Маршалы Сталина

Когда начальник штаба 16-й армии генерал Малинин доложил об этом Жукову, тот не поверил сообщению, потребовал личного доклада от самого Рокоссовского. Один военачальник поздравил другого с таким блестящим успехом, но тут же дал директиву наступательными действиями изматывать противника, не давать ему закрепляться. По мнению Рокоссовского, директива не учитывала ситуации, сложившейся на фронте: «В это время противник имел превосходство в силах. Зима, холод, снег. Мы свои войска изматывали в сто раз больше. Я представил Г. К. Жукову обстоятельный доклад о положении войск с предложением перейти к обороне. Ответ был короток и резок. Цель действий Западного фронта даже для меня, командующего армией, была не ясна. Дивизии насчитывали по 2–3 тысячи человек вместо 8-10. Непрерывное наступление пожирало людей, как пламя — сухую траву. Некоторые дивизии представляли собой одни номера».

В эти дни Константин Константинович был тяжело ранен. Осколок снаряда задел позвоночник, повредил два ребра и пробил легкое. Командарму сделали операцию в полевых условиях и эвакуировали санитарным самолетом в Москву. Во фронтовом сортировочном эвакогоспитале было принято решение повторно прооперировать его.

По воспоминаниям главного хирурга госпиталя, поздно ночью ему позвонил Поскребышев, помощник Сталина, поинтересовался состоянием здоровья полководца. А рано утром в госпиталь заявился начальник отдела контрразведки «Смерш» Западного фронта Цанава и стал недружелюбным тоном задавать вопросы: «Сознаете ли вы ответственность за Рокоссовского? За его жизнь? Сделали ли вы все необходимое?».

Через двое суток обнаружилась пропажа: из истории болезни генерала исчез вкладной лист, заполненный хирургом сразу после поступления командарма в госпиталь. Особисты подстраховались, чтобы в случае печального исхода было против кого сфабриковать «дело». Но все обошлось. Через две недели Рокоссовский впервые встал с постели и начал передвигаться по палате. А 28 мая 1942 г. он убыл на фронт.

Константин Константинович получил назначение на должность командующего войсками Брянского фронта. Но пробыл там недолго. Ему не раз приходилось общаться по телефону со Сталиным, и Верховный уловил из разговоров: Рокоссовский хотел бы более масштабной и динамичной деятельности. Так полководец оказался во главе Сталинградского фронта (в конце сентября 1942 г. он был переименован в Донской, а Сталинградским стал называться бывший Юго-Восточный фронт).

В предстоящем контрнаступлении Донскому фронту была отведена значительная роль: вместе с войсками Юго-Западного фронта предстояло окружить и уничтожить противника в малой излучине Дона. Войска генерала Рокоссовского полностью справились с поставленной задачей: прорвав глубоко эшелонированную оборону, они сковали противника и не позволили ему парировать мощные удары по флангам 6-й немецкой армии. 23 ноября соединения Юго-Западного и Сталинградского фронтов замкнули кольцо окружения, в котором оказалась 330-тысячная вражеская группировка.

Противник сопротивлялся фанатично. Сокращение фронта обороны позволило ему значительно уплотнить свои боевые порядки. Кроме того, он воспользовался инженерными сооружениями, созданными советскими войсками в период оборонительной фазы Сталинградской битвы. Нашим сильно поредевшим частям нечего было и думать, чтобы с ходу преодолеть сопротивление врага.

«При очередном разговоре по ВЧ я счел своим долгом доложить об этом Сталину, — писал Рокоссовский.

— Затронул вопрос и о том, что целесообразнее было бы операцию по ликвидации окруженной группировки поручить одному фронту — Сталинградскому или Донскому — с подчинением ему всех войск, действующих под Сталинградом. Сталин не дал определенного ответа».

Тогда Верховный считал задачу более простой и обращал внимание на внешний фронт окружения. Но мало-помалу и он согласился с предложением командующего Донским фронтом, которому в конце концов и была поручена ликвидация окруженного противника.

Тогда-то и пришел к полководцу и его подчиненным по-настоящему звездный час. План операции был предложен лично Рокоссовским и разработан при «деятельном участии», что посчитал необходимым особо отметить Константин Константинович, начальника Генштаба А. М. Василевского и представителя Ставки генерала Н. Н. Воронова. Ударами по центру окруженной группировки с двух сторон предполагалось расчленить ее, а затем ликвидировать по частям. 27 декабря 1942 г. доработанный план был представлен в Ставку ВГК.

