Маршал Жуков — мой отец
Шрифт:
И, конечно, как и Суворов, отец заботился о солдатах. Полковник в отставке, кандидат военных наук Михаил Иванович Попов из Твери написал мне, что, работая в 1950-е годы над диссертацией в Подольском архиве, нашел боевой приказ Жукова на наступление 20 августа 1939 года [23] , в котором его рукой была сделана приписка: «Всем командирам частей до начала наступления накормить людей горячими щами и галетами. Жуков» (фонд 17 армии за 1939–45 гг.). «Уважаемый читатель может сказать; ну и что особенного в этом? — пишет М. И. Попов. — А то, что в этой простой, бытовой приписке проявилась отеческая забота полководца о солдате, ибо приготовить пищу в тех условиях, в голой степи, было ой как непросто, дрова для походных кухонь приходилось возить за многие сотни километров!»
23
Летом 1939 года войска под командованием комкора Жукова окружили и наголову разгромили главные силы 6-й японской армии на реке Халхин-Гол (Монголия), за что он был награжден первой «Золотой Звездой» Героя Советского Союза (позднее звание Героя Советского Союза будет присвоено ему еще трижды).
Чтение —
Петр Семенович Леонов, бывший у отца в то время водителем, рассказывал мне, что отец всегда перед поездкой спрашивал, накормлен ли он. Если нет, то велит его накормить. Адъютант отца Михаил Федорович Воротников говорил, что за питанием отца ему приходилось следить, так как он очень часто забывал о себе.
Ветеран Великой Отечественной войны Иван Ткачев, кавалер ордена Славы III степени, вспоминал: «Во время подготовки к штурму города Великие Луки, который фашисты стремились удержать любой ценой, необходимо было нашей разведке взять „языка“, чтобы прояснить обстановку. Почти месяц нашей разведроте не удавалось его взять. Однажды вечером, когда наш разведвзвод готовился к ночному рейду, прибыла группа военных, среди них был Жуков, все в маскхалатах. Командир разведвзвода старшина Загоруйко доложил: „Товарищ генерал армии! Разведрота готовится к выполнению боевого задания!“ Жуков улыбнулся: „Ну и разведчики, даже под маскхалатом узнали. Я вот недавно побывал у саперов, так командир батальона доложил мне как полковнику“. Все засмеялись, а Жуков присел на топчан и стал интересоваться, как живут бойцы, всем ли обеспечены, какое настроение перед штурмом Великих Лук, Ответы солдат его явно удовлетворили. Он поднялся, но прежде чем уйти, подошел к разведчику Николаю Попову; „По-моему, сибиряк?“ [24] Получив утвердительный ответ, заулыбался, но тут же нахмурился: „А почему это у тебя, сибиряк, рваные сапоги?“ — „Товарищ генерал, мне давали новые ботинки с обмотками, но я отказался — в сапогах в разведку ходить сподручней“ „А что, и для разведчиков нет сапог?“ — спросил Жуков командующего 3-й армией генерал-полковника К. Галицкого. „Сапоги есть, но их еще не успели выдать“, — явно растерявшись, отрапортовал тот. Ни слова не говоря, Жуков вышел из палатки. Буквально через полчаса после его ухода всем разведчикам были выданы новые сапоги. В тот раз разведчики вернулись с задания, приведя очень важного „языка“, допрос проводил сам Жуков. Вскоре Великие Луки были взяты штурмом…
24
Отец симпатизировал сибирякам. Он говорил, что части, переброшенные из Сибири, особо отличились во время битвы под Москвой «закваской» характера.
Мне довелось увидеть Жукова в 1955 году в Центральном доме Советской Армии на собрании актива частей Московского гарнизона. Учился я тогда в военной академии. К огромной радости на собрании увидел я своих боевых друзей, в том числе Николая Попова и Николая Макрушина, которые были слушателями академических курсов „Выстрел“. Дождавшись перерыва, вышли из зала, стали вспоминать войну. И тут в фойе вышел министр обороны Маршал Советского Союза Жуков. Сначала он подошел к группе офицеров в летной форме, перекинулся с ними несколькими фразами, затем подошел к нам: „Где воевали, гвардейцы?“ — „Под Великими Луками, товарищ маршал“ Жуков внимательно посмотрел на нас: „По-моему, разведчики“. Узнав, что мы из той самой роты, которая добыла важного „языка“ перед штурмом Великих Лук, сразу же оживился: „У меня особое отношение к разведчикам. В 1916 году я сам был разведчиком. Сколько „языков“ перетаскал на своей спине, не сосчитать… За это даже два „Георгия“ получил“. Уходя, маршал попрощался с каждым из нас за руку. Это крепкое рукопожатие, его волевое лицо помнятся мне до сих пор».
