осыпают его тревожными советами.
Э. Маскар – Пьеру Кюри, 22 мая 1905 года:
«Дорогой Кюри,
…Вы, естественно, стоите в первом ряду, не имея серьезного соперника, и Ваше избрание вне сомнения.
Однако же Вам необходимо взять себя в руки и объехать с визитами членов Академии, а в случае, если не застанете никого дома, оставить Вашу визитную карточку с загнутым уголком. Начните со следующей недели, и через две недели эта каторга закончится».
Э. Маскар – Пьеру Кюри, 25 мая 1904 года:
«Дорогой Кюри, устраивайтесь, как хотите, но круговую визитную жертву академикам надо закончить до двадцатого июня, хотя бы Вам пришлось для этого нанять автомобиль на целый день.
Ваши доводы в принципе превосходны, но надо делать некоторые уступки требованиям практической жизни. Вы должны подумать также о том, что звание академика облегчит Вам возможность оказывать услуги другим людям».
5 июля 1905 года Пьер Кюри избирается в Академию, но… двадцать два академика все же голосовали за его конкурента.
Пьер Кюри – Жоржу Гуи, 24 июля 1905 года:
«…Я очутился в Академии помимо собственного желания и помимо желания Академии. Я один раз объехал всех с визитами, оставляя визитные карточки отсутствовавшим, и все уверяли меня, что мне обеспечено пятьдесят голосов. А я чуть не провалился!
Что поделаешь? В этом учреждении ничего нельзя сделать просто, без интриг. Кроме хорошо подготовленной против меня кампании сыграло свою роль отрицательное отношение ко мне со стороны клерикалов и тех, кто находил, что я сделал слишком мало визитов. С. спросил меня, кто из академиков будет голосовать за меня, я ответил: «Не знаю, я не просил их об этом». – «Ага, вы не снизошли до того, чтобы просить!» И был пущен слух, что я «гордец».
Пьер Кюри – Жоржу Гуи, 6 октября 1905 года:
«…В понедельник я был в Академии, но откровенно спрашиваю себя, что мне там делать. Я ни с кем не близок, интерес самих заседаний ничтожный, я прекрасно чувствую, что эта среда чужда мне».
Пьер Кюри – Жоржу Гуи, октябрь 1905 года:
«Я еще не постиг, для чего нужна Академия…»
Оставаясь весьма умеренным поклонником блестящего сообщества ученых, Пьер живо интересуется благоприятными для него решениями университета, так как от них будет зависеть его работа. Проректор Лиар добился для него учреждения кафедры физики. Вот наконец столь желанное место штатного профессора! Раньше чем принять это повышение, Пьер спрашивает, где будет лаборатория для занятий кафедры.
Лаборатория? Какая лаборатория? О лаборатории нет и речи!
В одну минуту Нобелевским лауреатам становится ясно, что если Пьер бросит свое старое место в Институте физики, химии и естественных наук, чтобы преподавать в Сорбонне, то его научная работа станет совершенно невозможной. Новому профессору нет места для работы, а его две комнаты в Школе физики, естественно, перейдут к его преемнику. Пьеру предоставляется возможность ставить свои опыты на улице.
Отличным почерком Пьер пишет вежливое, но решительное письмо. Раз предлагаемое место не предполагает ни рабочего помещения, ни кредитов для исследований, он отказывается от кафедры.
Новая канитель. Университет делает широкий жест и хлопочет в Палате депутатов о создании лаборатории и об отпуске кредита в сто пятьдесят тысяч франков. Проект принят… или почти принят. В Сорбонне решительно нет помещения для Пьера, но здание с двумя лабораториями построят на улице Кювье. Самому Кюри будут отпускаться на работы двенадцать тысяч в год, кроме тою, он получит единовременно тридцать четыре тысячи по статье расходов на оборудование.
По своей наивности Пьер воображает, что на эти «расходы на оборудование» он купит аппаратуру и пополнит материальную часть. Да, он сможет это сделать, но лишь на то, что останется за вычетом из этой небольшой суммы стоимости постройки самого здания. В представлении властей постройка и оборудование одно и то же!