Маршал Тухачевский

Это было понятно Михаилу Николаевичу. Он хорошо знал психологию русского офицерства, знал, как тяжело честным патриотам огульное недоверие.

Солдаты и рабочие имели основания для такого недоверия. Веками помещичье-дворянский офицерский корпус был оплотом царского трона. В офицере солдаты видели прежде всего барина-крепостника. Еще не забылись карательные отряды, возглавляемые офицерами, расстрелы по их команде рабочих демонстраций.

Офицерам, которых от вступления в Красную Армию удерживало недоверие солдат, Михаил Николаевич говорил примерно так:

– Чувствовать по отношению к себе подозрительность очень тягостно. Я испытал это. Но ведь доверие само собой не возникает. Его надо заслужить, завоевать. А чем офицер может завоевать доверие и авторитет у солдат? Во-первых, честностью, во-вторых, отличным знанием своего дела и, в-третьих, любовью к солдату, заботой о нем, уважением в нем человеческого достоинства.

Многим, очень многим офицерам помог Михаил Николаевич стать на путь служения Советской Родине…

Поздно закончился первый день работы комиссии по отбору мобилизованных. Выходя из военкомата, Тухачевский предложил мне и Толстому пройтись.

Стояла теплая июльская ночь. Пенза была погружена в сон. Пустынные улицы с деревянными тротуарами слабо освещались редкими фонарями. Наши шаги гулко раздавались в тишине. Из подворотен на них откликались собаки.

С наслаждением вдыхая свежий воздух, мы шли по хорошо знакомому Михаилу Николаевичу пути к вокзалу. Разговор вели между собой Толстой и Тухачевский, вспоминали гимназические годы, товарищей, педагогов, общих знакомых.

Толстой по образованию был инженер-технолог, в войну окончил Николаевское военное инженерное училище и стал поручиком лейб-гвардии саперного батальона. Батальон этот входил в тот же самый гвардейский корпус, что и лейб-гвардии Семеновский полк, где служил Тухачевский.

Между прочим, вспомнили и Марию Владимировну Игнатьеву, дочь машиниста пензенского депо. В гимназические годы она была постоянной «дамой» Тухачевского на балах. [20]

Прощаясь с нами у салон-вагона, Михаил Николаевич спросил:

– Ну, а как вы решаете – остаетесь работать в Пензе или поедете в действующую армию?

Очевидно, он был уже осведомлен о том, что я с конца 1917 года служил инструктором в Красной гвардии, что в дни чехословацкого мятежа мы с Толстым стали членами оперативного штаба губвоенкомата. Пензенская партийная организация, Совет депутатов нам доверяли. Но вопрос Михаила Николаевича не застал нас врасплох. Не сговариваясь, мы ответили:

20

Позже Мария Владимировна стала женой М. Н. Тухачевского. Сопутствовала ему на фронтах гражданской войны и трагически погибла в Смоленске в 1920 г.

– Поедем!

Толстому Тухачевский предложил должность для особых поручений по инженерной части при командарме, а мне – начальника штаба Симбирской группы войск. Мы согласились с этим.

Меня, правда, точило одно сомнение. Будучи в Москве делегатом первого съезда Всевобуча от Пензенского губвоенкомата, я встретился со многими своими фронтовыми товарищами, намеревавшимися поступить в Академию Генерального штаба, расформирование которой приостановил своим личным распоряжением Владимир Ильич Ленин. Открытие Академии намечалось на осень, я подал рапорт о зачислении в ее слушатели, получил согласие и, вернувшись в Пензу, стал готовиться к экзаменам.