Фронтовик В. Т. Севостьянов, инвалид 2-й группы, написал мне: «Мы на всех праздниках Победы только о нем и говорим: вот бы был жив Жуков, наша жизнь была бы намного лучше и авторитетнее». Это говорит о том, что солдаты, воевавшие с отцом, видели в нем своего заступника. Так оно и было на самом деле. Последнее, что отец считал своим долгом сделать (об этом мы читаем в конце его воспоминаний) — это призвать молодое поколение относиться к фронтовикам «чутко и уважительно». «Это очень малая плата, — писал он, — за то, что они сделали <…> в 1941-м, 42-м, 43-м, 44-м и 45-м».
Святые отцы говорят о смысле гонений, клеветы, поношений, непонимания: христианин идет по стопам Христа. Они же поясняют, что христиане, которые хотят быть с Господом в вечной жизни, не должны прилепляться к этой, земной, временной, и поэтому у избранных Господом для Царствия Небесного и вечной жизни земное существование скорбно…
Путь христианина в этой, земной жизни один — следом за Христом послужить людям, отвергшись себя, взять свой крест и взойти на крест предательств, поношений, гонений, клеветы, непонимания, злобы человеческой. «Меня гнали и вас будут гнать», — говорил Спаситель. Мир, лежащий во зле, враждебен духу Христову. Недаром архимандрит Кирилл в беседе со мной как-то сказал, что Жукова уничтожали враждебные Православию люди, чувствуя, какого он духа! «Да, по сердцу своему он был истинный христианин. Как тяжело было ему в змеином гнезде…». Об этом можно только догадываться. За ним следили, устраивали обыски, его подслушивали, за ним подглядывали, на него доносили, клеветали, дважды ему грозила расстрельная (!) статья.
В свою записную книжку отец как-то выписал (в последние годы он любил делать выписки из книг) такие строки:
Змея опасна и вредна, Я вижу, что она змея. Вот люди есть — как ни смотри, На вид они — друзья твои, Но пестрота у них внутри, Они опаснее змеи.Министр обороны СССР Г. К. Жуков в Югославии. Почетный караул в порту Задар. 1957 г.
Об этом же говорит и письмо, написанное в 1955 году моей маме, которую он бесконечно любил и доверял ей самое сокровенное, чего не доверял никому:
«Сегодня
ночью видел угнетающий сон, в который, к сожалению, я верю, как в предзнаменование чего-то неприятного. А эта вера основана на горьком опыте, о чем я тебе в прошлом рассказывал… Я стоял и любовался закатом на берегу моря, всматривался в знакомые предметы на побережье Гагры. Закатилось яркое солнце, и я увидел плавающих рыбок. Двух из них я поймал, а одна как-то плавала в некотором удалении. Поймав ее, я бросил ее в лодку к остальным рыбкам, но что я вижу? Хвост у нее рыбий, а голова змеи. Через пару минут, пока я размышлял, она выползла из лодки и бросилась мне на грудь. Извиваясь, эта гадюка вытягивала свою голову, а жало вилось около моей шеи. Все мои попытки схватить ее оканчивались неудачами. Проснувшись, я хорошо запомнил ее зеленые глаза, золотисто-коричневую кожу… Вопрос: кто эта гадюка? Что значат ее попытки укусить меня?Я в сны не верю, но когда вижу гадюку, я верю в то, что мне делают какую-то гадость. Ну, хватит, поживем-увидим. Мне не привыкать сталкиваться с гадостями гадких людишек».
Таковые составляли лишь малую долю, в большинстве же своем, те, кого жизнь сводила с Жуковым, относились к нему с благоговением. Более того, напутствие Жукова некоторые люди воспринимали как «благословение».
Создатель нашего знаменитого автомата М. Т. Калашников вспоминает: «Конечно же, в поисках своего вольного или невольного „крестного“ я не раз потом мысленно возвращался к личности Георгия Константиновича Жукова… Да, были и перед встречей с ним те, кто помогал, наставлял, поддерживал — чем только мог. Но благословил-то (выделено Калашниковым. — М. Ж.), и в самом деле, Георгий Константинович!»
Нине Васильевне Киселевой, которая родом из деревни Переходы Смоленской области, в 1941 году было всего 13 лет. Нина, помогая партизанам, могла ночью в одиночку идти тридцать километров, чтобы передать данные подпольщикам, помогать под огнем раненым, стрелять из пулемета, сквозь двойной патруль оккупантов нести в футляре от швейной машинки две мины, чтобы потом взрывники уничтожили важный для врага мост. В 14 лет она была награждена орденом Красной Звезды. Когда она однажды принесла партизанские разведданные в штаб дивизии, ей велели задержаться — приехал генерал армии Жуков. Он вручал ордена награжденным, говоря каждому несколько слов. Дошла очередь и до Нины.
