Мария

– Мама. – Виктор приподнялся на кровати. – Это возрастное. Ничего страшного в этом нет. И к какому врачу ты собиралась меня отправить?

– Я бы провела комплексное обследование. Ты же с детства такой слабенький, болезненный. Спортом не занимался.

– Очень хорошая рекомендация от родной матери, – смеясь, заметил Виктор. – Просто комплимент мужчине к его двадцатипятилетию. И, если ты не забыла, я шахматами занимался. И стал кандидатом.

– Для здоровья это очень полезно. Ну, скажи, ты в порядке? Что с тобой сейчас произошло?

– Я же сказал, сон какой-то странный приснился.

– С тобой раньше такого не было.

– Я же говорю, возрастное.

– Ну, тебя. Что за сон?

– Мам, лучше не спрашивай, я его сам ещё не переварил. К тому же, он был страшный, я бы даже сказал, ужасный, а тебе нельзя волноваться.

– Ох, дитё дитём. Поднимайся. Через двадцать минут семейный субботний завтрак готов будет.

– Блинчики?

– Угадал.

Наскоро собравшись, приняв душ, Виктор вышел к завтраку.

– Что там с тобой стряслось? – спросил его отец.

– И тебе доброе утро! Папа, и ты туда же? Хочу напомнить, что мне не пять лет, а двадцать пять. И ничего со мной не случилось. Переволновался накануне – долго бумажки для суда по стопкам раскладывал, вот и приснился кошмар.

– Жениться тебе пора, – вставила мать. – Так и не обзавелся ещё?

– Мама! – возмутился Виктор.

– А что? Уже полгода прошло, как ты с Оксаной порвал после двух лет. И ведь, так ничего толком и не рассказал. Мы твои родители, это я напоминаю, и о своих душевных ранах можешь нам рассказать, поделиться.

– Никаких душевных ран, поверь. Где блинчики-то? – парировал Виктор.

– А любовь? – вмешался отец.

– Пап, ну, честное слово, не очень я люблю на такие темы разговаривать. Любовь? Что это? Я помню в школе, даже в институте, особенно на первых курсах, меня будоражило при виде какой-нибудь девочки, не важно, сходился я с ней или нет, я что-то чувствовал, что-то колотилось вот тут, – Виктор постучал по груди. – Оксана?

– Да, что Оксана? – поинтересовалась мать.

– Служебный роман, который романом сложно назвать, поскольку… Ну, ничего не колотилось, просто вокруг ни у меня, ни у неё никого не было. Что это, преступление, или как-то неправильно мы поступали друг с другом? Хорошая девушка, могло что-то быть, но не вышло. А ждать? Какой смысл. Нет этого в груди, или ещё где, нет. Не могу же я насильно это вколачивать.

– Ну, а другие? – серьёзно спросил отец, после чего тут же улыбнулся.

– Что я могу сказать? Не пользуюсь я популярностью у женской части человечества, – смеясь, ответил Виктор.

– Эх, сынок, – вздохнула мать. – Я думаю, ты слишком хороший, слишком добрый, мягкий, и себе на уме.

– Мама, ты с утра меня просто поливаешь комплиментами.

– Нужно быть жестче, напористей, уверенней в себе, – не унималась мать.

– Для кого, мама?

– Да для кого-нибудь, той, кто тебя сразу заметит.

– А я для начала никого не должен заметить?

– Сынок, извини, но с твоей инициативностью…

– Ладно, мать, – прервал отец. – Это дело наживное, приходящее. Никак ты это не спрогнозируешь. Человек хороший и этого достаточно. Вот работа тебя, я вижу, не очень-то увлекает.

– Это верно, пап. Мы об этом уже не раз говорили. Это, думаю, также дело наживное и приходящее. Раз в детстве я не стремился стать космонавтом, пришлось пойти туда, куда вы посоветовали. Что я и сделал, и достаточно неплохо закончил Юридический факультет. Я не рвусь к звездам, папа.

