Маска Атрея

Если говорить честно, она сожалела о том дне и съеденных тайком креветках, о проявленном тринадцатилетней девчонкой неуважении к Богу, который забрал у нее отца. Это был дешевый жест, и отец счел бы его отвратительным — не столько из-за нарушения ортодоксальных религиозных обычаев, сколько из-за злобной мелочности.

Ну что ж, все это в прошлом.

Ожидание результатов исследований напомнило ей о прошлом, но ведь теперь все будет по-другому? Смерть отца была и концом, и началом нового, трудного этапа.

Конечно, результаты исследований будут концом, а не началом, не повторным стартом. