Маркс и Энгельс

Маркс, безукоризненно владевший диалектическим методом, понимал, что во всяком зле в какой-то мере может быть добро и в добре — зло. В каждой странице истории Маркс находил положительные и отрицательные стороны.

Он тщательно следил за всеми процессами становления и постепенного укрепления буржуазии. В рамках одних и тех же отношений одновременно воспроизводятся и богатство и нищета. По тем же законам внутри буржуазного общества появляется и новый класс — пролетариат, а вслед за этим развивается неизбежная борьба между этими двумя классами. Экономисты являются в эти годы теоретиками буржуазии, коммунисты и социалисты — теоретиками пролетариата.

«…Но по мере того как движется вперед история, — отвечает Маркс Прудону, — а вместе с тем и яснее обрисовывается борьба пролетариата, для них становится излишним искать научную истину в своих собственных головах; им нужно только отдать себе отчет в том, что совершается перед их глазами, и стать сознательными выразителями этого. До тех пор, пока они ищут науку и только создают системы, до тех пор, пока они находятся лишь в начале борьбы, они видят в нищете только нищету, не замечая ее революционной, разрушительной стороны, которая и ниспровергнет старое общество. Но раз замечена эта сторона, наука, порожденная историческим движением и принимающая в нем участие с полным знанием дела, перестает быть доктринерской и делается революционной…»

Маркс писал «Нищету философии» на одном дыхании, весь охваченный нахлынувшими мыслями.

Женни называла это творческой лихорадкой. Так оно и было на самом деле. Карл пожелтел от напряжения и долгих часов работы без свежего воздуха. И все-таки писал он необыкновенно быстро, поражая этим Энгельса. Обычно придирчивый к себе, он опять и опять переписывал и откладывал уже сделанное, а неудовлетворенная мысль его проникала все глубже и глубже в суть вопроса.

В смысле требовательности к себе Карл походил на средневекового поэта, о котором рассказывали, что он писал за столом, имевшим сто ящиков. Каждый раз, дополнив или исправив сонет, он перекладывал его дальше и считал оконченным лишь тогда, когда вынимал его из сотого ящика.

Давно уже спал Брюссель. На ратуше часы пробили три раза. Маркс все еще сидел за письменным столом. Женни поднималась с постели, на цыпочках входила в кабинет мужа и садилась подле него. Свет лампы падал на склоненное лицо Карла, на его усталые веки. Женни вглядывалась в каждую новую морщинку на его лбу, вспоминая, когда она появилась впервые. Ей казалось, что в суете, в повседневных заботах она недостаточно уделяет ему внимания.

Нередко Карл работал до рассвета.

В то время как Прудон с присущей ему самоуверенностью заявлял, что фабрика впервые возникла в результате простого сговора тружеников средневековых цехов, Маркс, опровергнув это, доказал, что не цеховой мастер, а предприниматель-купец стал ее хозяином.

Маркс высмеял также мнение, высказанное Прудоном, что конкуренция порождена человеческим характером и потому неизбежна, и заявил, что, появившись в XVIII веке, она может навсегда исчезнуть в последующие столетия, как только изменятся исторические потребности.

Пышное здание, построенное Прудоном, вся его беспомощная теория распалась на жалкие куски под ураганной силой мысли Маркса.

В самом конце своей книги Маркс коснулся исторического значения протеста рабочих против гнета, который выражался в стачках и объединениях для совместной борьбы. Прудон не придавал стачкам и союзам рабочих никакого серьезного значения, оставаясь глухим к грому все более часто повторяющихся восстаний. Признав, что борьба за работу и кусок хлеба частично разделяет тружеников, порождая конкуренцию, Маркс доказывал, что у них всегда останется общая цель — заработная плата на сколько-нибудь приемлемом уровне. Необходимость сопротивления толкает рабочих к объединению в союзы, где выковывается теоретическое и практическое оружие для грядущих боев. Когда-то давно и буржуазия начинала с объединения против гнета феодалов. Так рождается класс, который потом, свергнув поработителей, сам становится у власти и создает новый строй.

