Марьяжник

– А почему он был не в настроении? – поспешил поинтересоваться Орлов.

Вилинберг усмехнулся:

– Вы что же думаете, я осмелился бы спросить у генерала о причинах его плохого настроения? Разумеется, нет. А Кирилл Александрович не счел нужным поделиться со мной своими личными проблемами.

И вновь Орлов оставил сарказм собеседника без внимания.

– Так это были личные проблемы?

– Я не знаю, черт побери! – лицо Вилинберга сделалось каменным. – Я не знаю, какого рода были эти проблемы!

– А предположить хотя бы можете?

– Нет, не могу!

– Ну, хорошо, – в маленьком блокнотике Тимофея появилась очередная недоступная для глаз капитана запись. – А кто такой Лагутин?

– Штабс-ротмистр Даниил Лагутин также один из адъютантов покойного Кирилла Александровича.

– Возможно, он сумеет сказать больше, – предположил Орлов, не столько обращаясь к Вилинбергу, сколько размышляя вслух.

– Возможно. Поговорите с ним.

– Непременно. Ну, а что было дальше, капитан? После того, как Кирилл Александрович, согласно вашим словам, поднялся к себе?

– Ничего не было, – Вилинберг не сел – он буквально плюхнулся в кресло и вытянул длинные ноги. – Часов до двенадцати мы все были в адъютантской. Играли в карты. Потом Симаков поднялся к генералу, а когда спустился обратно к нам, то сообщил, что Кирилл Александрович умер. От приступа.

Глаза Орлова едва заметно блеснули.

– Капитан Симаков поднимался к генералу один?

– Что вы имеете в виду? – высокомерно вскинул подбородок Вилинберг. – Вы в чем-то подозреваете покойного Василия Трифоновича?

– Боже упаси, – с улыбкой открестился Орлов. – Я просто хочу кое-что уточнить и…

– Да, капитан поднимался один, – сдержанно бросил Вилинберг. – Он был человеком особо приближенным к генералу, как вам должно быть известно, и в его обязанности входило получение должностных инструкций на следующий день. Инструкций для всех нас.

– А как долго отсутствовал Симаков? Сколько времени прошло между тем моментом, когда он покинул адъютантскую, и тем, когда снова вернулся в нее?

Вилинберг снова вскочил.

– Что за пошлые вопросы, черт возьми?! – взорвался он. – Говорите прямо, что у вас на уме или!..

– Повторяю, мне необходимо уточнить все обстоятельства этого дела…

– Здесь нет никаких обстоятельств, господин Орлов! И уточнять тут совершенно нечего! Я не желаю и дальше выслушивать ваши некорректные намеки! Потрудитесь оставить меня!

Тимофей вынужден был подчиниться. Вилинберг удалился в смежную комнату с высоко поднятой головой, а помощник профессора Головацкого тем временем в сопровождении камердинера покойного генерала поднялся наверх в личные апартаменты Корниевича.

– Вот здесь капитан Симаков и нашел Кирилла Александровича, – скрипучим голосом поведал старый камердинер, остановившись на пороге генеральского кабинета, и указал Орлову на ворсистый ковер слева от большого дубового стола. – Здесь же увидел его и я, когда поднялся, привлеченный шумом. Никто ничего не трогал до приезда полиции, господин Орлов. Равно как никто ничего не трогал и после их отъезда.

– То есть, начиная с утра субботы, в кабинет никто не входил?

– Точно так.

– Вы уверены?

– Абсолютно уверен. Ключ от кабинета Кирилла Александровича всегда находился при мне…

– А второго ключа не было?

Камердинер отрицательно покачал головой.

Тимофей сделал запись в блокноте, затем прошел дальше и остановился рядом с тем местом, на которое ранее указал ему старик. Опустился на колени, провел пальцем по ворсу ковра. Потянул носом, как хорошая собака-ищейка. Камердинер наблюдал за странными действиями Орлова со стороны.

Орлов поднялся, приблизился к столу, внимательно осмотрел его со всех сторон, прикинул расстояние до ковра и вновь пометил что-то в блокноте.

– Вы видели генерала по его возвращении в пятницу? – спросил Тимофей, не глядя на камердинера и двигаясь по периметру кабинета.

– Точно так. Я сам проводил его сюда.

– В каком он был настроении?

– Кирилл Александрович немного нервничал. Впрочем, как всегда в последнее время. Так что – ничего необычного…

– А почему он нервничал? – остановившись на фоне окна, Орлов обернулся.

– Этого я знать не могу, – старый камердинер неопределенно повел плечами. – Кирилл Александрович не славился многословием. Все держал при себе…

– А ваши личные предположения?

Ответа не последовало. Орлов ждал несколько секунд, но так и не дождался.

– Вы оставили генерала здесь одного?

– Точно так.

– Он никого не ждал?

– Как будто бы никого.

Тимофей вернулся к ковру и снова опустился на колени. В руках у него появилась лупа, при помощи которой он несколько секунд сосредоточенно исследовал ворсистое покрытие. Блокнотик он положил на пол по правую руку от себя.

– Мне не показалось, – задумчиво произнес он спустя некоторое время, но стоящий на пороге камердинер покойного генерала вряд ли мог слышать тихое бормотание Тимофея. – Это странно, но так оно и есть. Скажите, – Орлов встал, стряхнул с брюк невидимые пылинки и уже значительно громче обратился к старику: – Генерал Корниевич ведь не страдал хромотой, верно?

Камердинер помедлил с ответом.

– Не страдал.

– А как насчет капитана Симакова?

– Что именно?

– Он не прихрамывал?

В маленьких подслеповатых глазах камердинера мелькнуло нечто, похожее на удивление. Он облизал губы и по возможности незаметно для Орлова перенес вес тела с одной ноги на другую.

– Признаться, я… Я никогда не обращал внимания. Мы с капитаном Симаковым сталкивались нечасто. Но…

– Что «но»? – Орлов подобрал с пола блокнот и убрал лупу.

– Насколько мне известно, капитан имел застарелое ранение. В левое бедро. Но я никогда не замечал, чтобы он хромал…

– Левое бедро, говорите?

Орлов собирался задать очередной вопрос, но не успел. В коридоре послышались быстрые приближающиеся шаги, дверь в кабинет покойного генерала Корниевича распахнулась, на пороге появились двое мужчин. Одним из них был Михайлов. Под мышкой у Егора покоилась тоненькая папочка, перетянутая серебряной тесемкой. Встретившись взглядами с Орловым, Михайлов выразительно постучал по краешку папки указательным пальцем. Это значило, что при нем уже были снимки, необходимые Головацкому, которые Егор забрал в департаменте полиции.