Мартлет и Змей

Глава 7 Обман и стрелы

Стрелу мы ставим на кон, Когда играть садимся. И пусть то будет знаком, Что схватки не боимся. Стрелою шлём любимой Письмо с признаньем милым. И с клятвой нерушимой Вино мы пьем потиром. В руке – ладонь невесты, В другой стрела зажата. Семья и дом – насесты, Стрелы свобода – злато. – Ребенок плачет и кричит, Что делать, ты скажи! – А в колыбель, пусть там лежит, Стрелу ты положи! Порой откроешь ты сундук, Кафтан наденешь старый, И шляпа, и перо, и лук — Бывал же меток, право! Когда замерзну я – не плачь! — И вынесут меня, Ты в гроб стрелу мою припрячь — Всю жизнь со мной она. «Моя стрела». Застольная песня «Зеленых Кафтанов»

За 3 дня до Лебединой Песни. Перед рассветом Баронство Теальское. Окрестности Теала

Мельница «Осел и Зяблик» была возведена еще во времена старого барона Эрика Бремера, едва ли не двести с лишним лет назад. И с тех пор ее ни разу серьезно не ремонтировали. Дряхлые крылья были много раз штопаны, крыша как текла, так течет и поныне, а ветхие жернова никто не удосужился заменить на новые: «Мол, раз столько прослужили, еще пару веков простоят!» Да к тому же где-то в стенах «Осла и Зяблика» обитало ворчливое привидение, которое вечно оставляло следы сапог на просыпанной муке. И несмотря на все это, мельница действительно исправно работала, перемалывая и измельчая пшеницу в порошок столь же белый, как костяной.

Перед самым рассветом, в сумеречный час, когда еще даже кобольды спят, худющий и костлявый, как гордая крыса, мельник уже зажег свет и, попыхтев добрых пятнадцать минут с рычагами, запустил жернова. Четыре крыла дрогнули и со скрипом начали вращаться. Мельник отворил ставни и выглянул на тракт.

В туманной дымке, наползшей на дорогу, послышалось небыстрое цоканье подкованных копыт. Приглядевшись, хозяин «Осла и Зяблика» увидел фигуру всадника, выплывшую из мглы. Ранний странник склонился к самой гриве коня – по всему видать, спал. Его богатый сине-зеленый двухцветный плащ был оторочен беличьим мехом; на голову человека был наброшен капюшон, так что разглядеть лицо не представлялось возможным. За всадником на длинном поводе следовал второй конь, груженный сундуком и большим бесформенным мешком.

– Доброе вам утро, сударь! – Мельник кивнул страннику.

Не ответив, незнакомец просто проехал мимо, в сторону вольного города Теала.

По обе стороны от тракта колосилась высокая пшеница, холодный ветер раздувал пашни, от чего те расходились золотистыми волнами. Дорога была разбитой, с глубокими грязными лужами после дождя, но это не заботило вельможу в сине-зеленом плаще. До того момента, когда откроют ворота города, оставалось еще несколько часов – ему было некуда торопиться, есть время поспать, и хоть в седле не слишком удобно, ему не привыкать.

Прошлым вечером он останавливался в деревне, что располагалась в двенадцати милях от мельницы, и там вызнал все, что хотел. Слухи – вот была его цель. Конечно, сам он никогда не доверился бы пустым сплетням да крестьянским байкам в тавернах, но его наниматель, должно быть, очень любил всякие сказки, ведь интересовался именно упомянутыми слухами. Теперь путь его лежал в Теал, чтобы кое с кем встретиться и обменять добытые при помощи крепкого эля и чутких ушей сведения на блестящие рельефные монетки со столь милым глазу желтым отблеском.

Не сказать, что последнее задание было из тяжелых, но когда за посиделки в харчевне еще и платят, это ведь просто мечта для любого солдата удачи. Теперь выручки должно хватить даже на новые сапоги. Человек, что небыстро продвигался к городу, был наемником, и, признаться, одним из лучших в своем ремесле. А то, что глупый мельник с легкостью спутал его с человеком благородных кровей, могло объясняться лишь чрезмерной любовью обладателя сине-зеленого плаща к дорогим красивым вещам. На эту замечательную (как ему казалось) накидку со складчатым подолом и зубчатой пелериной он копил деньги не одну неделю, подчас недоедая и недопивая, ночуя на улице. Но это того стоило…

Дул довольно сильный ветер, проникавший через одежду, – осень вцепилась в эти земли, словно прожорливый упырь-людоед в грудь покойника. Озябшему страннику меньше всего хотелось сейчас шевелиться, но ему пришлось вытащить из-под плаща правую руку, чтобы глубже натянуть капюшон. Левый рукав его камзола висел пустой – руки под ним не было по самое плечо. Все верно: человек был однорук, но это нисколько не мешало его ремеслу.

