Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен)

 "Король польский нашел средство изумить всех, желающих препятствовать этой лиге, объявляя во всеуслышание, что, если дело дойдет до этого (до распущения Сейма), он решил собрать народное ополчение и, став во главе польского дворянства, предать суду и обвинить виновных в распущении Сейма. Я убедился, что это решение произвело громадное впечатление".

 Впечатление было так сильно, что 22-го апреля посланник возвещал своему королю о поражении, которое потерпел.

 "Все мои старания остались тщетны; король польский нашел средство устранить самых непреклонных сенаторов и нунциев... Оказалось невозможным, несмотря на предложенные деньги, найти в сейме хотя бы одного человека, согласного нарушить Сейм!"

 Французский посланник утратил память и забыл о благодарности. Один человек явился предложить свои услуги. (Более одного и не требовалось по законам польского парламента, представляющим собою в этом отношении памятник довольно поучительный). Явился соучастник. Легко угадать, кто это был: Морштын. Лавируя, за последнее время, между двух течений и между двух скал, уличенный в измене в Версале и Шантильи, находясь под надзором Марысеньки, он продержался, благодаря своей ловкости, сохраняя звание казначея и мечтая найти убежище во Франции. Он вел деятельную переписку с С.-Жерменским двором чрез посредство де Каайера, знакомого ему как агента де Лонгвилля, сохраняя в то же время сношения с посланником бранденбургским, дозволявшпм ему пользоваться своим курьером. Это его погубило. Марысенька не колеблясь, пожертвовала своим сообщником. Она велела остановить курьера и завладела его корреспонденцией. Он сжег шифр, не рассеяв, однако, подозрений, и сразу пошел ко дну. Для него настал час изгнания. Он скоро утешился, направив свой путь в Версаль. Но у г. Витри никого не осталось, кто бы согласился в назначенный день и час направить удар (кинжал) -- "liberum veto" в защиту французского дела.

II.

Осада Вены.
– - Собесский в походе.
– - Прощание.
– - Христианская армия.
– - Немцы и поляки.
– - Собесский-главнокомандующий.
– - Леопольд.
– - Империя без императора.
– - Отсутствующие.
– - Курфюрст Бранденбургский.
– - Польская пехота.
– - Восток и Запад.
– - Проекты Кара-Мустафы.
– - Его самоуверенность.
– - Город доведен до крайности.
– - Штаренберг.
– - Башня св. Стефана.
– - Каленберг.
– - Приезд Собесского.

 Осада Вены началась 14-го июня 1683 г. Турецкая армия в 180 000 человек расположилась вокруг города, оставив на своем пути многочисленные отряды, сильные гарнизоны и отправив разведчиков до самого Линца. В наше время эти воспоминания нам кажутся каким-то сновидением. Между тем, прошло немного более двухсот лет.

 До последнего дня (и один этот факт может служить оправданием Собесского), ни в Польше, ни в Германии никто не знал с какой стороны ожидать нашествия.

 По свидетельству лучших историков, поход на Вену был решен в Андрианополе лишь в июне.

 12-го августа, уступая требованиям Леопольда и немецких принцев, Иоанн III выступил в поход. Настал роковой час не только для одной империи. В течение трехсот лет, вопреки упорному сопротивлению, турецкое могущество возрастало, увеличивая свои владения в трех частях света.

 В Европе, распространяя свое владычество по берегам Дуная, Савы и Адриатического побережья, оно проникло в сердце христианства. Перебравшись за Карпаты с одной стороны, оно дошло до Пресбурга и до Вены -- с другой. Турецкое владычество, постоянно расширяясь, подвигалось подобно морскому приливу: с берегов Евфрата и Индийского океана -- до Триполи и Гибралтара; от Нильских водопадов -- до городов Северной Венгрии. На этот раз прибой угрожал дойти до берегов Рейна!

 Королева польская проводила своего мужа до Тарновских ущелий, где провели весь день в ожидании отставших отрядов. Здесь их встретил генерал Караффа с письмами от императора и от Карла Лотарингского: все умоляли короля поспешить, явиться одному, если его отряды не могут за ним следовать.

 "Одно его присутствие стоит целого войска". Но Собесский уже захватил в руки своих поляков, около 30 000 человек из прежних отрядов, умевших вместе с ним нападать на полчища татар и турок и считавших себя непобедимыми под его командой. Контингент литовский отстал по-своему обыкновению; решили обойтись без него.

 Собесский обнял Марысеньку, расплакался, уверяя, что он скорее умрет от страданий, причиняемых ему этой разлукой, нежели от неприятельских пуль, и уехал, взяв с собою своего старшего сына, Жака, которого он называл "Фанфан" или "Фанфаник". 3-го сентября он прибыл в Штеттельдорф, сборный пункт для всех христианских войск, и здесь он принял начальство над ними в звании главнокомандующего.

