Машина снов

– С пластилином вы придумали гениально, – сказал корееспондент. – Сколько нужно тереть ладони пластилином чтобы они начали прилипать к гладкому камню?

– Тридцать лет, – сказал Ульшин. – Ровно тридцать лет.

…Однажды его взяли на экскурсию в один из дальних секторов тюрьмы. Там был музей искусств, шедевры древних и современных мастеров. Современные мастера лепили цифры, кубики, тяжеловатые ложки, слившиеся в поцелуе (самое современное направление) и было чувство что они не люди, а боги, на время принявшие облик людей, и всякий смертный, подражющий им, смешон или болен. Работы старых мастеров были спрятаны в хранилище или рассыпались от старости – кроме одной. В самой дальней галерее, куда мало кто заходил, стоял многорукий гигант из его снов: каждая рука разветвлялась на свои собственные руки, потом еще и еще. Гигант врос щупальцами в щели между камнями и камни посторонились, раздвинулись, учтиво пропуская его.

– Что это? – спросил маленький Ульшин.

– Скульптура называется "Дерево", – ответил служитель, с трудом притянутый за руку. Автор – Шао Цы, умерший двести лет назад. Работал над шедевром всю жизнь. По преданию, скульптура продолжала увеличиваться в размерах и после смерти автора. Оставлена здесь, как не поддающаяся перемещению. Каким образом была вставлена между камнями – неизвестно.

– Почему это не зеленое? – спросил Ульшин.

Служитель посмотрел на мальчика внимательнее.

– Как доказано современной наукой, дерево никогда не было зеленым.

Еще много раз после этого маленький Ульшин приходил в дальнюю галерею с коробкой пластилина и старался повторить дерево, но пластилин был мягок и не выдерживал нужной тонкости. Ветви были слишком жирными и мягкими, провисали от собственного веса, пластилиновое дерево не могло быть настоящим. Настоящее дерево было прочным, почти как камень, и с трудом верилось, что оно создано из того же податливого материала, который неяркими волнистыми полоскми лежал в его коробке…

– Тридцать лет, – сказал Ульшин, – ровно тридцать лет.

Но за тридцать лет он не сумел создать ничего равного великому дереву Шао Цы.

– Тридцать лет – это очень много, это целая жизнь, – сказал корреспондент "Листка".

– Я никак не могу поверить, – сказал Ульшин, – что я прожил здесь всю жизнь.

– Проживете еще тридцать лет и поверите.

3.

В этот же день он снова посетил музей. Сейчас музей выглядел намного современнее: древние мастера исчезли совсем, целующихся ложек стало больше, а некоторые ложки извращались даже с вилками и ножами. Стало многолюднее в залах – любители искусства прохаживались медленными, тихими шагами и переговаривались восхищенно на вечные темы. И снова казалось, что здесь творили боги, только внешне похожие на людей. Скромно прошлась процессия из одинаковых мальчиков и девочек – плановая экскурсия детского сада. Потом им предложат слепить то, что они запомнили, ради смеха.

Ульшин подошел к служителю:

– Вы не подскажете, где я могу увидеть «дерево» Шао Цы?

– У нас есть только «пень» этого автора.

Ульшин прошел в дальнюю галерею (которую он тотчас же вспомнил) и увидел невысокий пень, на котором сидели два глухонемых мальчика и показывали друг другу неприличные знаки.

– Из чего это сделано? – спросил Ульшин.

– Из пластилина, как и все скульптуры.

– Куда делось все остальное?

– Всего остального не было.

Служитель засуетился и пропал.

Ульшин несколько раз обошел вокруг пня (глухонемые прекратили ссориться и стали показывать те же знаки ему) и решил пойти дальше. Галерея сворачивала и виднелось несколько ступенек. Он услышал свисток и обернулся.

Свистел толстый усатый человек, глупо раздувая щеки.

Он был одет в форму пожарника.

– Вы мне? – спросил Ульшин и толстый человек вынул свисток изо рта. Оказывается можно было говорить при помощи обычных слов.

– Тебе, тебе, туда вход воспрещен.

– Тогда почему нет таблички?

– Сейчас будет.

Два стражника с плоскими лицами вышли из-за его спины с хорошо отрепетированной одновременностью и направились в сторону Ульшина. Подойдя, они надели на него наручники. Наручники применялись довольно редко – все равно каждый жил в тюрьме.

– Можете не называть своего имени, – сказал Волосатик, – оно нам хорошо известно.

– Конечно, потому что мы видимся каждый день.

В этот момент Волосатик перевоплотился в старого друга, вынужденного исполнить тяжкий долг. Ульшин прослезился.

Волосатик не обратил внимания ни на слова, ни на слезы.

– Вас зовут Ульшин и вы обвиняетесь в попытке свержения существующего строя. Только учитывая ваши большие заслуги и огромную популярность в народе, вы приговариваетесь не с смертной казни, а к битью палками. Битье состоится завтра, в четыре в центральной пыточной, прошу быть точным и не опаздывать.

– Что я сделал?

– Вы интересовались преступной скульптурой Шао Цы, корни которой расшатали часть фундамента. Это государственное преступление. Вход в музей вам отныне запрещен.

Он зашел к Полине. Полина грела чай и улыбалась своим тайным мыслям, как заговорщица.

– Ты знаешь? – спросил он.

– Знаю. Все знают. Мне дали билет бесплатно, как твоей знакомой.

– Тогда чему ты улыбаешься?

– Ничего не будет. Мы с тобой убежим.

– Куда?

– Говорят, есть много камер, где никто не живет. Я буду носить тебе еду.

Битье палками в восьми случаях из десяти заканчивалось смертью и тело выбрасывали в черную трубу. Тот, кто оставался жив, становился инвалидом со сломанными коленями, руками, и обязательным повреждением позвоночника.

– Ты этого хочешь? – спросила Полина.

– Нет. – Он вспомнил дальнюю галерею. – Я знаю, куда я хочу идти. Но больше всего я хочу сбежать отсюда.

– И не думай, – ответила Полина. – Думаешь, мне в этом сне нравится? Будешь лежать на диванчике, а меня оставишь здесь? Будешь смотреть на банку с пивом? Да я тебе глаза выцарапаю.

Последние слова она произнесла нечетко, потому что втягивала чай с ложечки.

4.

У входа в музей стоял наблюдатель. Полина подошла и заговорила с ним. Наблюдатель оказался отзывчивым и пустил в ход руки. Как быстро, подумал Ульшин, а ведь Полина совсем не хороша.

Он сдвинул набок берет и прошел мимо наблюдателя. Был вечер и в музее никого не оставалось, кроме двух глухонемых. Их Ульшин не боялся, потому что они не смогут рассказать.

– А вот и сможем! – сказали они и высунули языки.

Ульшин не обратил внимания. Глухонемые плескались водой из фонтанчика. В кармане Ульшина было несколько плиток пластилина, завернутых в фольгу. Служители уже сменились, не оставалось никого из утренних, помнивших Ульшина.

Пройдя в галерею с пнем, он подождал Полину. Еще раз убедился в том, что пень сделан не из пластилина – у него была структура, которой мягкий материал лишен.