Мария Стюарт

В начале марта Шрусбери обнаружил под камнем письма и отослал их Бёрли, сумевшему их расшифровать. Это были, во-первых, послания Марии к герцогу Альбе, подтверждавшие, что она поддерживает Ридольфи, и, во-вторых, письма Марии к Грэнджу и Летингтону, удерживавшим Эдинбургский замок от имени королевы; в последних говорилось, что они должны вскорости ожидать отправки к ним денег. В том же месяце Мария передала Ридольфи длинное письмо, написанное по-итальянски. В нем содержалась информация для папы, герцога Альбы и испанского короля. Мария горько сетовала на обращение с ней Елизаветы, на преследование католиков в Англии и Шотландии и на заговоры против нее. Герцог Норфолк упомянут в качестве лидера движения за восстановление католической веры в Англии, а Ридольфи было поручено убедить папу римского в благочестии герцога. Мария затем заверила Ридольфи, что разорвала все связи с Францией, а когда она станет королевой Англии, то подпишет соглашение между Англией и Нидерландами, более того, она желает для Якова брака с испанской инфантой. Она объявила также, что лично поведет армию на Дамбартон и Эдинбургский замок, что Босуэлл изнасиловал ее и что брак был заключен под принуждением.

Это полное компрометирующей информации письмо почти наверняка не было перехвачено Бёрли, поскольку оригинал находится в секретных архивах Ватикана вместе с написанным примерно в то же время письмом аналогичного содержания от Норфолка. В этом письме Норфолк просил Ридольфи от его имени, а также от имени других аристократов, находившихся в том же положении, что и он сам, и неспособных публично свидетельствовать о вере, заверить папу и короля Испании в преданности католической религии. Он просил Филиппа II одобрить его брак с Марией. Затем он приложил список необходимого количества военной силы и оружия: 20 тысяч пехотинцев, три тысячи кавалеристов под командованием опытного капитана, шесть тысяч аркебузиров и почему-то всего четыре тысячи аркебуз, две тысячи кирас, 25 легких пушек и, конечно, побольше звонкой монеты. Из этих сил две тысячи человек должны были отправиться в Ирландию, столько же — в Шотландию, а главным силам надлежало высадиться либо в Хариче, либо в Портсмуте; Филипп должен был нести расходы на всю экспедицию. Целью этой экспедиции было предотвратить брак Елизаветы с французом, герцогом Анжуйским, — Норфолк полагал, что переговоры об этом браке вели французские протестанты! — а затем восстановить католическую веру в Англии и возвести Марию на престол Англии и Шотландии. Все это нужно было проделать как можно быстрее.

Письмо Норфолка, несомненно, было изменническим; узнай о нем Елизавета, она превратилась бы в непримиримого врага Марии. Несмотря на все заявления о том, что она прервала свою переписку с Францией, в конце месяца Мария писала Фенелону, выражая полную уверенность во французской поддержке. Однако было ясно, что если бы Елизавета вышла замуж за герцога Анжуйского — что было маловероятно, — тогда всякая поддержка Марии со стороны Франции немедленно прекратилась бы. Эта поддержка была уже ослаблена Блуаским договором 1571 года, скрепившим англо-французский оборонительный союз; обе стороны проявляли разумную обеспокоенность маневрами Филиппа и герцога Альбы в Нидерландах.

Ридольфи доставил оба письма адресатам, и никакой опасной информации не просочилось вплоть до марта 1571 года, когда Томас Крауфорд из Джорданхилла, член партии короля, захватил в ходе ночного рейда замок Дамбартон, находившийся под контролем человека королевы лорда Джона Флеминга. Он захватил не только замок, но и документы, принадлежавшие Клоду Хэмилтону из партии королевы и предоставлявшие детальную информацию о состоянии переговоров с Альбой. Бёрли немедленно оповестил все порты Ла-Манша, и в том же месяце в Дувре был арестован некий Шарль Бальи, прибывший в Англию из Нидерландов.

