Марийон, вдова торговца рыбой

– Ну что вы, вы совсем меня не расстроили. Наоборот, благодарю за то, что уделили время. – Мари вернула камень в сумку. И поднялась со стула.

Фарети тоже поднялся:

– Какие пустяки, мне было приятно с вами познакомиться. Однако, все же я бы хотел купить у вас вашу находку. Уж больно интересная у нее история. Скажем, за пять рублей.

Пять рублей для обычного булыжника с побережья – это было уже фантастически дорого. Но внутренний голос говорил Мари, что продавать камень не стоит. Ни за какие деньги.

– Это весьма щедрое предложение, но я откажусь, спасибо. – Марийон пошла к выходу.

– Ну Единобог с вами, десять рублей, согласны? – крикнул ей вслед ювелир.

Марийон обернулась и отрицательно покачала головой.

– Всего хорошего, господин Фарети.

Из магазина Марийон вышла совершенно уверенная в том, что в сумке у нее лежит не просто галька. Наверняка, это какой-то очень редкий и драгоценный камень, иначе зачем старому ювелиру нужно было ломать эту комедию: сначала попытаться обесценить ее находку, а затем попытаться купить ее за цену, преподнесенную как щедрое предложение. Марийон в искусстве торга тоже кое-что понимала, как и в близком к нему искусстве блефа.

Увлеченная этими рассуждениями, она практически наткнулась на пару, направляющуюся как раз в тот самый магазин, который она только что покинула.

– Ох, простите – Марийон отшатнулась в сторону. И узнала в паре никого иного как Серафима Орловского и Эсму Годарик.

По удивленным глазам Серафима стало понятно, что он вовсе не ожидал увидеть здесь Марийон, он быстро пробормотал «прошу прощения» и приподнял шляпу, а затем поспешил галантно распахнуть перед своей спутницей дверь в магазин г-на Фарети .

Мари услышала позади себя звонкий голосочек Эсмы: «какая неуклюжая, бедолажка».

«Бедолажка» Марийон от этой встречи впала в совершенное раздражение. Она злилась на напыщенного Орловского за вчерашнюю историю на танцах, и теперь он вновь послужил, хоть и невольно, источником неловкой ситуации для нее. Мари решила выдохнуть и пройтись пешком, тем более впереди виднелся живописный мост через не большую речушку, протекавшую в черте Дивска. Да и квартал Богачей был красиво благоустроен славными скверами, небольшими фонтанами, местами отдыха со скамейками. Она направилась к мосту и снова судьба преподнесла ей занятную встречу. Опершись на белоснежную баллюстраду, у входа на мостик стоял бледный молодой господин, которого как теперь уже знала Марийон, звали Уго Веервалфом.

Он стоял и сверлил взглядом дверь ювелирного магазинчика, в который только что зашла сладкая парочка «Орловский-Годарик». Внезапно молодой человек закрыл лицо руками, будто в припадке истерики, и стал судорожно сдирать белый воротничок с горла. Марийон подумала, что бедолага вероятно влюблен без памяти в мадемуазель Годарик, и ужасно страдает, видя ее в окружении других мужчин. «Какой впечатлительный юноша» – подумалось Марийон. Юноша тем временем судорожно сорвал с себя сюртук и быстро перелез через баллюстрадку с явным намерением сделать шаг в речку Чернушку.

Марийон рванула к нему со всех ног и успела ухватить за полу сюртука в тот самый момент, когда Уго уже мешком валился головой вниз. Долю секунды Мари удавалось его удержать, но худощавый на первый взгляд, молодой человек весил явно больше нее. Спустя мгновение, Марийон с ужасом осознала, что валится с мостика вместе с Уго, и что она переоценила свои силы и была весьма опрометчива в этом геройском порыве. Какой-то прохожий попытался ухватить ее со спины, но видно не успел. И вот уже в Чернушку летело два барахтающихся в воздухе тела.

Мари кувырком залетела в ледяную воду, дезориентированная, пыталась нащупать ногами дно. Уго упал на мгновение раньше. Через мгновение вода всколыхнулась третьим «бульком». К этому времени Мари уже обнаружила, что воды в Чернушке, ей чуть ниже груди, а сама она вполне себе жива. Тело же Уго лежало на воде лицом вниз и покачивалось как поплавок. Марийон в ужасе застыла, но потом ей пришла мысль, что Уго можно еще оказать первую помощь, какую давным-давно ей демонстрировали на дополнительном курсе медицины в гимназии. Единственное, что она помнила, это то. Что утопленнику нужно было дышать в рот, и давить на грудную клетку. Но в каком порядке, сколько раз, с какой силой – она не имела ни малейшего понятия.

