Маркус Вольф
Шрифт:
«Кренц какое-то время носился с мыслью обо мне как о возможном преемнике министра госбезопасности, — вспоминал Маркус Вольф. — На сей счет однажды состоялся короткий разговор. Но я уже твердо решил уйти из МГБ».
Уход Вольфа совпал с полосой неудач разведки ГДР. Что было тому причиной?
Возможно, его преемник не был столь же сильной фигурой, как Вольф. Да и в Западной Германии удвоили силы для противостояния восточногерманской разведке. В 1985 году новым начальником ведомства по охране конституции ФРГ стал 42-летний Хольгер Пфальс. Отсутствие опыта разведывательной работы ему заменяли врожденное чутье и широкие политические контакты. Юрист по образованию, он работал прокурором и судьей в Баварии. Его приметил Франц
Его усилия были оценены. В 1987 году Пфальс получил повышение и стал заместителем министра обороны. Но интерес к контрактам на поставку немецкого оружия оказался для него роковым. В 1992 году он покинул свой пост и бежал из страны, спасаясь от прокуратуры. Выяснилось, что Пфальс получил взятку за контракт на поставку немецких бронемашин в Саудовскую Аравию. Его нашли во Франции, суд установил вину Пфальса, и он отправился за решетку…
А Маркус Вольф круто изменил свою жизнь. Не только расстался со службой, но и нашел себе новую спутницу жизни. Вольф развелся со второй женой — Кристой и в октябре 1986 года женился на Андреа Штингль. Эрих Мильке долго не разрешал ему вновь жениться. Во-первых, министра раздражала любвеобильность его заместителя, во-вторых, в аппарате МГБ избранница начальника разведки была на подозрении.
Но в конце концов Мильке отпустил Вольфа на волю. В сущности, министр был доволен, что избавился от слишком самостоятельного заместителя по разведке. 27 ноября 1986 года Мильке устроил ему торжественные проводы. На прощание вручил генерал-полковнику Маркусу Вольфу высшую награду ГДР — орден Карла Маркса. Вольф с женой обосновался на уютной вилле в лесу у озера.
«Закрытость и осторожность в отношениях с окружающим миром были от рождения чертами его интровертного характера, усиленными воспитанием в родительском доме, условиями жизни, школой Коминтерна, а затем и спецификой работы в разведке, — писал Георгий Санников. — Даже близким друзьям он иногда казался „вещью в себе“. Может быть, лишь с одним человеком он был до конца откровенным, не скрывая своих потаенных мыслей. Это его последняя любовь, жена, советчик и помощница — Андреа».
В Советском Союзе отправленный в отставку чиновник словно переставал существовать. Его никто не вспоминал. Маркуса Вольфа не забыли. Уйдя в отставку, Вольф постоянно общался с Мильке, показывал министру и своему преемнику в разведке отрывки из воспоминаний, которые собирался публиковать, спрашивал разрешения дать интервью иностранным корреспондентам. Когда ездил по стране, останавливался в гостиницах МГБ, беседовал с руководителями окружных управлений. Вольф имел возможность встречаться с Хонеккером, писать ему. Получив письмо, Хонеккер всегда ему звонил.
А коллеги из Гаваны пригласили Маркуса Вольфа с женой погостить на Острове свободы. «Куба была для нас страной светлого будущего — страной, которая как бы играючи справлялась со многими трудностями; страной, где, казалось, была почти целиком изжита меркантильность в отношениях между людьми», — вспоминал он.
Его не только сердечно приняли, но и предлагали остаться — писать книгу в тишине и спокойствии на берегу океана. Он не решился остаться. После поездки на Кубу Вольф едва не разошелся с женой Андреа. Но они преодолели этот кризис. «Наш брак даровал нам полноту жизни, — писал впоследствии Вольф. — Я ощущал великое счастье испытывать такую любовь и иметь подругу, которая готова разделить со мной все испытания и удары, уготованные судьбой».
