Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг.

2. Генералу Корнилову – власть военная.

3. Генералу Каледину – управление Донской областью.

4. Верховная власть – триумвират.

Но это постановление осуществить не удалось: Дон был ревнив к своей свободе и своим «завоеваниям революции». В частности, он оставлял за собой право иметь свою армию.

Это привело к тому, что 26 декабря 1917 г. все вооруженные силы алексеевской Добровольческой организации были официально переименованы в Добровольческую армию, во главе которой стал генерал Корнилов.

Отличительным знаком чинов Добровольческий армии был установлен угол национальных цветов, носимый на левом рукаве шинели и гимнастерки.

* * *

27 декабря впервые были обнародованы цели Добровольческой армии:

1) Создание организованной военной силы, которая могла бы быть противопоставлена надвигающейся полной анархии и немецко-большевистскому нашествию. Добровольческое движение должно быть всеобщим, снова, как в старину, 300 лет тому назад, вся Россия должна подняться всенародным ополчением на защиту своих оскверненных святынь и своих потерянных прав.

2) Первая непосредственная цель Добровольческой армии – противостоять вооруженному нападению на юг и юго-восток России.

3) Но рядом с этой целью ставится другая. Добровольческая армия должна быть той действенной силой, которая даст возможность российским гражданам осуществить дело государственного строительства свободной России. Новая армия должна стать на страже гражданской свободы, в условиях которой хозяин земли Русской – ее народ выявит через посредство избранного Учредительного собрания свою державную волю. Перед этой волей должны преклониться все классы, партии и отдельные группы населения. Ей одной будет служить создаваемая армия, и все участвующие в ее образовании будут беспрекословно подчиняться законной власти, поставленной этим Учредительным собранием.

В заключение воззвание призывало «встать в ряды российской рати всех, кому дорога многострадальная Родина, чья душа исполнилась к ней сыновьей болью».

Добровольцы с восторгом читали это обращение и с надеждой взирали на будущее.

1918 год

Новый год добровольцы встречали, поскольку им позволили обязанности службы, дружными семьями в своих частях, за скромно накрытым «новогодним столом». Они кричали громкое «ура» за Россию, за Добровольческую армию, за победу.

С Юнкерской батареей встречал Новый год генерал Марков. Он пришел в помещение батареи, где еще не были вполне закончены приготовления к встрече.

– Не смущайтесь! – сказал он юнкерам. – Я могу быть полезным и при накрывании стола.

Первый тост генерал Марков поднял за гибнущую Родину, за ее императора, за Добровольческую армию, которая принесет всем освобождение. Этим тостом генерал Марков предложил закончить официальную часть. Затем, за глинтвейном, началась общая беседа. Между прочим, он высказал свою наболевшую мысль, что в этот черный период русской истории Россия не достойна еще иметь царя, но когда наступит мир, он не может себе представить Родину республикой.

Двухчасовая беседа закончилась такими словами генерала Маркова:

– Сегодня для многих последняя застольная беседа. Многих из собравшихся здесь не будет между нами к следующей встрече. Вот почему не будем ничего желать себе: нам ничего не надо, кроме одного: да здравствует Россия!

Простившись с батарейцами, генерал Марков поспешил к своей семье.

Для всех добровольцев было совершенно очевидным тяжелое внутреннее положение Дона и совершенно грозным – внешнее. Советская власть открыто объявила войну «контрреволюции» Каледина. К границам Дона подтягивались части Красной гвардии; ее отряды, поддерживая местных большевиков, уже проникали на его территорию. Станицы безропотно отдавали себя под власть большевиков; более того – переходили на их сторону.

Лишь немногие сотни донских патриотов встали на защиту своего края, половину которых составляла молодежь. Уже в декабре на Дону говорили о славных партизанских отрядах Чернецова, Семилетова и др., защищавших его. Атаман Каледин благословлял их на бранный подвиг, донское правительство их терпело, а масса – в лучшем случае оставалась к ним безразлична. Партизанские отряды сами добывали себе оружие. Не было у них орудий, хотя таковых в донских складах находилось в достаточном количестве.

Было очевидно, что близко время, когда Добровольческой армии придется вступить в бой. Она находилась еще в периоде формирования; ей необходимо было вооружение. Насчитывала она в своих рядах около 3000 человек, имела всего два орудия и не имела кавалерии. На пополнение добровольцами надежды резко пали: Дон был окружен почти сплошной цепью заградительных отрядов. Маленькая Добровольческая армия, кроме того, стояла по частям в трех городах: Новочеркасске, Ростове и Таганроге.

В 1-м Офицерском батальоне

В ночь на Новый год батальон был переведен в казармы на Ботанической улице Новочеркасска, где помещался донской пластунский батальон и батарея. Соседство ненадежное и беспокойное. К радости всех, по соглашению с донскими властями оружие, сданное две недели назад, после экспедиции в Таганрог, было возвращено батальону. Получение его происходило ночью, дабы не возбуждать враждебно настроенную казачью массу. Тогда было получено 6 пулеметов «Максим» с тремя тысячами патронов на каждый, 4 пулемета «Кольт», два ручных «Льюиса», большое количество винтовок и патронов.

Быстро сформировалась пулеметная команда. Не было у нее лишь лошадей и двуколок. Количество патронов было доведено до 120 на человека. Только теперь чины батальона решили, что они вооружены «до зубов», хотя многого еще недоставало.

Однако малочисленность батальона, как и всей Добровольческой армии, была постоянной темой разговоров среди офицеров. Приписать ее отсутствию приказа о мобилизации офицеров никто уже не мог, т. к. все были убеждены, что таковой приказ, будь он отдан генералом Алексеевым или генералом Корниловым, исполнен не был бы. Высказывалась даже мысль о вине своей, вине каждого добровольца-офицера.

«Меня всегда удивляло одно, – записал один из офицеров, – почему мы не увлекли с собой десяток-другой унтер-офицеров и солдат? Ведь были преданные и так же, как и мы, настроенные среди них. Впервые эта мысль пришла мне в голову в Новочеркасске, когда я увидел солдатский состав корниловцев. Не было ли тут какой-то доли „офицерской обиды“, заставлявшей думать только о себе. Но, с другой стороны, это было бы очень рискованным и почти неосуществимым предприятием. Но почему мысль об этом в свое время ие приходила?»

Много вопросов и «больных» тем возникало среди офицеров в то время. От признания упущения, приведшего к малочисленности Добровольческой армии, переходили к теме о виновниках революции, не исключая из них в какой-то степени и себя, а признав революцию как совершившийся факт, говорили о разномыслии среди офицеров, которое она породила. Монархия? Республика? Временное правительство? Учредительное собрание? Только вопрос о советской власти не вызывал никаких споров.

«Происходили и инциденты, но разрешались они весьма мирно. В батальоне был поручик Смирнов. Когда он явился к нам в роту, мы с недоверием отнеслись к нему. Был он тогда немного навеселе и начал ко всем придираться.