Марк Шейдер

Над ним иногда шутили, и вообще-то он был немного странным, хотя здесь все были немного странными. По большому счету, тут было странно не быть странным.

И он дал мне нацвай, сказав, что это поможет мне «поддерживать себя в тонусе» до тех пор, пока я в забое. Я не знал, что это значит, но взял и сделал так, как он сказал.

Я растираю нацвай языком по зубам, и я ощущаю, что совершенно спокоен. Впервые в жизни я заходил в клеть, не думая о смерти, о том, что эта клеть сейчас оборвется, и сорок человек дружно полетят вниз, с трехсотметровой высоты, вопя и дрожа от страха так, что клеть кидает из стороны в сторону, пока она не зацепится за что-нибудь и не перевернется, и тогда мы все выпадем из нее, хватаясь друг за друга, давя друг друга и продолжая лететь дальше – вниз и вниз, пока окончательно не разобьемся о каменное дно шурфа. Впервые в жизни этого не было.

Мы зашли в клеть.

Мы спустились на дно.

Мы работали шесть часов.

Мы поднялись на поверхность.

Выходя из клети, я ощущал усталость и абсолютное счастье. Страха больше не было. Он вернулся вечером, когда я выплюнул нацвай, и все постепенно ушло, тот дивный новый мир – он растаял в воздухе, как будто его не было. Но я знал – завтра я спущусь в забой без страха. Потому что завтра я спрошу у ребят, и кто-то из них наверняка даст мне зеленый порошок.

Если ничего не случится со мной.

Если ничего не случится с забоем.

Если ничего не случится с самим порошком.

3

На уголовное дело достаточно пяти грамм марихуаны.

Иногда мне не хочется просыпаться. Иногда я могу открывать глаза и думать – черт возьми, ну почему я сегодня проснулся?

А иногда мне снятся сны, и это страшнее всего.

Я знаю наизусть все сроки и все требования по обыскам, выемке и дозам наркотических средств и прекурсоров, обнаружение которых у подозреваемого тянет на возбуждение уголовного дела.

На уголовное дело достаточно одного стакана уксусного ангидрида.

А иногда меня пытаются заставить спуститься в забой, и это еще хуже, чем сны. Но, слава богу, это случается очень редко. В основном моя работа заключается в том, что я езжу от шахты к шахте, почти каждый день трясусь в старом разбитом четыреста шестом «Пежо» по колдовые*ным сельским дорогам и смотрю на уродцев.

В принципе, они все – уродцы, все, кто когда-либо был рожден шахтером или в шахтерском городке, или просто те, кто работал в забое. Их называют грозами [1] , но они не грозы, они – уродцы.

1

Гроз – горнорабочий очистного забоя. – Здесь и далее примеч. ред.

Некоторые остались без рук или без ног. Даже странно, как люди могут жить с такими уродствами. Но они живут, живут и радуются каждому новому уродству, потому что с ним они смогут обворовывать государство еще сильнее. А государство старается нагрузить их работой так, чтобы они поскорее отбросили копыта, и ничего им больше не платить.

В итоге они работают на государство почти даром, но обворовывают его во всем, в чем могут, пока не отбросят копыта. Двинут кони. Врежут дуба. Загнутся. Умрут.

Это называется «симбиоз».

На уголовное дело достаточно четырех с половиной кубов раствора или полграмма сухого веса экстракционной ширки.

Дайте-ка я расскажу вам, чем я занимался раньше. Я был опером районного ОБНОНа и занимался ловлей нариков. Официально это называется «документирование преступной деятельности по хранению и распространению наркотических веществ» и, действительно, несколько отличается от простой ловли.

Смысл здесь не в том, чтобы схватить наркомана, – это может и ребенок: вмазанный наркоман, вообще-то, – никудышный спринтер. Смысл в том, чтобы доказать факт наличия у него шири, или винта, или еще какой-нибудь вкусной «весчи». Если ты просто пытаешься остановить его на улице или стучишься к нему в дом – он выливает раствор. В унитаз или в землю. Наркоман, конечно, безвольное чмо, но он не сумасшедший. Ему хочется вмазаться, но еще больше хочется остаться по эту сторону решетки обезьянника.

Нариков ловят так.

Сначала надо выпасти место, где они тусуются, вмазываются, а еще лучше – фарцуют ширью. Затем надо собрать небольшую опергруппу – хотя бы трое-четверо ребят – и занять позиции. Все становятся так, чтобы в любой момент видеть друг друга, и начинают ждать.

Когда нарисовался нарик, надо сосредоточиться и действовать предельно осторожно. Один человек – обычно самый лучший бегун или тот, кого местная гопота еще не знает в лицо, – приближается к объекту. Вид он при этом делает максимально отрешенный и смотрит куда-то в сторону, напевая себе под нос «Миллион алых роз»: мол, он никакой не мент, а ежик в тумане. Когда до нарика остается несколько метров, он делает рывок.

Это ювелирная работа.

Главное – схватить нарика за кулак, тот кулак, в который он при твоем приближении взял шприц, чтобы второй рукой выдернуть поршень. Надо схватить его за кулак двумя руками и сжать как можно сильнее. Хорошо еще при этом сбить нарика с ног, но это не так уж важно – с разных сторон в это время, что есть силы, несутся ребята. Кулак нарика надо удержать сжатым, пока не подбежит группа, а потом они его вырубят. Два-три удара – больше нарику не надо.

Дальше – это дело техники, нужно лишь найти понятых.

На уголовное дело достаточно пятнадцати сотых грамма кокаина.

«Пежо», конечно, отличная машина, если она новая, только что с конвейера, и если вы ездите на ней по дорогам. Трассам, автострадам, шоссе – я имею в виду ДОРОГАМ.

Не грунтовым дорогам.

Не проселочным дорогам.

Иногда мне кажется, что есть смысл придумать какой-нибудь новый дорожный знак или, скажем, просто указатель: «ЭТО – ДОРОГА!» Ну, там, для иностранцев каких-нибудь. Будут тут возить, к примеру, немцев, показывать им «инвестиционные перспективы украинской угледобывающей промышленности», и начнут немцы спрашивать: «Где дорога? Где дорога? Почему нас не везут по дороге?»

ВОТ ДОРОГА!!!

Другой тут нет, не было и не будет.

И я старательно выруливаю по колдое*нам в поисках шахты, где произошла авария.

Официально моя должность называется «координатор действий по предотвращению и уменьшению негативных последствий экстренных ситуаций на угледобывающих предприятиях со стороны концерна „Западдонбассуголь»». Последние слова означают, что если где-то возникнет «конфликт интересов», то я всегда буду отстаивать сторону шахты. Собственно, в этом суть моей работы.