Маркиза де Ганж

Вернувшись в Рим, понтифики оставили в Авиньоне своих наместников — легатов, но так как легаты имели право исполнять эту должность не более шести лет, то, следуя примеру египетского паши, они занимались только тем, что извлекали из провинции деньги, продавая все, что находилось в их распоряжении. Наместники часто допускали до власти своих любовниц, и те

становились распределителями всяческих благ. Дурное управление вкупе с полным упадком торговли способствовало неуклонному разорению края, который по положению своему должен был бы, напротив, превосходить всех своих соседей или, по крайней мере, обогащаться за их счет.

Городской гарнизон состоял исключительно из почетной гвардии легата, то есть являлся еще одной причиной обнищания города, ибо наличие такой гвардии освобождает горожан от постоя войск, обычно благоприятствующего процветанию увеселительных и питейных заведений. В авиньонской страже служили повара, слуги и лакеи, а так как служба была непродолжительна и неутомительна, то хозяева лишались своих слуг лишь на короткое время.

К причинам всеобщей вялости населения также следовало отнести снисходительность верховного правителя, который не взимал со своих подданных никаких налогов.

Полное освобождение от налогов приумножает состояние богачей и неизбежно погружает в апатию народ, которому более не требуется работать, потому что не надо ничего платить. А если мы вспомним, что дышащие на ладан владения легатов были со всех сторон окружены землями государства деятельного и энергичного, становилось ясно, что крах слабеющего государства неизбежен.

У всех народов были правительства; только у Авиньона его не было. Поэтому жители его делали все, что хотели, а дело шло как могло; однако такого деспотичного суверена, как папский легат, не было ни в одном государстве: все его приказы следовало выполнять беспрекословно,

даже постановления суда утрачивали свою силу, если они противоречили повелению легата. Так что судите сами, что могут значить законы в глазах суверена, всякий раз приостанавливавшего их действие, если они противоречили его капризам! Французские короли говорили: «Я этого хочу»; легат говорил: «Я приказываю».

Доводя до крайности обнищание этого прекрасного края, товарищество французских откупщиков платило двести тысяч франков в год, чтобы жители прилегающей к Авиньону провинции не производили ни табаку, ни ситцу. Отсутствие производства в сочетании с гарантированным доходом в звонкой монете несказанно радовало легата, отдававшего предпочтение такого рода прибыли, нежели неопределенному доходу, получаемому от производства каких-либо продуктов. Если бы легат все время жил в Авиньоне, полученные им деньги оставались бы в провинции; но, как мы уже сказали, через каждые шесть лет очередной легат отбывал, увозя с собой полученные суммы.

В Авиньоне легко можно было стать принцем или герцогом; приобретение титула и сопровождающей его папской буллы, подобной той, которую получают епископы, обходилось в круглую сумму, плата за титул рассматривалась как своеобразный налог, собиравшийся правительством вместо общепринятых налогов. Можно было подумать, что папы, не имя более возможности делать королей, возмещали сей ущерб созданием знатных вельмож.

В самом Авиньоне и в провинции Конта ощущалось влияние инквизиции, однако не столь сильное, как в Испании, а потому и в Авиньоне, и в окрестностях проживало немало евреев.

Излюбленными занятиями местных жителей являлись всякого рода развлечения, прогулки, балы, концерты, устраиваемые в церквях, дегустации легких закусок в монастырских приемных, а также доступное исключительно всем злословие. Постоянная праздность авиньонцев способствовала такого рода времяпрепровождению и как нельзя лучше соответствовала их характерам.

Во все времена и во всех странах люди светские стремились разделять все модные увлечения. Любовь к собственным мужьям среди местных дам была не в моде, зато, следуя обычаю, завезенному из Италии, было принято иметь нескольких поклонников, среди которых непременно должен был значиться чичисбей, в чьи обязанности входило подавать веер и перчатки; чичисбей, семенящий впереди портшеза, считался особым шиком.

Прибыв в Авиньон, гости недолго пребывали в неведении относительно местных интриг: подавая ужин, хозяйка гостиницы одновременно сообщала вам последние новости, достоверность которых было легко проверить, а также все местные сплетни, которые вряд ли стоило принимать на веру, ибо у всех праздных народов злословие всегда идет рука об руку с клеветой. И, довершая описание свойств, присущих праздным народам, скажем, что авиньонцы были изрядные шельмецы.

Вот каков был город, где жила г-жа де Шатоблан и где, как мы скоро увидим, маркиза де Ганж, обосновавшись на некоторое время в доме у матери, вновь станет жертвой интриг своих недругов, задавшихся целью погубить ее.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

На следующий день после прибытия маркизы де Ганж в Авиньон все три брата отправились к ней с визитом. Стремление заполучить наследство вытеснило из сердца маркиза прочие чувства, и он вел себя безупречно.

— Приношу вам тысячу извинений, сударыня, — проникновенным тоном начал он, — за те страдания, которые выпали на вашу долю по причине страстной моей любви к вам. Но как обезопасить себя от ревности, когда ты влюблен в такую прекрасную особу? Недоброй памяти ветреник был очень изворотлив, а потому нам также пришлось прибегать ко всевозможным уловкам и даже поступать с вами несправедливо. Могу ли я тешить себя надеждой, что мое раскаяние сможет заставить вас позабыть мои заблуждения?

— Пожалуй, я рискну ответить тебе за свою очаровательную сестру, — вступил в разговор шевалье де Ганж, изо всех сил стараясь подавить волнение, охватившее его при виде красавицы маркизы, — и надеюсь, опровергать она меня не

станет.

— Не сомневайтесь, дорогой брат, — произнесла Эфразия, нежно обнимая супруга. — Зачем вспоминать о несчастьях, невольною причиной которых была любовь моего милого мужа?

При воспоминании о них супруг мой опечалился, и эта печаль заставила меня забыть о горьких днях, невольным виновником которых он стал.

Настал черед заняться делами, связанными с получением наследства. Маркиз немедленно предложил свои услуги, но г-жа де Шатоблан, с чувством поблагодарив его, уверенно заявила, что ее доверенные люди уже занимаются всем, что относится к этому делу, и зятю совершенно не о чем беспокоиться.

Не сумев скрыть досаду, Альфонс с надменным видом поклонился и торжественно заверил тещу и супругу, что только искреннее желание избавить их от лишних хлопот побудило его предложить свою помощь и, разумеется, он нисколько не сомневается, что все, что бы ни сделали обе дамы, будет прекрасно.

Затем встал вопрос о покупке большого дома на улице Калад, где вся семья могла бы жить зимой. Не отвергая предложения мужа, маркиза тем не менее посчитала необходимым отложить его исполнение до той поры, когда все долги, обременяющие наследство, будут ликвидированы. Г-жа де Шатоблан поддержала ее, и мнение женщин возобладало.

— Следовательно, мы увидимся только на церемонии вручения наследства, — холодно произнес Альфонс. — Однако это грустно, особенно когда любишь друг друга. И все же, — повернулся он к жене, — я далек от мысли делать что-либо против вашей воли, ваши желания всегда будут для меня законом.