Нарастающие противоречия между пролетариатом и буржуазией должны неизбежно привести к революции. Таков закон истории.

Всякое общественное движение не исключает политического, потому что нет политического движения, которое не было бы общественным. Только в бесклассовом обществе этого уже не будет.

Так, подвергнув разрушительной критике идеалистический и метафизический метод Прудона, Маркс защитил и развил новое, научное, пролетарское мировоззрение. Он заложил основы новой политической экономии.

Закончил Маркс свое замечательное произведение словами Жорж Санд:

«Битва или смерть; кровавая борьба или небытие. Такова неумолимая постановка вопроса».

Адальберт фон Борнштедт переселился в Брюссель. Менее всего хотелось ему жить на, родине, в Пруссии. Отношения его с прусской полицией после неудачного редактирования газеты «Вперед» испортились. Борнштедт все же непрестанно стремился иметь в своем распоряжении печатный орган. Этот с виду совершенно безучастный ко всему светский человек любил власть, которую дает живое слово прессы. Его прельщал непрерывный поток новостей, проносящийся через газету. Прусское и австрийское правительства высоко ценили его незаурядные способности. Как всякий одаренный шпион, он был также и актером, обладал даром перевоплощения. Взяв на себя какую-либо роль, он начинал верить сам, что это и есть его подлинная сущность.

Наконец ему удалось осуществить свое желание, и он начал выпускать два раза в неделю «Немецкую брюссельскую газету».

Борнштедт по самому роду двойственной жизни хорошо разбирался в людях и был тонким психологом. Это было залогом успеха в игре, которая стала его жизнью. Знать людей не всегда для того, чтобы точно обрисовать их в секретных донесениях, но чтобы укрыться, не быть разоблаченным, — чрезвычайно важное свойство для тех, чьим вдохновителем становится Иуда. И это искусство маскировки в совершенстве постиг Борнштедт.

Он сумел обмануть даже Меттерниха и прусских профессионалов тайной полиции.

Не люди, а одни секретные бумаги, которые он писал и отправлял в Австрию и Пруссию, могли раскрыть его истинное лицо.

Издатель «Немецкой брюссельской газеты» понял, какой неоценимый кладезь знаний и мыслей несут в себе Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Он объявил себя сторонником коммунистических взглядов и полностью согласился с курсом газеты, который предложили Маркс и Энгельс.

Он не мог не оценить их политический темперамент, необычайный интеллект. Среди многих других Адальберт выделил Маркса и сделал все возможное, чтобы понравиться ему и привлечь к работе в газете. Перо такого человека, как Карл Маркс, подобно мощному крылу, высоко поднимало любое издание. И Борнштедт, ближе узнав Маркса, не только стал гордиться своим сотрудником, но и предоставил в его распоряжение всю газету.

Уже давно о Борнштедте говорили, что он провокатор. Но никаких фактических подтверждений не было. Многих политических деятелей противники пытались очернить такими наветами, поэтому Маркс и Энгельс не придали слухам о Борнштедте никакого значения. Они считали его честным человеком, хотя и непостоянным в своих политических убеждениях. А поскольку газета была им необходима, они охотно согласились принять в ней участие.

Маркс получил хорошую трибуну, откуда он и его единомышленники начали борьбу за свои взгляды. С помощью газеты они могли вмешиваться в общественную жизнь не только немецких изгнанников, но также социалистов и коммунистов иных национальностей в Бельгии и других странах и направлять ее. Это дало им преимущество в спорах с «истинными социалистами» и буржуазными демократами.

Маркс с увлечением начал сотрудничать в «Немецкой Брюссельской газете». Многие статьи он писал вместе с Энгельсом, воюя с другими немецкими газетами, особенно с «Рейнским обозревателем», издававшимся в Кёльне. Этот город был дорог обоим. Карл провел в нем несколько лет и оставил там немало друзей, с которыми не терял живой связи и поныне. Он любил вспоминать кабачок возле сумрачного собора, где спорил до рассвета с Рутенбергом и Гессом. Да, Кёльн — веселый город, там живет крепкий народ, любящий песни и шутки.