29-летний фламандец Шарль Бальи в течение семи лет был курьером Джона Лесли, епископа Росского. Он вез копию «Защиты чести королевы Марии». Эта книга была напечатана в Льеже в 1571 году, ее автором значился Морган Филипс, хотя на самом деле то была версия первоначального памфлета епископа, переписанного, чтобы показаться более приемлемым Елизавете. Бальи также вез письма от Ридольфи Норфолку, испанскому послу и самому епископу. Бальи быстро доставили в тюрьму Маршалси, где он удивительным образом сумел наладить общение с внешним миром. Под его окном находилась крыша дома некоего бедного человека, в которой была дыра; «туда», сообщал он, «я мог легко просунуть руку». Бальи передал своему корреспонденту, что каждый день он будет находиться у окна в семь часов утра, в полдень, в три часа дня и между семью и восемью часами вечера. Бальи также подружился с другим заключенным, Уильямом Херлом, не зная, что Херл был двойным агентом, работавшим на Бёрли. Херл сообщил, что Бальи — человек шотландской королевы и слуга Лесли, из которого «можно вытянуть многое», а также человек «легко предсказуемый и быстро тонущий в бутылке».

От всех этих компрометирующих вопросов отвлекает письмо Шрусбери Бёрли от 11 мая 1571 года, в котором граф просил даровать ему право опеки над юным сэром Энтони Бабингтоном, чей отец, его сосед, недавно умер. Просьба была удовлетворена, и Бабингтон встретился с Марией, возможно, испытав первую юношескую любовь. Пятнадцать лет спустя за это чувство Бабингтона четвертовали.

На тот момент Бёрли собрал толстую папку документов, сообщавших детали различных планов побега Марии; одни были посланы ему графом Маром, ставшим регентом Шотландии в августе 1571 года после смерти Леннокса, другие — вечно нервным Шрусбери. Мария скорее всего ничего о них не знала, но попросту использовала все дипломатические источники, какие только могла, обещая что угодно всем, кто только мог помочь. Бёрли допросил Бальи в Маршалси 26 апреля и запугал его до крайности угрозой отрезать ему уши. Бальи посетил его наниматель епископ Росский, который попросил его предоставить шифр и сказал, что арестанту не стоит бояться, а угрозы Бёрли — «только слова». После безрезультатного допроса Бальи в пять часов утра 29 апреля был передан на попечение лейтенанта Тауэра Уильяма Хэмптона. Ему Бальи рассказал, что встречался с Уэстморлендом, графиней Нортумберленд и Дейкром в Мехельне — неподалеку от нынешнего Маастрихта — и те передали ему письма. Он утверждал, что понятия не имеет об их содержании и никогда не слышал о Ридольфи. Бальи сказал своему палачу: Ils те mennent sur la gehenne [108] . (Геенна — место человеческих жертвоприношений, посвященное Молоху, также именуется Долиной убийства.) Другими словами, его должны были отправить на дыбу, чтобы заставить раскрыть шифр.

108

Они послали меня в геенну (фр.).

Дыба — инструмент пытки; подвергавшегося мучениям мужчину — только одну женщину подвергли пытке на дыбе [109] — клали на спину, затем его ноги привязывали к неподвижному пруту, а руки прикручивали над головой к большому вращающемуся блоку. При повороте блока суставы растягивались, а затем смещались. Обычно это касалось плечевых суставов, но страдали и запястья, локти, бедра. Боль была невероятной, а инструмент предоставлял палачу дополнительные возможности, потому что в отличие от ударов или ожогов боль была постоянной, ее можно было длить, не опасаясь убить арестанта, а потом жертве грубо вправляли вывихнутые суставы и отправляли «отдохнуть», прежде чем допрос возобновлялся.

109

Это была протестантка Энн Эскью в 1546 году.