— Ну что тебе, малышка, пожелать? — улыбнулся генерал. — Переживи эту большую страшную войну, найди свое счастье, стань хорошей матерью.
Приподнял, поцеловал и опять поставил на землю. Нина обиделась на будущего маршала. Ну пожелал бы он ей, скажем, Гитлера убить, или стать Героем Советского Союза, или дойти до Берлина. А тут — матерью… Разрыдалась она от обиды.
Позже Нина окончила военное училище, дошла до самого Берлина. Героем Советского Союза она так и не стала. Зато через двадцать пять лет стала матерью-героиней, родив и воспитав одиннадцать детей!
О том, как простые русские люди переживали последовавшую за Победой опалу отца [25] , как они молились о нем, радовались его возвращению в Москву, передает письмо старика 114 лет (почти ровесника моего деда Константина Артемьевича, родившегося в середине XIX века):
«Дорогой мой, любимый маршал!
Ваш верный слуга, дедушка Терентий Козырь, 114 лет. Прошу Вас прочитать письмо, хотя и скверно написано, ведь я малограмотный, да еще и старый человек, лежу в больнице, а сам думаю о завтрашнем дне. Я живу один, имею домик (одна комната и кухонька), внучка-инвалидка ухаживает за мной, варит, стирает. А меня ругают: вот, говорят, будет еще жить, такой хороший.
Двенадцать часов ночи пробило под 12 февраля. Не спится мне, старику. Тоска съедает мою грудь, все передумаешь и обо всех, а в особенности о тех, кто ближе к сердцу и живет в моем сердце, пока не закроются мои глаза и сердце не перестанет трудиться — открывать да закрывать двери свои. Простите меня, самый дорогой воин нашей страны Российской, глава наших побед, краса нашей Родины, незабвенный и неоценимый человек. Тронут до глубины сердца, плачу от радости, что взошло солнышко, которое меня грело, а потом что-то перестало греть. Такая тьма была в моем сердце, что чуть не умер от скорби. Вы — наш корабль боевой, перед которым все рушилось, и немецкая твердыня пала под ноги Ваши. Я день и ночь следил за Вашим движением на фронте и молился, чтобы Бог хранил Вас от несчастий, чтобы лучше я умер, чем Вы, а Вы бы жили сто лет.
Окончилась война, и боевой корабль вернулся в родное житейское море, затуманилось море, и не стало видно любимого корабля-победоносца, какой-то туман на море стал. Загоревал я о боевом корабле, пронеслись слухи, что буря ужасно качает корабль, ибыло несчастье на корабле. Я еще больше стал молиться о спасении, и что с ним — не было слышно, но потом были слухи, что корабль чуть не погиб. Боже, верни его невредимым! И что же, совсем пропал слух, где корабль. Я не переставал молиться, и слушать, и спрашивать, где корабль. Кое-где в печати появилось про корабль, что приплыл под вывеской „Жуков“. Нет, не то, не тот корабль побед.
Я проливал слезы не один год и молил Бога, укажи хоть во сне, есть ли, жив ли он. И вижу во сне: приплыл корабль, имя его — Жуков Г. К. Все подняли руки и плакали от радости, встречая, а мое сердце было в такомвосторге, что чуть не лопнуло от радости. На этом я успокоился: значит, жив, невредим, и начал молиться о здравии Вашем, Георгий Константинович!
Проходит время. И вдруг по радио передают о Вашем назначении министром обороны СССР (в 1955 году. — М. Ж.). Я как закричал: „Да здравствует дорогой наш защитник, не жалевший своей жизни за Родину, шел на смерть! Слава Богу, слава, многие лета, многие лета Георгию Константиновичу Жукову! Теперь я в спокойствии, и умирать не надо!“ А те, что живут со мной, посчитали, что я сошел с ума, пошли за врачом, но это была такая радость для меня! Желаю жить сто лет и побеждать врагов. И я, старик, молюсь о Вас и храню Вас в сердце своем, пока не закроются мои глаза.
25
Отец пишет в своих воспоминаниях: «Берия и Абакумов доложили Сталину сфабрикованное на меня дело „о нелояльном отношении маршала Жукова к Сталину“. И тогда не захотели объективно и глубоко разобраться в клевете. Я был выведен из состава ЦК (отец был кандидатом в члены ЦК. — М. Ж.), снят с должности Главкома Сухопутных войск и послан командовать округом. Лишь спустя семь лет выяснилось, что это была преднамеренная клевета».
С июня 1946 года по март 1953 года отец был командующим Одесским, а затем Уральским военными округами.