В новогоднюю ночь за скромным застольем, в котором, кроме командования фронтом и генерала Василевского, приняли участие прибывшие из Москвы командующий ВВС генерал А. А. Новиков и командующий дальней авиацией генерал А. Ё. Голованов, как-то случайно и вроде бы даже не очень серьезно стали вспоминать исторические примеры, когда попавшему в тяжелое положение врагу предъявлялся ультиматум. На следующий день к делу подошли уже всерьез, и общими усилиями текст ультиматума был составлен и отправлен в Москву. Сталин не только одобрил его, но и приказал за два дня до наступления вручить ультиматум командующему б-й германской армией Ф. Паулюсу, Всем добровольно прекратившим сопротивление гарантировалась жизнь. Но враг отказался от почетной капитуляции, более того — грубо нарушив общепризнанные нормы, открыл огонь по парламентерам.

И тогда 10 января 1943 г. заговорило оружие. Потребовались двадцать два дня напряженных боев, чтобы вынудить окруженных к капитуляции. В плен попали более 90 тысяч немецких солдат и офицеров, в том числе 24 генерала во главе с генерал-фельдмаршалом Паулюсом.

Плененного военачальника первым допрашивал в своем штабе командующий 64-й армией генерал-лейтенант М. С. Шумилов. После допроса возник интересный казус, о котором Рокоссовский рассказал позднее со страниц газеты «Красная звезда»: «После допроса для генерал-фельдмаршала Паулюса, его начальника штаба генерал-лейтенанта Шмидта и адъютанта б-й немецкой армии полковника Адама в штабе нашей армии накрыли стол. Однако Паулюс заявил, что отказывается садиться за него, пока не появится в комнате командующий 64-й армией. Генерал Шумилов обратился за советом к находившимся на его КП заместителю командующего войсками Донского фронта генералу К. П. Трубникову и члену военного совета фронта А. С. Чуянову. Последний сказал: «Вопрос щекотливый. Надо звонить Рокоссовскому»…

Выслушав Шумилова, я пошутил: «И пленить, и допросить сумели. А «прием» организовать затрудняетесь. Советую вам пообедать с фельдмаршалом. Пусть знает, что мы умеем не только хорошо воевать, но и порядочно относиться к пленным. Только долго не засиживайтесь, поскорее отправляйте Паулюса в штаб фронта».

Смотрю, Шумилов не говорит «Есть» и не кладет телефонную трубку. «Михаил Степанович, — спрашиваю, — какие еще проблемы?» Сразу же отвечает: «Так, Константин Константинович, по русскому обычаю на таком обеде положено пропустить по рюмочке». Ставлю точку в телефонной беседе: «Коли положено, надо налить. Если Паулюс пожелает произнести тост, не запрещайте. А вот в протокол допроса заносить это не следует…»

Паулюс, разгоряченный обедом, даже произнес два тоста, и их содержание сводилось к тому, что Красная Армия и русский народ — непобедимы.

А затем Паулюса в штабе фронта допрашивали Рокоссовский и Воронов. Интересная деталь: плененный немецкий фельдмаршал отдал свое личное оружие — пистолет — именно Константину Константиновичу, признав его подлинным победителем.

Заслуги Рокоссовского в Сталинградской битве были отмечены орденом Суворова I степени. Сталин, встречая в Кремле руководящий состав, не дал по-уставному доложить о прибытии, а пожимая руку, стал поздравлять с большим боевым успехом. «…Всех поздравил, пожал руку каждому из командующих, — вспоминал позднее главный маршал авиации Голованов, — а Рокоссовского обнял и сказал: «Спасибо, Константин Константинович!» Я не слышал, чтобы Верховный называл кого-либо по имени и отчеству, кроме Б. М. Шапошникова, однако после Сталинградской битвы Рокоссовский был вторым человеком, которого И. В. Сталин стал называть по имени и отчеству. Это все сразу заметили. И ни у кого тогда не было сомнения, кто самый главный герой — полководец Сталинграда».

К сожалению, годы спустя эту славу пытались прикарманить бывший командующий Сталинградским фронтом маршал А. И. Еременко и член военного совета фронта Н. С. Хрущев. Как писал тот же Голованов, «4 февраля 1943 года Рокоссовский был отозван Ставкой из Сталинграда, и ему не пришлось, как командующему войсками Донского фронта, принять участие в митинге, который был организован в Сталинграде по поводу разгрома противника и окончательного освобождения города. Присутствовать на митинге попросился Н. С. Хрущев, что ему и было разрешено, хотя никакого отношения к боевым действиям войск Донского фронта и ликвидации окруженного противника он не имел, но принимал участие в обороне Сталинграда. Упоминаю об этом лишь потому, что, когда отмечалось двадцатилетие победы в Сталинградской битве, на всех экранах нашей страны Н. С. Хрущев показывался как главный участник этого события». Сие — добавим от себя — никогда не было для наших политических руководителей редкостью.