Марк Бернес в воспоминаниях современников
Шрифт:
С поэтами Марк тоже сосредоточенно работал. Он любил стихи, чутко воспринимал поэзию, обладал и чувством слова. Особенно песенного.
Константин Ваншенкин вспоминает, как Бернес неожиданно для него ощутил будущую песню в стихотворении, открывавшем сборник «Волны», подаренный ему автором.
— Какая ж это песня? — усомнился поэт.
— Ты ничего не понимаешь. Это то, что мне нужно! — ответил Бернес. — Но потребуются сокращения. Вместо двенадцати строф оставим восемь. И кое-что подправим, чтобы легче пелось.
Работа длилась не меньше месяца.
Несколько композиторов пытались написать
Избегая бойких «текстовиков», Бернес всегда привлекал к сотворчеству крупных поэтов.
Я горжусь тем, что познакомил Марка с Константином Ваншенкиным и Евгением Винокуровым, тем самым став косвенно причастным к появлению, помимо уже упомянутой удачи, еще и незабвенной песни «Москвичи» («Сережка с Малой Бронной…»), хотя отлично понимаю, что Бернес привлек бы их и без меня {55} . Как нашел Евтушенко, Гамзатова, Кулиева. Как обнаружил песенный дар в талантливом прозаике Инне Гофф.
Кстати сказать, стихи он, при согласии авторов, при их участии, всегда корректировал и, как правило, сокращал. Стихотворение Гамзатова «Журавли» в первом книжном варианте было вдвое длиннее {56} . Но сейчас, когда эти прекрасные строки, положенные на музыку Яном Френкелем, стали всенародно любимы, когда они звучат с покоряющей исповедальностью, в дальнейших изданиях Расул печатает «Журавлей» в том песенном переложении, которое у всех на слуху.
Марка уже знали во многих странах, его ценили в Югославии, Польше, Чехословакии. Приглашали на гастроли.
Во время поездки в Белград, весьма успешной, Бернесу запомнился один примечательный эпизод. Сразу по приезде, еще до сольных его вечеров, гостя попросили принять участие в гала-концерте, где выступали многие знаменитости. Причем устроители в качестве сюрприза решили выпустить московского гостя последним.
Он волновался — перед ним выступала местная вокальная группа, четверка молодых парней, перенявшая манеру «Битлз». Домашние имитаторы были в своей стране очень популярны. Как после них воспримут его, уже почти пожилого, поющего в другой манере, которая могла показаться старомодной?
Но когда имя Бернеса было объявлено, зал радостно загудел, взбудораженный неожиданностью. Марк начал петь еще за кулисами, и к моменту его появления на авансцене грохот аплодисментов перекрыл все предыдущее. Ему пришлось неоднократно бисировать. А проводили его овацией, многие слушатели — даже стоя.
Он по-прежнему много работал. Появлялся на кино- и телеэкранах, на эстрадных подмостках. Но был собою недоволен. Съемки в новых фильмах его не влекли — роли, которые предлагались, никак не сочетались с его истинными возможностями. Театр стал далеким прошлым.
Когда он собирался в Югославию, мы с Яном Френкелем написали для него песню о Белграде. Вернувшись, он сказал:
— Приняли нашу новинку с благодарностью. А теперь слушай, старче. У нас накопилось несколько песен о разных городах, и все на твои стихи. Варшава и Прага, Бухарест и Париж, теперь Белград.
Может, продолжим? Давай сделаем сюиту о столицах, близких и дальних, где живут наши друзья. Начать надо с песни о Москве, где сходятся их пути. Только эту заглавную песню надо сделать свежо, ничего банального ни в словах, ни в мелодии. Не повторять сказанное ранее, а найти неожиданное решение. Затем воздадим должное Будапешту и Софии и, конечно, нашим столицам, скажем, Киеву, Тбилиси, Минску…— Но есть песни других авторов о городах.
— Они уже известны, эти шлягеры, они уже запеты. А тут все должно быть оригинально. И пусть звучит один поэт.
— Может получиться однообразно.
— Чудак, не обязательно все петь. Пусть прозвучат и стихи. Без музыки. Я ведь, между прочим, и чтец вполне приличный. Я знаю, ты считаешь, что, работая над песней, стихотворец идет на известные уступки композитору. Действуй один, покажи, на что ты способен. А я уж как-нибудь донесу твое самостоятельное слово. Ну что, сработаем такую программу? Можем и для телевидения сделать маленький фильм.
Он много раз возвращался к своей идее. Но ни у Марка, ни у меня дальше разговоров дело не пошло.
В этих беседах существенно вот какое обстоятельство — всякий раз он подчеркивал, что хочет в концертах не только петь, но и читать.
Вскоре эта идея нашла еще одно выражение.
Однажды, беседуя со мной, он сказал, горестно пожимая плечами:
— Мне разные люди твердят, что Бернес-певец начисто заслонил Бернеса-актера. Пожалуй, так и есть. Не включить ли мне в свои концертные программы чтение? Причем чтение хорошей прозы, которая мне близка издавна, где есть колоритные характеры. Допустим, так — в первом отделении выдаю Бабеля и Паустовского, а во втором — избранные и новые песни. Как ты думаешь?
— Может получиться очень здорово, — ответил я.
А потом ляпнул:
— Особенно Бабель.
Марк улыбнулся, причем довольно язвительно:
— Значит, по-твоему, после того, как я сыграл Аркашу Дзюбина, одесская тональность мною вполне освоена? Милый мой, Бабеля надо исполнять без нажима. Я ведь был знаком с Исааком Эммануиловичем, порой захаживал к нему. Слышал, как он читает свои рассказы, и кое-что знаю о его вкусах. Ты слышал, как исполнял Зощенко великий Яхонтов? {57}
— Да, посчастливилось. В Доме печати.
— Это он совершил после забавных ужимок Хенкина {58} с его непременным хохотком! И яхонтовское открытие бесценно. Выяснилось, что Зощенко — писатель грустный.
— Ты прав. Но Бабель и Паустовский не очень совместимы. У Константина Георгиевича нет резких красок, особенно в зрелых вещах, у него акварельная кисть, он всегда добр, сострадателен и жестоких сцен почти всегда избегает.
— А что бы ты взял у Паустовского?
— Есть у него такая вещь — «Поводырь».
— Знаю, это из его старых довоенных рассказов.
— Ну и как?
Я задумался. История, рассказанная в «Поводыре», как все у Паустовского, проникнута добротой, светлой грустью, тончайшим чувством природы. Командарм спешит на юг, где начинаются важные учения. Дорога каждая минута. Но самолет совершает вынужденную посадку в глубине Полесья. Пока пилот чинит забарахливший двигатель, командарм отдыхает в домике лесника на берегу озера.