 По статье договора от 31-го марта команда над войском предоставлялась Леопольду, если бы он находился при армии, но эта статья была чисто формальная. Военная карьера этого принца ограничивалась двумя смотрами, и Вольтер позднее писал, говоря об этой войне, что на поле битвы близ Вены явилась вся империя без императора. Империя в эти трагические минуты имела своего героя: Штаренберг, комендант осажденного города, остался на высоте своего положения. Здесь собрались князья, герцоги и графы всей империи, которой угрожала опасность: герцог Лотарингский, забывший свою злобу; Саксен-Лауэнбург, Ангальт, Гольштейн, Эйзенах, Вюртенберг, герцоги Баденские, Нейбургские, братья императрицы, Евгений Савойский, будущий враг Франции, -- в то время предводитель драгунского полка, собранного его братом, убитым 7-го июля при Петронеле, при встрече с турецким авангардом, -- курфюрсты Саксонские, Баварские, Гановерские, Гессен-Кассельские -- все, кроме одного: напрасно ожидали курфюрста Бранденбургского. Вызванный Собесским, напоминавшим ему его долг, в качестве вассала, пруссак, наконец, послал отряд в 3,000 человек, -- но он на дороге рассеялся.

 Берлин уже тогда воображал, что Германия может обойтись без Вены.

 Папа Иннокентий прислал немного денег и свое благословение, отказываясь прислать меч. Михаил, предшественник Собесского, получил меч, но он остался в ножнаx.

 Меч посылался вместе с розой для королевы и это был бы дар, присланный для Элеоноры -- эрцгерцогини, но не для Марысеньки, дочери простого французского дворянина.

 "Действительно, никогда Рим не совершал более грубой ошибки", -- писал Собесский в августе в героическом предчувствии будущего торжества. Бенедетто Одескальки не был ясновидящим и не чувствовал благодарности, но Марысенька всегда относилась к нему с уважением, выразив впоследствии желание, чтобы его причислили к лику святых, и упоминая об этом в своем завещании. Франция, как известно, не считала его своим другом.

 Императорская армия в 45 000 человек была великолепна; цвет Германии; отряды бывавшие на полях битвы при Рейне, дававшие отпор Тюренну и Кондэ. Собесский был поражен их представительной осанкой, их вооружением, их дисциплиной, удивляясь даже, что они считали нужным присутствие его и его поляков, чтобы помериться силами с турецким войском.

 "Эти люди подобны лошадям, -- говорил он, -- они не знают своей силы". Его беспокоил тоже вид его солдат рядом с такими молодцами. Он не имел в виду гусар и кирасир: последние не боялись никакого сравнения. Но пехота имела жалкий вид: бедное войско, плохо снаряженное, едва одетое, с босыми ногами, с ружьем, перевязанным веревкой, чтобы оно не. развалилось; и в то же время войско, замечательное по своей выносливости, стойкости и преданности. Вот, что о нем говорит Далэрак -- современный летописец: "Эти солдаты в лохмотьях отличаются стойкостью необычайной; претерпевая всякие лишения, голод, холод с геройским мужеством, они выдерживают всю тяжесть войны, подвергаясь всем опасностям. Я видел пехоту в открытом поле, в опасном отступлении. Когда армию преследовали татары по пятам, пехота защищала конные отряды, давая им возможность смело двигаться вперед. Я видел, как эти солдаты голодные, изнемогая от усталости, ползком двигались вперед, заряжая свои ружья, никуда негодные и ухитрялись ими стрелять, не переставая".

 Это был неисчерпаемый запас народных сил. Их не признавали, ими злоупотребляли гордые барышники; их силы тратили напрасно, и они оставались невредимы. Как показать Германии эту нищету? Собесский нашелся благодаря "шхяхетскому" юмору.. Ему указали на один батальон особенно оборванный, советуя провести его ночью. Он велел выставить его вперед и, указывая на этих оборванцев, сказал: "Господа, вот люди, давшие клятву не носить никакой другой одежды, кроме той, которую они отнимут у врагов. Они сбросили турецкие отрепья, которые они взяли при последнем договоре; скоро вы их увидите роскошно переодетыми в восточные одежды".

 Марысенька главным образом заботилась о личной экипировке главнокомандующего: "Хорошо ли одеты его приближенные?" Он её успокаивал, говоря: "Если императорское войско вздумает судить о нас по этому, оно нас сочтет за крезов, за самых богатых людей нашего времени: ливреи моих пажей и лакеев великолепны; упряжь лошадей превосходна, комнаты моя и сына обиты дорогим сукном. У них позолоты на уздечках и седлах я не видал не только у пажей и лакеев, но и ни у одного принца".

 Восток и Запад встретились, сравнивая себя друг с другом среди этой европейской толпы. Вероятно, по своему воинственному простодушию Карл Латарингский и его товарищи нашли, что в характере поляка много турецкого.