Отец молчал.

– Не могу же я насильно вбить себе в голову мечту, или цель. Не получается. Я более чем уверен, большинство людей находятся в той же ситуации. Они просто живут. Живут в свое удовольствие.

– И что же ты хочешь, Виктор, только честно?

– Я хочу просто жить. И не просто жить, а живя, приносить пользу тем, кто рядом со мной, работая, приносить пользу тем, кому моя работа нужна, какой бы она не была. Юрисконсульт? Что ж, значит так и будет пока. Ты же знаешь, я юриспруденцию не считаю, ни наукой, ни, честно, не в обиду вам, потомственные юристы, более менее, достойной профессией. Но и в ней можно быть достойным, достойно выполняя возложенные обязанности. Я просто хочу быть полезен.

– Хороший ты парень, права мать, – ласково произнес отец. – Что ж, утренняя беседа родителей с сыном прошла успешно. Предлагаю, наконец, приступить к блинчикам. Никто не против?

– Но о женитьбе ты задумайся серьезно, – не унималась мать.

– Мама! – воскликнул, смеясь, Виктор. – Папа, заступись. Я три года, как институт закончил, год, как в Арбитражном суде работаю. У меня за душой ни гроша.

– Не в этом дело, Витя.

– Мама, ну хватит. Как только я встречу женщину мечты, я тебе тут же сообщу.

– Кстати, Вить, а ты когда в отпуск собираешься? – спросил отец. – Год прошел, я не помню, чтоб ты ходил.

– Да могу, хоть сейчас взять. Середина мая не самое лучшее время, конечно.

– Через неделю Иришка из Воронежа на выходные приезжает к подругам, я пообещал её родителям, что ты проведешь ей экскурсию по Москве. Если ты ещё помнишь свою двоюродную сестру.

– Помню, конечно. А что это она под конец учебного года, перед выпускными экзаменами решила приехать?

– Мосты наводит. Ей же поступать летом, вот к своим старшим подругам и хочет заскочить на консультацию.

– Иришка девка пробивная, – заметила мать.

– Мама, это опять в мой огород, – Виктор смеялся.

– Да брось ты. Давайте на блинчики налегайте.

– В следующие выходные? Только на выходные?

– Да, а что?

– На выходных-то я её итак свожу, куда она скажет. А отпуск…

– Возьми отпуск, сынок, отдохни. Мне совсем не понравилось сегодняшнее утро. Я теперь спать спокойно не смогу. И о враче подумай.

– Мама! Так мне о врачах или о женах думать? Возьму. Две недели и я в отпуске. Без врачей.

– Витя!

– Мама!

– Да хватит вам уже, – вмешался отец. – Ты сегодня что делать собираешься? Это я так спросил, из любопытства.

– Погода шикарная. Прогуляюсь куда-нибудь, – ответил Виктор.

Виктор был единственным ребенком в семье. Родился он слабым и хрупким, все детство болел, больше обычного, поэтому родители с самого его рождения оберегали его, как могли. Из-за слабого здоровья мать категорически запрещала ему посещать какие бы то ни было спортивные секции, подразумевающие силовые нагрузки, это после она уже журила сына за то, что тот нигде ничем не занимался, нигде, кроме шахматного кружка. Однако маменькиным сыночком назвать его нельзя. Он был достаточно самостоятелен и ответственен. Душой компании он никогда не был, но его всегда были рады видеть в любой компании. Он был настолько добр и отзывчив, что никто и нигде, ни в школе, ни в институте не мог сказать о нём ничего дурного. Кроме всего прочего он был честен и порой настолько прям, что спорить с ним не имело никакого смысла. Что-то притягивало к нему, какая-то врожденная теплота. На вопрос о том, какой он, любой, кто его знал, ответил бы категорично: «Хороший человек. Самый хороший человек». Даже школьная шпана никогда его не трогала, – его уважали за его честность, открытость и готовность всегда прийти на помощь.