Маша, прости
Шрифт:
– Завтра праздник, будут выбирать королеву. Мы с тобой обязательно сходим на это посмотреть. Тебе понравится, хватит сидеть под замком.
Филипп улыбнулся в ответ и еще сильнее сжал ее ладонь.
– Здравствуй, Мария, – рядом остановился долговязый старичок, одетый в черный камзол.
– Здравствуйте, господин Уолкт, – напряглась женщина.
– Что это за милый мальчик с тобой?
– О, это Филипп, сын моей сестры Жанны. Вы, конечно, помните Жанну, господин Уолкт? – зачастила женщина. – Вот, приехал погостить. Знаете, ей так трудно с четырьмя детьми. А нам с Клодом мальчик – в радость.
– Да,
Пока Мари объяснялась с долговязым, Филипп с любопытством разглядывал молодых парней, которые по очереди метали острые палки из боярышника в красную тряпку, набитую соломой, отдаленно напоминающую петуха. Молодежь готовилась к завтрашнему соревнованию, громко воя тогда, когда кто-то промазывал. Филипп знал, что это за состязание, оно называлось «битье кочета». Этот праздник пришел из язычества и полюбился англичанам. Суть заключалась в том, чтобы насмерть забить петуха. Завтра площадь зальется кровью под радостные крики горожан. Но англичане никогда не считали такое развлечение жестоким. Наоборот, это говорило о благочестивости нации, ведь именно петух троекратным криком приветствовал отречение апостола Петра. А значит, долг христианина выбить дух из петушиного отродья!
– У вас тоже устраивали «битье кочета»? – поинтересовалась Мария, когда они распрощались с назойливым старичком.
– Мы ходили на площадь к ратуше вместе с папочкой, а потом… – у мальчика на глазах появились слезы.
– Бедный мой! Сколько же тебе пришлось пережить! Но я обещаю, – уверенно заявила женщина, – больше ничего плохого с тобой не случится! Теперь я буду о тебе заботиться!
– Иди с богом, сын мой, – отец Бернар сжал в руке золото. – Сегодня вечером я к вам загляну.
– Прошу вас, святой отец, только не причиняйте вред моей жене.
– Иди, иди, мой долг хранить тайну исповеди и заботиться о своей пастве.
Клод, довольный собой, вышел из храма, раздумывая, куда бы отправиться. «Зайду-ка я к старику Самуэлю, пропущу пару стаканчиков рома, пока святой отец сделает свое дело. Уж он-то сможет справиться с Мари и наконец выкинет этого ублюдка из моего дома».
– Тетушка Мари, я принес дрова для печи.
– Помощник, – женщина улыбнулась и с притворной строгостью посмотрела на Филиппа. – Но ты еще так слаб, не нужно нагружать себя работой. Сядь, перекуси.
– Что вы, тетушка, я большой и сильный, – мальчик влез на стул и с удовольствием откусил мягкий горячий кусок белого хлеба, только что вынутого из печи.
– Конечно, сильный, – засмеялась она. – Завтра мы пойдем на ярмарку, и ты сможешь поучаствовать в состязаниях, а потом я куплю тебе леденцов.
– Тетушка, а почему у вас нет детей?
– Теперь есть, – Мария с тихой улыбкой посмотрела на мальчика.
– Но господин Клод… – он запнулся, увидев на пороге фигуру в черной рясе.
– Отец Бернар? – побледнела Мария. – Проходите, прошу вас. – Она вытерла руки о передник и бросила испуганный взгляд на Филиппа.
– А это и есть твой племянник? – водянистыми красными глазами отец Бернар оценивающе посмотрел на щупленькую фигуру ребенка.
– Да,
это сын моей сестры, – поспешно начала женщина.– Не надо, Мария! – священник предостерегающе поднял руку вверх. – Не оскверняй себя ложью в присутствии священнослужителя. Я знаю, что ты спасла этого ребенка.
– Нет! – женщина бросилась к Филиппу и загородила его собой.
– Тебя видели, – укоризненно покачал головой отец Бернар. – По деревне уже ползут нехорошие слухи, и ты прекрасно знаешь, что грозит тому, кто не исполняет закон. Я думаю только о тебе, – он оттопырил нижнюю губу, как обиженный ребенок. – Я заберу его с собой.
– Нет, – Мария раскинула руки, пытаясь защитить свое право на счастье.
– Так будет лучше для всех, дочь моя.
– Святой отец! Прошу вас! – женщина упала на колени и стала целовать ему руки.
– Хватит! Я и так потерял слишком много времени, – он грубо оттолкнул Марию.
– Вот, возьмите, – Мария торопливо сняла с пальца золотое кольцо и сунула в руки священника. – Прошу вас, я сама отвезу мальчика.
Отец Бернар больше всего на свете любил золото, поэтому сомневался недолго.
– Чтоб завтра его здесь не было.
Эльза очнулась и ощутила твердую почву под ногами, вот только сильно кружилась голова. С трудом приоткрыв глаза, она обнаружила себя на палубе корабля.
«Слава богу, это был всего лишь сон, дурной сон. А мои дети, Филипп, Аннета?» Женщина застонала.
– Очнулась? – на нее смотрела пожилая дама в высоком фонтаже и тяжелом платье из темно-вишневого бархата.
– Где я, где мои дети?
– Кто теперь знает? – женщина перекрестилась. – Вас подобрали в море.
«Значит, и крики, и стоны, и трупы, плавающие рядом, – это не сон? О боже! – Эльза сразу вспомнила, как разрываются их руки. – Нет!!»
– Ну и что же будет с этой бедняжкой? – мадам Кольвиль с сожалением и скорбью смотрела на безутешную молодую женщину с безумным взглядом, которая, обхватив руками голову, словно молитву, твердила одну единственную фразу: «Я не хочу жить…»
– Какое тебе дело до нее? – безразлично отозвался господин Кольвиль, невысокий полный мужчина с лысой головой.
– Бессердечный, а впрочем, у мужчин никогда не было сердец. Это привилегия женщин, – бросила она презрительно мужу и устремила свой взор на Эльзу.
– Как тебя зовут? – она потрясла за плечо молодую женщину.
– Эльза.
– Ну вот, уже хоть что-то. У тебя во Франции есть родственники?
– Я хочу умереть. Я должна умереть.
– Ну вот, опять, – тяжело вздохнула мадам Кольвиль, после очередной безрезультатной попытки получить хоть какую-то информацию.
По прибытии в порт сердобольная мадам Кольвиль решила отвезти Эльзу в монастырь бенедиктинок. – Там она придет в себя, – объясняла она мужу. – Хотя теперь ей только одна дорога – молиться за своих бедных малюток.
1983 г. СССР. Москва
В среду сразу после школы Федор с Машей поехали на дачу. Они весело смеялись в автобусе, наблюдая, как не отстает преследующая их черная «Волга».
– Машка, как они, интересно, на даче за тобой следить собираются? На сосну залезут?