Маркхейм

Все его прошлое постепенно и последовательно развертывалось перед ним, и он видел его таким, каким оно было в действительности, — неприглядным, безобразным, как кошмар, случайным, как пестрая смесь мотивов в каком-нибудь музыкальном попурри. Вся его жизнь предстала теперь перед ним как одна общая картина поражения.

Жизнь, такая, какою он видел ее теперь, не прельщала его более, она не манила его к себе, не сулила ему ни радостей, ни утех, напротив, она отталкивала его, как нечто гадко-кошмарное, что тяготит и давит, и порабощает его, а там вдали, по ту сторону этого печального земного бытия, ему виднелась тихая пристань для его разбитой бурей ладьи.

В сенях он остановился и заглянул в лавку, где на конторке над трупом убитого им антиквара все еще колыхалось пламя свечи. Теперь там было как-то особенно тихо и безмолвно, как в пустой церкви. Маркхейм стоял и смотрел на покойника, и мысли о нем вдруг целым роем закружились у него в голове.

Вдруг колокольчик снова, на этот раз нетерпеливо зазвенел и задребезжал на весь дом. Маркхейм очнулся и пошел к двери. Отворив, он встретил прислугу на пороге и остановил ее. На лице у него блуждала слабая тень печальной улыбки, а голос звучал спокойно, кротко, почти ласково.

— Знаете, вы бы сходили за полицией, — сказал он, — я убил вашего хозяина.