Маршал Советского Союза. Трилогия
Шрифт:
– Вы считаете? Но что они смогут сделать?
– Не знаю. Но мне это не нравится.
Глава 2
24 января 1937 года. Московская область. Село Волынское. Ближняя дача.
Тухачевский испытывал сильное волнение, подъезжая к даче Хозяина.
Вернувшись в Москву, он не сразу вошел в курс дел, а потому поначалу чувствовал себя достаточно расслабленно. Но, воспользовавшись предоставленным ему отпуском по ранению и полистав подшивку газеты «Правда» за сентябрь-декабрь минувшего года, напрягся и очень сильно. Чистка все-таки началась. Совершенно другая, нежели та, что имела место в его воспоминаниях, но началась.
Погиб в автокатастрофе Литвинов. «Комиссовали» одну тысячу двести семнадцать командиров из РККА, преимущественно «старой гвардии».
Показательным стало дело Егорова, которого уволили из армии «по состоянию здоровья» после того, как он ушел в запой. Не выдержала, видите ли, «душа поэта» «публичного унижения» в кабинете Сталина. Оказаться неправым и признать это Егоров был не в состоянии. Поэтому запил. От душевной боли, обиды и бессилия. И не успел он войти во вкус, как ему организовали медицинскую комиссию. Вот так и получилось, что не прошло и двух недель с момента начала истерики, как он уже ехал в Томск «на лечение», причем начисто уволенный из армии. Да не просто ехал, а радовался тому, что его не отправили поправлять здоровье на остров Врангеля к морским котикам и белым медведям.
Читая газеты, Тухачевский не верил своим глазам. Казалось, что весь Советский Союз стал потихоньку приходить в движение, меняя и корректируя свой курс…
За этими мыслями маршал даже не заметил, как оказался перед кабинетом. Дверь открылась. Из-за нее пахнуло легким ароматом терпкого табака. Михаил Николаевич вздохнул и решительно вошел внутрь.
– Здравствуйте, товарищи, – поздоровался он с присутствующими. Сталин, Молотов, Мехлис, Берия, Слуцкий и Шапошников ответили ему тем же.
– Товарищ Тухачевский, – спросил Сталин, – как вы себя чувствуете? Как ваша рана?
– Хорошо, товарищ Сталин, спасибо. Рана заживает потихоньку.
– Вижу, вы принесли с собой папку?
– Я не знал, о чем пойдет разговор, потому подготовил отчет о боевых действиях в Испании, а также замечания и предложения.
– Это очень хорошо, товарищ Тухачевский, – произнес Сталин, изучающе его рассматривая. – Товарищ Берзин нам доложил о вашей инициативе.
– Вы имеете в виду инцидент на площади перед отелем «Флорида»?
– Да.
– Как я понимаю, от меня требуется ответить на вопросы по этому делу?
– Нет. Товарищ Берзин подготовил очень хороший доклад, и вопросов у нас не возникло. – Сталин замолчал, пристально смотря Тухачевскому в глаза. Взгляд был тяжелый, а тигриные глаза буквально прожигали его насквозь. Но Михаил Николаевич не дрогнул от такого нажима, не отвел взгляда и не попятился, продолжая стоять перед вождем с собранным и дисциплинированным видом. – Вы нас удивили, товарищ Тухачевский, – спустя невероятно долгую минуту произнес Сталин. – Сильно удивили. И вы должны знать, что вас представили к званию героя авансом. Надеюсь, вы оправдаете наше доверие, товарищ Тухачевский.
– Приложу все усилия, товарищ Сталин.
– Хорошо. А теперь давайте перейдем к испанским делам. Изучив ваши рапорты и копию боевого журнала, наш новый начальник генерального штаба РККА товарищ Шапошников пришел к выводу, что нужно поддержать ваше предложение и направить в Испанию как можно больше молодых командиров. Для обсуждения этого вопроса мы вас и пригласили. Присаживайтесь…
Несмотря на ожидание какого-то подвоха, совещание прошло достаточно спокойно. Обсуждали предложения Шапошникова по проведению через Гражданскую войну в Испании двадцати тысяч командиров и военных специалистов. С помощью ротации, разумеется. Для чего на территории СССР для подготовки личного состава требовалось силами республиканских союзников развернуть свыше трехсот языковых курсов и прочих подготовительных объектов.
Полтора часа тихой, взвешенной беседы прошли. Вся делегация встала и направилась к выходу. Когда Тухачевский уже подошел к двери, из-за спины донесся голос Сталина:
– А вас, товарищ Тухачевский, я попрошу остаться. – У Михаила Николаевича внутри замерло от такой фразы. «Неужели он тоже?» Но вида постарался не показывать, сохранив спокойное лицо, лишь чуть скривив губы от боли в предплечье. Рана все еще болела.
– Конечно, товарищ Сталин, – кивнул Тухачевский, направляясь к стулу, на который ему указали.
Закрылась дверь. Наступила пауза, которая длилась секунд тридцать, давя на уши и нервируя мерным тактом маятника напольных часов. Сталин же сидел в нескольких метрах и не спеша набивал трубку, совершенно не смотря на маршала. Казалось, что он с головой погрузился в это занятие. Но вот
он закончил. Прикурил. И выдохнув ароматный дым терпкого табака, спросил Тухачевского, медленно произнося слова:– Ведь там, на площади, вы могли умереть, промахнись стрелок хоть немного. Вам просто повезло. Вы знали о столь малом шансе, но все равно осознанно пошли на этот рискованный шаг. Зачем вам все это? Власть? Амбиции? Чего вы добиваетесь?
– Укрепления Советской власти, – произнес Тухачевский, на что Сталин лишь хмыкнул, ожидая продолжения фразы. – Основной бедой Испанской Республики, которую я наблюдал воочию, была разобщенность. Превосходная иллюстрация басни Крылова «Лебедь, рак и щука». Если бы не наша помощь, то Мадрид бы пал. Ликвидация Троцкого позволяла устранить серьезного претендента на лидерство во внутренней политической борьбе республиканских сил и позволить нашим сторонникам захватить там главенство.
– Но это то, что касается Испании. Перечитывая вашу речь, а особенно – интервью, данное вами тому французу, я пришел к выводу, что она была не столько для Мадрида или Парижа, сколько для Москвы. Ведь так? Что вы хотели сказать? – Тухачевский задумался на несколько секунд, собираясь с мыслями. Он, конечно, ожидал расспросов с каверзными вопросами, но от такой прямоты несколько растерялся. – Что же вы молчите? – спросил Сталин, видя растерянность маршала.
– Я хотел бы начать издалека. Чтобы мои слова не прозвучали неоднозначно.
– Пожалуйста, – кинул Сталин, аккомпанируя трубкой.
– Когда в 1917 году наши товарищи подняли революционное знамя, все мы думали о том, что мировая революция не за горами. Мы надеялись на то, что сознательные рабочие и крестьяне восстанут против своих угнетателей по всему миру. Но мы ошиблись. Даже в пределах бывшей Российской империи. Финляндия, Прибалтика и Польша – яркие тому примеры. Да даже на территориях, в целом поддержавших революцию, мы долго вели вооруженную борьбу с ее противниками. Мир оказался не готов к тому, чтобы принять социалистические идеи, не говоря уже о коммунизме. Поэтому мы все, вслед за вашим предложением, стали строить социализм в одной отдельно взятой стране, отторгнув самоубийственные идеи Троцкого. – Сталин слушал молча, не выражая вообще никаких эмоций. А его глаза, казалось бы, держали Тухачевского под прицелом спокойного и флегматичного стрелка. – Начали строить. Но наткнулись на массу проблем. – Бровь Сталина чуть дернулась. – Поэтому я и начал говорить о разобщенности Испании. Знаете, что я увидел там? Ту же самую трагедию, которую наблюдал в ходе подавления восстаний крестьян, вспыхнувших во время проведения коллективизации. Простой народ очень далек от политических и идеологических вопросов. Они ему не интересны. Ему нужно жить спокойно, хорошо кушать, крепко спать и заниматься своим делом, понимая, что завтра, внезапно, все это не пропадет, а он не будет закручен вихрем непонятных ему событий. Именно по этой причине чем дальше, тем больше на сторону франкистов переходит простой народ. Они продвигают приятные и понятные народу традиционные ценности. Силы республики тают. Крестьянство. Армия. Служащие. Рабочие средней и высокой квалификации. Все они потихоньку уходят от Мадрида.
– И вы считаете, что их ситуация применима к Советскому Союзу?
– Во многом ситуация похожа. Разве что наша партия была куда сильнее, чем республиканцы. Я ведь сам участвовал в подавлении крестьянских мятежей во время начала коллективизации. Видел тех людей. Слышал, что они говорили. Мне тогда было дико и непонятно то, что на стороне бунтовщиков нередко выступали представители беднейшего крестьянства. Что их подняло против нас? Ведь они, напротив, должны стать нашей опорой в деревне. Но не стали. Рабочие на заводах тоже хороши. Вроде бы фундамент Советской власти. А что на практике? Я читал отчеты товарища Мехлиса о проверке на нескольких заводах. Везде одно и то же. Брак стал синонимом нашей промышленности. Иной раз читаешь и думаешь о том, что они специально стараются сломать выданный им инструмент или станок да испортить поскорее все заготовки, дабы потом бездельничать и сплетничать в курилках. У большинства рабочих нет никакого желания делать свою работу хорошо. Развиваться. Учиться. Даже напротив – они гордятся своей дремучестью. Да и командиры многие им под стать. Дескать, закончили «революционные университеты» и учиться им больше не нужно. По наитию все делать будут. У меня это вызывает ощущение болота. Одну ниточку потянешь, так там выплывают проблемы, выходящие далеко за пределы моей компетенции как заместителя наркома обороны.