Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира. Книга I
Шрифт:
Халхин-Гол
Пользуясь тем, что внимание всего мира было в это время устремлено на события, происходящие в Европе, Япония осуществляла свои захватнические планы в Китае, Маньчжурии и уже дошла до границ Монголии. В мае 1939 года японские войска нарушили границу МНР и стали продвигаться к реке Халхин-Гол. Это была довольно крупная провокация, в ней участвовали и артиллерия, и самолеты Наши войска в соответствии с Протоколом о взаимной помощи, подписанном в 1936 году, вступили в Монголию и совместными действиями с монгольскими воинами выбили нарушителей за пределы монгольско-китайской границы.
В июне японцы предприняли уже более крупную операцию с твердым намерением захватить на западном берегу реки Халхин-Гол плацдарм и на нем закрепиться для дальнейшего расширения действий —
Основательно подготовив операцию, в которой участвовало 38 тысяч солдат и офицеров, 310 орудий, 135 танков, 225 самолетов, японцы потеснили советско-монгольские войска и вышли на восточный берег реки Халхин-Гол.
В своей книге воспоминаний Жуков подробно описывает подготовку и ход боевых действий, поэтому я не буду пересказывать это его описание, интереснее, мне кажется, познакомить читателей с более поздними материалами — я беру их из выступлений Жукова, из его статей и особенно из послевоенных бесед маршала, записанных Константином Симоновым, который сам побывал на Халхин-Голе и там познакомился с Жуковым. В этих беседах ярко проступают темперамент и характер Жукова давних лет. Вот что он рассказывал:
— На Халхин-Гол я поехал так, — мне уже потом рассказали, как это все получилось. Когда мы потерпели там первые неудачи в мае — июне, Сталин, обсуждая этот вопрос с Ворошиловым в присутствии Тимошенко и Пономаренко, тогдашнего секретаря ЦК Белоруссии, спросил Ворошилова: «Кто там, на Халхин-Голе, командует войсками?» — «Комбриг Фекленко». «Ну а кто этот Фекленко? Что он из себя представляет?» — спросил Сталин. Ворошилов сказал, что не может сейчас точно ответить на этот вопрос, лично не знает Фекленко. Сталин недовольно сказал: «Что же это такое? Люди воюют, а ты не представляешь себе, кто у тебя там воюет, кто командует войсками? Надо туда назначить кого-то другого, чтобы исправил положение и был способен действовать инициативно. Чтобы не только мог исправить положение, но и при случае надавать японцам». Тимошенко сказал: «У меня есть одна кандидатура, командир кавалерийского корпуса Жуков». — «Жуков… Жуков…— сказал Сталин. — Что-то я помню эту фамилию». Тогда Ворошилов напомнил ему: «Это тот самый Жуков, который в тридцать седьмом году прислал вам и мне телеграмму о том, что его несправедливо привлекают к партийной ответственности». «Ну и чем дело кончилось?» — спросил Сталин. Ворошилов сказал, что выяснилось для привлечения к партийной ответственности оснований не было… Тимошенко сказал, что я человек решительный, справлюсь. Пономаренко тоже подтвердил, что для выполнения поставленной задачи это хорошая кандидатура Я в это время был заместителем командующего войсками Белорусского военного округа, был в округе на полевой поездке Меня вызвали к телефону и сообщили: завтра надо быть в Москве. Я позвонил Сусайкову. Он был в то время членом Военного совета Белорусского округа Тридцать девятый год все-таки, думаю, что значит этот вызов? Спрашиваю» «Ты стороною не знаешь, почему вызывают?» Отвечает. «Не знаю. Знаю одно: утром ты должен быть в приемной Ворошилова» — «Ну что ж, есть» Приехал в Москву, получил приказание лететь на Халхин-Гол — и на следующий день вылетел. Первоначальное приказание было такое: «Разобраться в обстановке, доложить о принятых мерах, доложить свои предложения». Я приехал, в обстановке разобрался, доложил о принятых мерах и о моих предложениях и получил в один день одну за другой две шифровки: первая — что с выводами и предложениями согласны И вторая: что назначаюсь вместо Фекленко командующим стоящим в Монголии особым корпусом.
Вступив в командование, Жуков принял решение: удерживая захваченный нами плацдарм на восточном берегу Халхин-Гола, одновременно готовить контрудар, а чтобы противник не разгадал подготовку к нему, сосредоточивать войска в глубине. Решение вроде бы правильное, но неожиданно обстоятельства сложились так, что такие действия могли привести к катастрофе, и вот почему. На плацдарме и поблизости от него наших войск было немного, главные силы в глубине. И вдруг 3 июля японцы, скрытно сосредоточив войска, переправились через Халхин-Гол, захватили гору Баин-Цаган и стали закрепляться здесь.