Бальи выдержал первый допрос на дыбе, но был обманут другим двойным агентом Бёрли, человеком по имени Стори, и раскрыл ему шифр: цифра «40» обозначала Марию, а «30» — испанского посла. Получив эту информацию, Бёрли ослабил свою хватку, и епископ снова посетил Бальи, наказав ему не беспокоиться. На самом деле Бальи освободили в 1573 году, и он умер в Брюсселе в почтенном возрасте восьмидесяти пяти лет.

Шрусбери теперь усилил охрану Марии, потребовав, чтобы слуги покидали ее покои в девять часов вечера и не возвращались до шести часов утра; чтобы ни один из них не имел шпаги; чтобы никто из них не имел луков и стрел, за исключением тех случаев, когда они сопровождали Марию; чтобы не было никаких прогулок, если его не предупредили за час; и наконец, если бы прозвучал сигнал тревоги, вся свита Марии должна была немедленно вернуться в свои покои. По всему королевству запирали двери конюшен.

Мария сразу потребовала от епископа Росского обратиться к Елизавете за разрешением для нее отправиться на воды в Бакстон ради излечения от ее болезни «и приступов дурноты», а также попросить, чтобы из Франции к ней прибыли врачи, «которые лучше знают мою болезнь», и чтобы, «поскольку королева решила держать меня в этой стране постоянно», ей разрешили выезжать на псовую и соколиную охоту. Мария заверяла Елизавету, что не станет пытаться бежать, но просила увеличить число ее слуг, а также выплатить ей доход от владений в Шотландии. Мария устанавливала условия того, что она считала жизнью в плену. Она стала бы ее уделом, если бы все заговоры провалились, а помощь не пришла. Ей предлагали много планов заменить ее другой женщиной или освободить с применением силы. Тайные письма прятали внутри посоха, однако благодаря постоянной бдительности Шрусбери все попытки провалились, а в Лондоне продолжалось расследование заговора Ридольфи.

Третьим адресатом перехваченных писем был епископ Росский. 13 мая 1571 года его арестовали и поместили в доме епископа Илийского в Холборне. Условия его заключения были мягкими: он путешествовал в свите епископа и получал в подарок дичь и даже надушенные перчатки. Лесли признался, что Ридольфи вез написанные в марте письма от Марии герцогу Альбе, папе и Филиппу II. Некоему персонажу, обозначенному в письме шифром «40», должны были быть выплачены деньги; «после длинной паузы» Лесли подтвердил, что цифра «40» обозначала Марию. От имени Марии Ридольфи должен был убедить Альбу высадиться в Дамбартоне или Лите с полученными от папы деньгами. Ридольфи рекомендовал Херрису и Флемингу в Дамбартоне некоего Джонсона как «человека, испытанного в боях». Он также предложил испанцам высадиться на восточном побережье, возможно в Хариче, который он ошибочно помещал в Норфолке.

В ходе длинного признания Лесли сказал Бёрли, что еще в августе 1570 года, будучи в Эренделе, Ридольфи предложил Норфолку, Эренделу и Пемброку захватить казначейство в Тауэре. Он также привел детали того, что Ридольфи делал в прежних поездках. Бёрли сообщили, что Мария верила — папа и Филипп на ее стороне, друзья в Англии помогут освободить ее — и просила епископа выяснить мнение Норфолка. Она также просила папу выдать Ридольфи 12 тысяч крон, а поскольку его брат был банкиром в Риме, это легко было устроить. Ридольфи должен был выделить средства для Уэстморленда и леди Нортумберленд и сохранить остальное для собственных целей. Норфолк теперь запрашивал меньше средств, чем в марте, а Лесли явно брал свои цифры из воздуха. Ридольфи убедил епископа уговорить Норфолка написать для него рекомендательные письма, хотя герцог «был против этого». Заботившийся только о собственном выживании Лесли сообщил Бёрли, что Норфолк вскоре открыто объявит себя католиком. Он также утверждал, что Норфолк был доволен договором об урегулировании, но боялся появления короля Якова в Англии, и предложил, чтобы о ребенке заботился граф Шрусбери.