MASH
Шрифт:
— Ну, что? — сказал Дюк после ухода сержанта. — для такого вычурного, феерического драчливого оппозиционного типчика как ты это было вполне мирно. Становишься трусом?
— Нет, — ответил Ястреб, — но я подумал.
— У тебя от этого голова разболелась?
— Я подумал, что ты и я жили здесь такой жизнью, какую познали лишь немногие из тех кого нам еще предстоит встретить. Большинство из бойцов и близких к фронту людей, таких как мы, улетают из Сеула, так что для здешних писарей и тыловых крыс, возомнивших, будто они взаправду пожили в штатовских военных лагерях за рубежом, мы должны
— Я уже задумывался об этом, — согласился Дюк.
В Пусане их направили во временные офицерские казармы и определи в шиферный ангар. Ангар был разделен на три части, и им досталось одно из крайних звеньев. Каждую часть обогревала масляная печь, и на каждой кровати лежал матрас.
— Я кое что вспомнил, — сказал Ястреб, когда они осмотрели свои места.
— Что? — спросил Дюк.
— Помнится мне, — ответил Ястреб, — что в Болоте ты был одним из ярых блюстителей ночных правил. Почти как ритуал: ты вставал с кровати, делал три шага к двери и делал семь положенных шагов от палатки перед тем как справить нужду. Это условный рефлекс, я просто вспомнил о нем. Он тут ночью не подойдет.
— Я намотал на ус. Еще что-нибудь, тетенька?
Хоть оставшиеся ангары и быстро заполнились и среди посетителей были офицеры-медики, не обнаружилось никого из частей МЭШ. Несколько человек прибыли и сдружились раньше. Так что Дюк и Ястреб довольствовались своим обществом. После разумного количества бокалов и в разумный час они решили завалиться спать, но после пятнадцати месяцев на твердой койке матрас на пружинах не казался удобным. Дюк, попробовав свой, сбросил его на пол и там проспал до 3 утра, когда Ястреба разбудил громкий жалобный голос в соседнем отсеке.
— Эй, приятель, — протестовал кто-то, — здесь нельзя этого делать!
— Как это «нельзя», если я уже сделал? — услышал капитан Пирс ответ капитана Форреста.
Тут же капитан Форрест вернулся к своему матрасу и снова захрапел, а соседи по отсеку продолжали ворчать и жаловаться.
Утром выяснилось, что их приятели-офицеры признали Дюка невменяемым. С опаской они разыскали Ястреба и высказали свои жалобы. С тех пор как Дюк и Ястреб сняли с себя знаки отличия медицинского корпуса, Ястреб не видел причин исправлять впечатление, что он и Дюк были жестокими закаленными в боях ветеранами. Он был вежлив, но тверд.
— Сделаю все, что смогу, — успокоил он комитет, — но даже я не решусь рассердить его. Мне повезет, если по дороге домой он не убьет кого-нибудь или я не получу Пурпурное Сердце. Он дошел до того что с трудом разбирает своих от косоглазых.
Когда Ястреб закончил свои объяснения, к группе присоединился Дюк и в тот же момент проезжавший мимо грузовик выстрелил выхлопной трубой. Ястреб и Дюк упали на пол, одновременно доставая свои пистолеты и ища врага. Потом, поняв, что ошиблись, они встали, изображая смущение.
В ту ночь Ястреб спал беспробудно. Проснувшись, он услышал бормотание другой делегации своих соседей, они стояли в дверях и с явным отвращением смотрели на Дюка, все еще спящего на полу на матрасе.
— В чем дело? — спросил их Ястреб, садясь и протирая глаза ото сна. — Он что, опять на пол сходил?
— Нет, он сделал это на печку.
— А
почему же вы его не остановили?— Мы боялись, что он сделает это на нас.
Тем днем они взошли на борт парома до Сасебо. Когда паром отчалил, они прогуливались по палубе, курили и смотрели на толпу веселящихся корейцев и корейский оркестр, играющих в честь их отплытия. Ястреб выкинул сигарету в бурлящие грязные воды под ними.
— А теперь, — изрек он, — когда мы покидаем Прекрасные Земли Кореи, благодарные аборигены выстроились на берегу и взывают: «Пошли на ***! Пошли на ***!»
— Мне нечего добавить, ты этим все сказал, — согласился Дюк.
Когда паром причалил к японским берегам, из туманной дымки возник Сасебо, вполне милый город. Там были горы, хвойный лес и скалистый берег, который напомнил Ястребу побережье Мэйна, как будто он и так не думал о нем. Там же оказались магазинчики, Офицерский Клуб, и несколько тысяч групп ожидающих отправления домой. Хирурги скинули рабочие одежды, облачились в парадную форму, украсив ее положенными знаками отличия, и теперь в них можно было узнать офицеров-медиков.
Это-то и было ошибкой. Прежде чем любой группе возвращающихся разрешали взойти на борт корабля для перевозки военных, надо было пройти обязательный медосмотр на венерические заболевания, и пройти его на «отлично». Вербовали на эту работу возвращающихся офицеров-медиков, и, услышав об этом, друзья пришли в ужас.
— Чур не я, — сказал Ястреб. — Пусть этим занимаются фармацевты, им привычно. После того, как я 18 месяцев оттрубил мастером скальпеля, я не собираюсь идти на понижение в должности.
— Я тоже, — заявил Дюк.
До них снизошел сержант с блокнотом:
— Вы — офицеры-медики? — спросил он.
— Да.
— Ваши имена, пожалуйста.
— Зачем?
— Я составляю список для завтрашнего медосмотра.
— А, конечно, сержант, — ответил Ястреб. — Меня зовут капитан Джордж Лимбургер, а это — капитан Уолтер Камамбер.
Сержант стал записывать, Ястреб любезно помог ему, назвав фамилии по-слогам.
— Во сколько завтра? — спросил Дюк.
— Вам сообщат.
В больших голых бараках время тащилось медленно. Никто, казалось, не знал, когда же отплытие. После того, как их занесли в список дежурных врачей для «поствольного» медосмотра, доктора решили прошвырнуться по магазинам. Спросом в местных магазинчиках пользовались тонюсенькие прозрачные неглиже, известные как голые костюмчики. Ни один настоящий американский парень не мог вернуться на родину, не привезя с собой несколько неглиже для любимой, или любимых, и местным держателям лавчонок с трудом удавалось удовлетворять спрос.
— Мне надо купить несколько голых костюмчиков, — сказал Ястреб.
— Мне тоже.
В ближайшем магазинчике они оценили ассортимент. Дюк настойчиво требовал дать ему с мехом, желательно, норки, по нижнему краю. После длительной торговли и консультаций между служащими и владельцами, магазин согласился доставить такую одежду в течение суток. Их английский был слишком плох для того, чтобы удовлетворить любопытство: они не вполне уловили объяснения Дюка, о том, что он не хочет чтобы у жены замерзла шея.