В 1987 году в Советском Союзе начались перемены, которым суждено было изменить политическую карту Европы. Перестройка вдохновила
Вольфа. Он не ощущал себя пенсионером-отставником, чей удел — рыбалка и написание мемуаров. Он жаждал общественной деятельности. Занял позицию умеренной фронды. Интеллектуал, сидящий в кадровом разведчике, не мог примириться с ограничениями, налагаемыми его профессией.Происходящее в Москве пугало Восточный Берлин. Секретарь ЦК СЕПГ по идеологии Курт Хагер весной 1988 года говорил советским партийным лидерам, что происходящие в СССР процессы реабилитации могут навредить отношениям между нашими странами. Именно в этом разговоре Курт Хагер привел страшные данные: после подписания пакта с Гитлером в 1939 году Москва выдала фашистской Германии 400 коммунистов, которые бежали из третьего рейха в СССР. Секретарь ЦК добавил:
— Мы не желаем допускать смятение в умах. — И рассказывал о ситуации в ГДР: — Партия едина, народ сплочен. Народ доверяет партии и генеральному секретарю.
Восточногерманская интеллигенция рассчитывала, что ГДР тоже пойдет по пути перестройки и в стране начнутся перемены. Секретарь ЦК СЕПГ Хагер разрушил эти надежды. Он произнес фразу, которая стала знаменитой:
— Если сосед делает ремонт, то не обязательно переклеивать обои у себя в квартире.
Генеральный секретарь Эрих Хонеккер читал переводы статей из советской прессы, которая становилась всё более свободной, и возмущался. Свои претензии высказывал советскому послу Вячеславу Кочемасову:
— Это же контрреволюция! Таких людей надо высылать из страны! Пожалуй, мы больше не станем использовать понятие «перестройка». У нас своя продуманная концепция развития. То, что у вас делается, в ГДР не воспринимается. Гласность кажется нам очернительством.
Без личного разрешения Хонеккера газеты в ГДР не печатали ни одного материала о положении в Советском Союзе, в нарушение всех традиций не публиковали даже выступлений генерального секретаря Горбачева. В 1988 году в ГДР запретили распространение дайджеста советской прессы «Спутник», выпускавшегося агентством печати «Новости». Маркус Вольф в интервью западногерманской телекомпании АРД не согласился с запретом «Спутника». А о Горбачеве выразился восторженно:
— Я рад и счастлив, что он есть!
Идеологическое начальство в Берлине осталось недовольно: «И заслуженный генерал-полковник не имеет права…» По вторникам главных редакторов собирали в ЦК и промывали им мозги. Главный редактор «Нойес Дойчланд» на недоуменные вопросы, почему центральная газета социалистической Германии вообще не пишет о недостатках и не критикует даже плохих работников, гордо ответил:
— Враги никогда не дождутся от меня, чтобы в нашей газете я сказал что-то плохое о нашей стране!
Но пропагандистская машина ГДР работала в значительной степени вхолостую, потому что восточные немцы имели возможность смотреть западное телевидение. Хонеккер пытался перекрыть доступ информации из СССР. Отчитывал Вячеслава Кочемасов за то, что сотрудники советского посольства встречались с восточными немцами и рассказывали, как в СССР идет перестройка. Вячеслав Кочемасов защищал своих людей. Хонеккер злился и прямо угрожал послу:
— Хочу откровенно вам сказать — это недопустимо! И вообще я могу поставить вопрос о вас, как когда-то поставил о вашем предшественнике.
Хонеккер имел в виду, что это он в 1983 году настоял на отзыве Петра Андреевича Абрасимова. Но времена наступили другие. Кочемасов чувствовал себя достаточно уверенно:
— Для этого нет никаких оснований. Вы, очевидно, сильно возбуждены. Решительно отвергаю все ваши обвинения…
Вячеслав Иванович Кочемасов в 1950-е годы был секретарем ЦК комсомола, перед назначением послом в Берлин много лет работал заместителем председателя Совета министров РСФСР. Он был опытным аппаратчиком в отличие от Петра Андреевича Абрасимова — неконфликтным и нежестким, с мягкими манерами и склонным к компромиссу.