Маша из дикого леса

Тучи скрыли солнце. Предгрозовые сумерки разорвала вспышка. Над лесом прокатился рокот.

Неприязнь к старику быстро сменилась ненавистью. Ничего не подозревающий Лев Николаевич теперь представлялся Грыже олицетворением дерьмового мира – мира, который только забирал, но ничего не давал взамен. Распаляясь, она даже забыла, куда ехала. Накопившаяся за последнее время злость требовала выхода.

Лев Николаевич поглядел в зеркало, и улыбка сошла с его губ. Не понравились ему глаза этой дамочки, ох как не понравились. Безумные какие-то. И в них, словно бы зрело что-то дикое, злое. Даже жутко стало. Лев Николаевич уже откровенно жалел, что проигнорировал совет внутреннего голоса, и не проехал мимо. Он заметил, как с кончика мясистого носа женщины упала капля пота – не самое приятное зрелище.

– Да, дождик, это замечательно, – Лев Николаевич снова заговорил лишь затем, чтобы звуком собственного голоса развеять гнетущую атмосферу. – Только бы града не было…

– Заткнись! – прошипела Грыжа, подавшись вперёд.

– Что, простите? – опешил Лев Николаевич.

– Ты слышал меня, пердун старый, – Грыжа понимала: теперь она до вожделенной свалки не доедет, но гнев сдержать уже не могла: – Я таких как ты насквозь вижу. Ну, давай, скажи, что у тебя на языке вертится? Скажи, что я вонючая свинья! Думаешь, ты лучше меня? Интеллигентишка херов. Бородку козлиную отрастил…

Задрожав от возмущения, Лев Николаевич остановил машину, распахнул дверцу и выскочил наружу.

– Выходите, сейчас же! – голос его сорвался и прозвучал визгливо.

Мощная вспышка молнии озарила пространство, прогремел гром. Под порывами ветра шумела листва.

Грыжа выбралась из машины.

– Вези дальше.

Лев Николаевич замотал головой.

– Нет, увольте!

– А ну сел за руль, дерьмо старое!

– Я сяду! Сяду! И дальше поеду. Но без вас. Жалею, что решил помочь такой неблагодарной особе!

Лев Николаевич попытался сесть в машину, но Грыжа пихнула его ладонью в щуплую грудь, оттолкнув на пару шагов. Он совсем растерялся: да что же это творится?! От стресса в области сердца кольнула, бросило в жар.

Набычившись, Грыжа двинулась к нему. Лицо было перекошено, сквозь стиснутые зубы вырывалось шипение. Лев Николаевич попятился. Он понимал: с этой тучной крупной женщиной ему никак не справиться. Да и женщина ли она? Похоже, это само зло! Вон глаза какие. Как у лютого зверя. Нужно бежать!

Он развернулся и побежал. Вернее – быстро заковылял прочь, не в силах ускориться. Воздух ему казался горячим потоком, каждый вдох причинял боль. В голове возникла жалобная мысль: «Я старый. Ужасно старый. Не надо так со мной. Пожалуйста…» Сердце, словно тисками сжало, перед глазами замелькали тёмные пятна.

Грыжа шагала за ним по шоссе, сжимая и разжимая пальцы. Рот кривился в жутком подобии улыбки, глаза сверкали. Сейчас она видела в этом старике всех тех, кто унижал её, всех, кого в жизни ненавидела. Для неё больше не существовал окружающий мир. Она будто бы провалилась в иное измерение, где существовали только гроза и этот старик.

Среди туч расцвела серебристая ветвь молнии. От оглушительного грохота задрожала земля.

Лев Николаевич захрипел, схватившись за сердце, и рухнул на асфальт. Сквозь пелену перед глазами он видел, как к нему подошла женщина – тень на фоне вспышек. Она нависла над ним точно источающая смрад гора. Лев Николаевич чётко осознал: это последние секунды его жизни. Сердце сейчас остановится. С этим откровением исчез страх, но появилась обида. Пожилой дачник жалел, что не соберёт урожай своей экзотической редиски. Жалел, что не будет больше вечерами мечтать и строить планы на будущее. Он сделал судорожный вдох, а на выдохе его рассудок погрузился в вечную тьму.

Грыжа сплюнула, смерила Льва Николаевича презрительным взглядом. Она испытывала досаду из-за того, что старик скончался так быстро, без ужаса в глазах. Однако пробудившийся вдруг здравый смысл нашёл в этой ситуации зерно позитива: никто не будет разыскивать убийцу. У старика, по всей видимости, сердце не выдержало. Бывает. Сплошь и рядом.

Хмыкнув, она вернулась к машине, взяла с переднего сиденья большую потёртую спортивную сумку с эмблемой олимпиады – 80. Не отходя от «запорожца», нетерпеливо открыла сумку и аж затряслась от волнения. Её алчный взгляд приковала бутылка. Алкоголь? А может, какой-то говняный сок? Рыча, как зверь, Грыжа зубами выдернула пробку и, не подумав, что в бутылке может оказаться какая-нибудь ядовитая гадость, прильнула губами к горлышку. Всё-таки алкоголь! Наливка. Сладкая. Градусов двадцать. Маловато, но Грыжа была рада и такому пойлу. Она жадно глотала наливку, воспринимая её, как награду за все страдания. Остановилась, отдышалась, и решила остальное допить позже, хотя решение это далось нелегко – алкоголь буквально требовал, чтобы она снова припала к горлышку. Но нужно было убираться отсюда – повезло ещё, что за последнее время не было ни единой машины.

Взяв сумку, Грыжа сошла с шоссе, продралась сквозь густую молодую поросль. Углубившись в лес, снова заглянула в сумку. Обнаружила три банки тушёнки, банку кабачковой икры, две буханки ржаного хлеба, пачку грузинского чая. Кошелёк! Пересчитав деньги, Грыжа усмехнулась: не густо, но на три бутылки самогона хватит. Хорошая добыча. Заслуженный приз. От былого болезненного похмельного состояния не осталось и следа. Даже зуд немного унялся. Дерьмовый мир для Грыжи не стал менее дерьмовым, но она теперь могла с этим фактом мириться.

Лес шумел, как штормовой океан. После яркой вспышки хлынул ливень.

Конец ознакомительного фрагмента.