Марсианин
Шрифт:
— Заходи, Садись, — коротко сказала Елизавета, старательно глядя в окно. Вадим пробрёл разделяющее его и указанное ему кресло расстояние и осторожно в него осел. Невооружённым глазом было видно, что директор то ли взбешена, то ли просто очень сильно взволнована.
То, что взволнована — так это закономерно: в её заведении, в десяти метрах от её кабинета гибнут люди. Приезжает милиция. Учиняет тотальный допрос всем. Даже тем, кто только выстрелы и слышал, но ничего не видел. Но вот озлобление?…
— Зачем ты его спас? — неожиданно задала вопрос Елизавета
Вадик опустил голову и уставился в паркет. Долго молчал.
— Он человек, — выдавил он из себя, — потому и спас.
— Ты даже не представляешь… — голос Елизаветы дрожал. В нём слышались всё те же нотки злости и удивления.
— Представляю… — Вадим насупился, — но… я был должен. Просто должен.
— Ты что ещё и врач? Клятву Гиппократа давал? — язвительно спросила Елизавета.
Вадик помотал головой.
— Нет.
— Так почему? — злость в голосе директора испарилась. Осталось удивление. И досада.
— Просто потому, что… не знаю… не знаю как объяснить. Просто Долг. Должен был. Даже если он трижды сволочь.
Елизавета посмотрела на Вадима и снова отвернулась.
— Если бы ОН был бы хотя бы на осьмушку таким как ты… — с болью сказала Елизавета Васильевна и надолго замолчала.
Она долго боролась с собой, но после вдруг решила облегчить душу просто выплеснув на бедного Вадика длинную исповедь. Говорила она медленно. Тщательно разделяя слова и выражения.
— Ты этого не знаешь, но тут все в нашей фирме это знают… Знают Дьяченку. Знают кто он есть на самом деле… Ты хороший человек, но как бы тебе не было бы за это худо. Люди разные. И говорить про тебя будут после этого гадости.
— Я знаю… — как-то безнадёжно сказал Вадим, — я знал, что меня осудят…
— И всё равно спас?
Свет плафона отразившись от очков Елизаветы Васильевны резанул Вадика по глазам.
— Да.
Директор опустила голову.
— Странный ты… знал что будет хуже… и спас.
На несколько тяжких мгновений воцарилась гнетущая тишина.
— И вам тоже будет хуже? — выдавил из себя Вадик.
— Мне в любом случае будет хуже, — с тоской в голосе произнесла Елизавета, — меня теперь будут подозревать в том, что именно я заказала этого жирного борова. Ведь у меня тоже есть свой интерес…
Вадик вскинулся и ошарашено посмотрел на директора.
— Удивлён? — усмехнулась та, — тут это все знают. Что у меня счёты. Что, разве сплетен не слышал ещё?
— Не, не слышал! — всё также ошарашено ответил Вадим.
— Значит ещё не донесли… Странно… Я думала, что все только и знают, что языками трепать позауглам. Оказывается, есть и исключения.
В голосе директора прорезался горький сарказм.
— Вас просто здесь уважают, — постарался приободрить Вадим Елизавету. Та же просто с сомнением на него глянула и покачала головой.
— Может кто и уважает… но я знаю, люди есть разные…
— Но мне никто про вас гадостей не рассказывал. Вообще ничего не рассказывали.
—
Так уж и ничего?— Не совсем, но то, что рассказали относилось к работе и делу.
— И что же рассказали? — проявила слабый интерес Елизавета Васильевна.
— Сказали что вы профессионал, что у вас острое эстетическое чувство, что по мнению некоторых вы придерживаетесь несколько старомодных представлений о красоте и вообще не любите современную живопись. Что требуете реализма в продукции рекламы и жутко не любите когда она двусмысленна.
— И только это? — опять проявила недоверие Елизавета Васильевна.
— В основном, да.
— Значит ещё не успели, — снова мрачно заметила директор.
Вадим на это только пожал плечами.
— Ты наверное удивишься… но я тебя проверяла через своих людей, — неожиданно заявила Елизавета Васильевна. Вадик удивлённо на неё уставился.
— Когда ты пришёл в офис всех поразило сходство тебя и Дьяченки. Так похожи могут быть только братья. Братья близнецы. Одно отличие — ты на шесть лет моложе. Многие подумали, что тебя послал он. Чтобы что-то разведать выведать. Это его обычная тактика. Оказалось, что ты с ним совсем не связан. Да и просто для шпиона ты оказался слишком талантлив как художник.
Директор тут же отмахнулась от попытки Вадика поблагодарить за комплимент.
— Это действительно так. Ты делаешь вещи гораздо лучше, чем большинство моих работников. Но твоё счастье в том, что ты действительно оказался не связан с Дьяченкой. Ты ведь в городе недавно?
— Да. Недавно.
— Что, на рiдной хохляндии настолько худо стало, что дёру дал? — с усмешкой спросила директор.
— Многие бегут… — решил отговориться ничего не значащей фразой Вадик.
— Понимаю… у меня в охране работает один оттуда. Он как-то рассказывал. Он вообще с Западной Украины, что нетипично. Из Львова.
— А почему не типично? — тут же заинтересовался Вадик.
— Так ведь «западэнец»…
— А! — изобразил «понимание» Вадим, отложив подробные выяснения обстоятельств на потом. Он ничего не понял из объяснений через «западэнца». Видно это было что-то здешнее. За что-то тут «западэнцев» — жителей Западной Украины не любили. И очень сильно не любили. Но следующей фразой директор слегка прояснила Вадику ситуацию.
— Оно ясно, что с Западной Украины если кто и бежит, то прежде всего остатки русского населения. Или некоренные украинцы. А тут вполне коренной… Но я хотела сказать, что если бы ты хоть каким-то боком оказался бы связан с Дьяченкой, то я бы тебя вышвырнула без сожаления.
— Что, настолько плохо? — буркнул Вадим.
— Настолько! — резко рубанула директор.
Елизавета Васильевна снова сверкнула своими очками в сторону Вадика. Взгляд был испытующий.
— Так на то и быть… расскажу тебе всё. Пока сплетники и сплетницы не опередили. Ты тут явно не в курсе происходящего. Но тебе, так как ты в нашем коллективе оказался, надо быть в курсе. Потому что грязи в этом много и зависите вы все от…