«Так, – бормотала она себе под нос, – главное, вытащить его из воды. И себя». И она стала идти против течения к Уго, на которого как ни странно, это самое течение действия не имело.

– Он зацепился за что-то – сказал невесть откуда взявшийся в Чернушке Серафим, а вероятнее всего, он и был третьим «бульком» сегодняшнего осеннего заплыва. Он с усилием шел, будучи по пояс в воде, позади Марийон. – Надо отцеплять!

– «Ннадо» – бормотнула Марийон и, добравшись до Уго первой, сунула руки в воду под ним и стала шарить, особо не понимая, что она ищет. Руки наткнулись на кусок ткани: вероятно брючина разорвалась почти по всей длине обо что-то острое и затем за это же что-то зацепилась. Мари стала дергать за штанину, пытаясь ее оборвать, в воде это было сложно сделать. Несколько раз она зацепила рукой острые суки коряги, пока наконец, тело Уго не освободилось и не направилось по течению. Но тут его уже подхватил подоспевший Серафим. Он перевернул Уго лицом вверх и одной рукой потащил его на берег, а другой рукой с удивительной силой, неожиданной для его невнушительной комплекции, повел к берегу Мари.

На берегу Серафим стал ритмично жать на грудь несчастного Уго, а затем зажав ему нос, вдыхать воздух в рот пострадавшего. Мари показалось, что он делает это бесконечно долго. Она стояла рядом, опустив руки, и не понимала, чем может помочь. Серафим с каким-то остервенением продолжал попытки, пока не выбился из сил.

– Я ему так грудную клетку сломаю.. ну же, Уго, ну же! Черт, Черт, Черт! – выругался он в припадке бессилия. А потом просто сел рядом с телом и отвернулся в сторону.

Мари тоже присела к Уго. Она положила руки на его грудь в слабой надежде, что, может быть, у нее что-то получится. Она зажмурила глаза, открыла, опять зажмурила и стала представлять, как под действием ее рук вода из легких Уго собирается в один поток подобно тому, как стекаются воды ручьев стекаются в большие реки, и затем формируется в один прозрачный подвижный комок и вылетает из его горла. По кончикам пальцев пошло приятное тепло. Мари чуть надавила на грудную клетку Уго и отскочила в ужасе, когда изо рта молодого человека вырвался прозрачный ком и со смачным шлепком плюхнулся в Чернушку. В то же мгновение Уго закашлялся, захрипел, затем его вырвало остатками воды, и он, продолжая кашлять, сел, озираясь по сторонам.

Мари бессильно смотрела на свои исцарапанные ладони, пытаясь понять, что сейчас произошло. Серафим, который не видел как ей удалось вернуть Уго дыхание, вскочил на ноги, удивленный тем, что ей вообще удалось это сделать.

Уго, наконец-то откашлявшись спросил:

– Что произошло? Я ничего не понимаю, кто вы такие.

Марийон не нашла в себе сил что-либо сказать.

– Мы, молодой человек, только что спасли вас от смерти через утопление. Я думаю, что это нам нужно у вас спросить, какая такая ситуация вынудила вас решиться на эту крайнюю, и надо сказать, совершенно неоправданную меру. – пояснил раздражающе назидательным тоном Серафим. – Меня зовут Серафим Орловский, а эта самоотверженная дама – мадам Марийон Эдо.

При этом Сим аккуратно вынул из внутреннего кармашка жилета фотоснимок, убедился, что тот не испорчен, и бережно спрятал на прежнее место. Марийон успела углядеть запечатленный на снимке портрет девушки, похожей на принцессу из восточной сказки: и без того огромные темные глаза, были умело и щедро подчеркнуты косметикой и выглядели бездонными, красивый маленький рот с капризно оттопыренной нижней губкой, густые волосы, уложенные в затейливую прическу на затылке, переходящие в густую косу. Голова девушки была украшена диадемой с восточными узорами, наверняка не из простого металла. Марийон тут же сделала вывод, что это дама сердца Орловского, и мысленно осудила со всем возможным негодованием его прогулки по ювелирным магазинам с дочерью мэра.