Уже никого не осталось в живых из тех, кто знал, что еще совсем недавно этот человек был обычным солдатом армии его величества, а конечности он лишился в одном из боев с орками на юго-восточной границе. После такого увечья его уволили из армии, и бесславному вояке стало некуда податься. Положенная пенсия не окупала даже хлеба, нечего уж говорить о мясе – казна пуста, не сметь жаловаться, сержант! Обычным трудом он уже не был в состоянии заработать: что он мог, с одной-то рукой? Поэтому подался на опасную стезю наемничества и стал делать то, что выходило у него лучше всего, – убивать.

Поначалу все шло просто превосходно: несколько самовлюбленных хиляков отправились прогуляться на тот свет, и жизни их, как оказалось, стоили кошеля с золотом, приличного камзола и добротных штанов. Но дальше будто ведьма сглазила. Новый наниматель просил украсть кое-что. Причем не выламывая дверей, никого при этом не скармливая могильным червям – ишь, чего захотел! Пришлось наемнику отказаться от такого предприятия и пойти к следующему заказчику. Но и тут незадача: требовалось незаметно подбросить кое-что злостному конкуренту. Опечалился солдат удачи – все эти тайные дела с одной лишь рукой ему не по силам! Горевал он, да вспомнился ему как-то старый знакомец, Грешный Джон. Поговаривали, что когда-то давно, в молодости, тот служил в тайной королевской службе в виде скрытного агента, шпиона то есть. Томас Однорукий (так, к слову, звали наемника) отыскал старика и упросил того научить его своему мастерству. Все, что имел, до последнего медяка Томас отдал Грешному Джону, но ему повезло: бывший шпион оказался не жуликом или каким простофилей – много тайных секретов он выдал, многому обучил Однорукого. С тех пор-то наемник и брался за любые дела, практикуясь от задания к заданию, – удивительно, но, как оказалось, тайная деятельность у него получалась теперь даже лучше, нежели открытый бой на мечах – кто бы мог подумать?! Странное дело, но даже в кругу охотников за головами и солдат удачи он теперь имел некоторую славу. В нескольких городах даже плакат о вознаграждении за его голову висел, прибитый к воротам. Конкуренты недолюбливали его и опасались: что ж, он давал им все поводы для этого: с ним было не то что ссориться – заговаривать опасно.

И каких-то три дня назад дорога завела его в Теал. Там-то в одной харчевне он и познакомился с этим человеком. Господин Бегающие-Глазки-и-Медовый-Голосок, как назвал его про себя Томас. Наниматель обещал хорошо заплатить, если он узнает «кое-какой незначительный слушок, о котором шепчутся недалекие крестьянчики, если вас это, милый господин, нисколечко не затруднит…». Теперь Томас узнал этот самый «слушок», более походящий на страшную сказку, и возвращался за вознаграждением.

Возможно, он сможет купить себе новые сапоги: черные, блестящие, с золочеными пряжками на ремнях и навесными шпорами. Или в этот раз с простыми пряжками и без шпор? Об этом стоило задуматься…

За спиной послышался быстрый перестук копыт. От реки по тракту мчался всадник. Подняв голову, Томас обернулся. Из утреннего тумана вынырнул конь. Человек, сидящий на нем, был облачен в красные и желтые одежды с изображением трех серебряных роз, растущих из одного корня. Через плечо на ремне у него висел сигнальный рожок. Гонец Уильяма Сноббери, графа Реггерского.

– Уезжайте, господин! – закричал он Томасу, поравнявшись с ним. – Покиньте эти земли, потому как грядет осада Теала, логова мерзких предателей трона! Если же вы рыцарь, то благородным делом для перевязи будет вступить в ряды армии моего сеньора, графа Сноббери! Если же вы купец, оставьте в Теале свои дела и поворачивайте коней! Если же вы верный вассал подлого Танкреда Бремера, вы можете предупредить его, что из этой норы его лисьей душонке уже не выбраться!

Всадник проскакал мимо, направляясь к городу. Наемник остался в полном одиночестве, но какой уж тут, к Бансроту, сон. Вот нате вам! Томас выругался – он еще не успел получить свое золотишко, тут осада!