Марш Турецкого
Шрифт:
– Но таким образом вы даете мне возможность вычислить вас. Не очень многие знают, где я был и чем занимался.
– А на кой черт вам заниматься таким пустым делом? Ну предположим, вычислите. А что дальше? Обвините в том, что я вам свою помощь предложил? Или что ее форма вас не устраивает? Так это дело вкуса. Кто любит арбуз, а кто, говорят свиной хрящик. Так-то, любезный Александр Борисович… Ну вот, кажется, уже и ваш дом близок. Значит, думайте. Да, чуть не забыл. Если достигнем консенсуса, я готов поменяться с вами нашими телефонными аппаратами. Вот тогда уж точно будет и номер высвечиваться,
– Заманчиво, сказал Турецкий, заезжая во двор, на стоянку. Значит, есть такие, на которых все высвечивается?
– Есть. Не ломайте голову и спите спокойно. Вам, во всяком случае, ничто не грозит. И вашим близким тоже, он засмеялся. Мы, Александр Борисович, умеем ценить умных и знающих людей.
– Да кто же наконец эти мы? Новый Союз меча и орала, что ли?
– Мы, Александр Борисович, сухо ответил таинственный некто, это значит не я, не он, не кто-то третий. Мы, понимаете? И этим все сказано. В трубке прозвучали сигналы отключения. Турецкий вышел из машины, закрыл дверцу, вякнул сигнализацией и глубоко вздохнул, оглядывая не такого уж верного, оказывается, коня.
– Эх ты, а я надеялся… И пошел не оглядываясь.
И уже у самого парадного ему вдруг почудилось, что машина его наконец переварила сказанное и соизволила ответить:
– А чего ты хотел? На всякого умельца всегда найдется другой умелец!…
– Ты это серьезно? Турецкий даже обернулся.
– А то, ответила машина и лукаво подмигнула левым подфарником.
"Бред", понял Турецкий и подумал, что надо будет "жигуленка", благо Дениска вернулся из командировки, затащить к его ребятам, чтоб все внимательно просмотрели и очистили от ракушек.
Посмотрел на часы: три без двадцати. Полчаса ехал по пустому городу? Не долго ли? Ах, ну да, еще ведь и душеспасительную беседу вел… Значит, связи нет, а о его решении они уже завтра смогут судить по его действиям. Интересная игра намечается…
Табачный киоск был за углом.
Я пошел прямо по краю тротуара, ничуть не опасаясь грязных брызг.
Белая "тойота" въехала колесом в глубокую лужу и обдала меня потоком грязной талой воды с головы до ног. Даже лицо покрылось слоем едкой московской грязи. Кое-как утеревшись, я повернулся к "тойоте", чтобы высказать водителю, что я думаю о нем. Повернулся и застыл.
Есть женщины, увидев которых я забываю обо всем и иду за ними как сомнамбула. Что делать есть у меня такой недостаток, есть.
За рулем "тойоты" сидела именно такая женщина. Она смущенно выглядывала из машины.
– Ой, простите! Я совершенно вас не заметила! приговаривала она.
– Нет-нет, ничего, пробормотал я.
– Нет, сказала она, открывая дверцу, так ходить по улицам нельзя. Вы благодаря мне стали похожи на бомжа. Садитесь.
– Да нет, спасибо…
– Садитесь, садитесь! повторила она. Прошу вас.
Что- то она чересчур настойчива.
– Между прочим, меня зовут Саша, безапелляционно заявил я, забираясь в машину.
– А меня Наташа. Мы с вами как одеколон.
– Что? изумился я. Какой одеколон?
– Ну раньше была серия одеколонов. "Саша" и "Наташа". Не помните?
Она
звонко рассмеялась, откинув голову и обнажив белые и ровные зубы.– Простите меня, Саша. Я такая неуклюжая.
– Уже простил.
– Как мне загладить свою вину? Давайте я вас куда-нибудь отвезу.
– Не надо, говорю, я здесь недалеко работаю. А вот от вашего телефончика в качестве компенсации я бы не отказался. И от сигареты.
Я сразу заприметил пачку "Винстона", лежащую над бардачком.
Она пару раз моргнула, как делают женщины, когда хотят изобразить нерешительность, а потом достала маленький блокнотик и ручку.
– А где вы работаете?
– В Генеральной прокуратуре, никогда не делаю тайны из своей должности, я следователь.
– Ого, поразилась она, как интересно! Вы ловите жуликов?
– Да.
Нет лучших актеров, чем женщины. И никакой мужчина не сможет так мастерски скрыть свою игру. Но вот разгадать чужую я могу. Это один из главных навыков, который я приобрел за годы работы следователем. И вот хотите верьте, хотите нет, но мне вдруг показалось, что моя новая знакомая имеет в своей замечательной головке какую-то заднюю мысль. Причем мысль, имеющую ко мне самое непосредственное отношение. Разумеется, мне захотелось выяснить, что это за мысль такая.
– Вот это да! Никогда бы не подумала, что познакомлюсь с настоящим следователем. Да еще окачу его грязью с ног до головы.
Она прыснула и уже собралась вырвать листок из своего блокнота. И неожиданно сказала:
– Знаете что, если вы покажетесь на работе в таком виде, все жулики разбегутся. Давайте я в качестве компенсации лучше отвезу вас к себе и почищу как следует. Я тут недалеко живу, на Тверской-Ямской.
И опять мне показалось, что она имеет в отношении меня какой-то план.
По дороге Наташа рассказала мне, что работает в модельном агентстве у Юдашкина.
– Неужели манекенщицей! испугался я. Пусть меня сочтут тухлым, старомодным консерватором, но я не люблю этих кукольных красоток, снующих туда-сюда по возвышению посреди зала, которое именуется "подиум".
– Нет, я не манекенщица. Я модельер, сказала Наташа.
Когда она затормозила у своего дома на Тверской-Ямской, мы уже были на "ты". От Наташи исходили особые флюиды, которые заставили забыть обо всем о хоккеистах, о трупах обычных граждан, о трупах хоккеистов и о преступлении, которое нужно кровь из носу раскрыть через три дня. Конечно, я забыл о работе не окончательно. К тому же что-то мне подсказывало, что это неожиданное знакомство на самом деле не такое уж и неожиданное…
– Снимай свой плащ! первым делом скомандовала Наташа, как только мы переступили порог ее квартиры.
Я послушно скинул плащ.
– Проходи в комнату. Я сейчас. Наташа исчезла в глубинах квартиры.
Я говорю "в глубинах", потому что так оно и было на самом деле. Такой гигантской квартиры я еще не видел в своей жизни. В прихожую выходило шесть дверей, ведущих в комнаты, и три коридора, которые тоже заканчивались дверями.
– В какую именно? переспросил я.
– В гостиную. Четвертая дверь справа от входа, издалека донесся голос.