Жуков так рассказывал
о тех событиях:— Создалось тяжелое положение. Кулик потребовал снять с того берега, с оставшегося у нас плацдарма, артиллерию: пропадет, мол, артиллерия! Я ему отвечаю: если так, давайте снимать с плацдарма все, давайте и пехоту снимать. Я пехоту не оставлю там без артиллерии. Артиллерия — костяк обороны, что же, пехота будет пропадать там одна? В общем, не подчинился, отказался выполнить это приказание У нас не было вблизи на подходе ни пехоты, ни артиллерии, чтобы воспрепятствовать тем, кого японцы переправили через реку. Вовремя могли подоспеть лишь находившиеся на марше танковая и бронебригада. Но самостоятельный удар танковых и бронечастей без поддержки пехоты тогдашней военной доктриной не предусматривался…
Взяв вопреки этому на себя всю полноту особенно тяжелой в таких условиях ответственности, Жуков с марша бросил танковую бригаду Яковлева и бронебригаду на только что переправившиеся японские войска, не дав им зарыться в землю и организовать противотанковую оборону. Танковой бригаде Яковлева надо было пройти 60 или 70 километров. Она прошла их прямиком по степи и вступила в бой.
Жуков рассказывал:
— Бригада была сильная, около 200 машин. Она развернулась и пошла в атаку. Половину личного состава бригада потеряла убитыми и ранеными и половину машин, даже больше. Еще больше потерь понесли бронебригады, которые поддерживали атаку. Танки горели на моих глазах. На одном из участков развернулось 36 танков, и вскоре 24 из них уже горело. Но зато мы раздавили японскую дивизию. Стерли!..
Нетрудно предположить, что бы произошло, если б атака танковой бригады после таких потерь была отбита японцами. В военном отношении — японцы прочно закрепились бы на плацдарме и развили боевые действия в глубь Монголии. Ну а в чисто человеческом плане — Жукова, наверное, разжаловали бы и расстреляли потому, что Кулик поднял бы скандал в связи с невыполнением Жуковым его приказания. Он в то время был зам. наркома, и Жукову, не имевшему еще авторитета, не устоять бы против его обвинений. Но на этот раз восторжествовала поговорка «Победителей не судят!». В этом эпизоде Жуков победил. Но впереди еще предстояли тяжелые бои.
Получив подкрепление, которое он попросил у наркома, Жуков к 20 августа скрытно создал наступательную группировку, имевшую задачей окружение и уничтожение японских войск. На флангах были сосредоточены главные силы, которые в 5 часов 45 минут 20 августа после мощной артиллерийской подготовки и особенно авиационной обработки перешли в наступление. В воздухе было 150 бомбардировщиков, и прикрывало их около 100 истребителей. Удар авиации был настолько силен и точен, что он деморализовал противника, который в течение полутора часов не мог ответить даже организованным артиллерийским огнем.
Жуков продолжал рассказ:
— На третий день нашего августовского наступления, когда японцы зацепились на северном фланге за высоту Палец и дело затормозилось, у меня состоялся разговор с Г. М. Штерном. По приказанию свыше роль Штерна заключалась в том, чтобы в качестве командующего фронтом обеспечивать наш тыл, обеспечивать группу войск, которой я командовал, всем необходимым. В том случае, если бы военные действия перебросились на другие участки, перерастая в войну, предусматривалось, что наша армейская группа войдет в прямое подчинение фронту. Но только в том случае. А пока мы действовали самостоятельно и были непосредственно подчинены Москве.
Штерн приехал ко мне и стал говорить, что он рекомендует не зарываться, а остановиться, нарастить за два-три дня силы для последующих ударов и только после этого продолжать окружение японцев… Я сказал ему в ответ на это, что война есть война, на ней не может не быть потерь и что эти потери могут быть и крупными, особенно когда мы имеем дело с таким серьезным и ожесточенным врагом, как японцы. Но если мы сейчас из-за этих потерь и из-за сложностей, возникших в обстановке, отложим на два-три дня выполнение своего первоначального плана, то одно из двух: или мы не выполним этого плана вообще, или выполним его с громадным промедлением и с громадными потерями, которые из-за нашей нерешительности в конечном итоге в десять раз превысят те потери, которые мы несем сейчас, действуя решительным образом. Приняв его рекомендации, мы удесятерим свои потери.