Не стал скрывать этого от Михаила Николаевича и тут же услышал в ответ:

– А знаете, я тоже мечтаю об академии! Но война – лучшая подготовительная ступень к этому. Особенно нынешняя, гражданская, где так много нового, не похожего на все войны прошлого. Давайте после победы поступать в академию вместе…

Массовая мобилизация офицеров в Красную Армию была мероприятием большой практической и политической важности. Своего пролетарского командного состава, обладающего хотя бы минимальной военной подготовкой, Советские Вооруженные Силы еще не имели. Для этого требовалось время. А его не оказалось. Развертывались все новые фронты, формировались новые армии, нужда в тысячах командиров всех степеней все обострялась.

Только Ленин нашел путь к решению этой неотложной проблемы кадров. Он предложил призывать в армию военных специалистов, возложив на политических комиссаров ответственность за их перевоспитание и контроль за добросовестным выполнением ими своих задач.

10 июля 1918 года V съезд Советов вынес постановление о необходимости широкого использования опыта и знаний военных специалистов. Декрет же Совета Народных Комиссаров о призыве офицеров в Красную Армию был издан 29 июля 1918 года. Таким образом, мобилизацию офицерства, проведенную Михаилом Николаевичем Тухачевским 4–5 июля в Симбирске и 19–20 июля в Пензе, надо считать первым пробным шагом. У нас нет точных данных, но можно предположить, что по этому принципиальному и очень щепетильному вопросу Тухачевский получил указания от Владимира Ильича во время беседы с ним перед отъездом на Восточный фронт.

Из Пензы все мобилизованные офицеры направлялись на станцию Инза, в расположение штаба 1-й Революционной армии. Для этого был сформирован поезд особого назначения, к которому прицепили и салон-вагон командующего. Меня назначили начальником эшелона, и мы с Толстым разместились в отдельном купе мягкого пульмана.

В пути Михаил Николаевич пригласил нас к себе на чай. Его салон-вагон, ранее принадлежавший какому-то крупному железнодорожному чиновнику, был комфортабелен и удобен для работы. Здесь стоял письменный стол, тяжелые кресла красного дерева; у кожаного дивана – круглый столик. За ним мы и пили чай.

Разговор перескакивал с одной темы на другую. За окном мелькали поля, луга. Сменялись привычные картины матушки-Руси с ее нищенскими деревушками, погостами да деревянными церковками. На станциях крестьянки предлагали печеную картошку, молоко, ягоды. Вместо денег просили какую-нибудь одежонку или обувь, мыло или соль.

На письменном столе у Тухачевского я заметил томик Пушкина, раскрытый на «Истории Пугачевского бунта». Рядом лежали «Походы Густава Адольфа», «Прикладная тактика» Безрукова, «Стратегия» Михневича. Михаил Николаевич перехватил мой взгляд.

– Да, – вздохнул он, – со времен Разина и Пугачева этот край не знал войны. А теперь вот пожалуйста…

О чем бы ни заходила речь, мысли Тухачевского неизменно возвращались к военным событиям. Больше всего его занимали тогда вопросы организационные. Вместе с Устичевым, имевшим солидный военно-административный опыт, он разрабатывал штаты полков, дивизий, штабов. Не выпускались из поля зрения и армейские склады и ротные обозы. Это была кропотливая и сложная работа, требовавшая недюжинных способностей.

На каждой крупной станции Тухачевский устанавливал связь с Инзой, вел переговоры то с одним, то с другим работником своего штаба. Положение на фронте было крайне тяжелым, особенно под Симбирском. Еще из Пензы Михаил Николаевич телеграфировал начали нику Симбирской группы войск Пугачевскому:

«Обстановку знаю. Держитесь на занимаемой позиции. Скоро в Инзу прибудет Мценский полк, который немедленно вышлю на помощь к вам…» [21]

Этот полк мы встретили в пути 21 июля. Тухачевский вызвал к себе его командира А. Г. Реву, расспросил состоянии полка, подробно ознакомил с обстановкой приказал сейчас же двигаться на Киндяковку, атаковать; противника с тыла и войти в связь с Симбирской группой.

21

ЦГАСА, ф. 157, оп. 3, д. 30, л. 28.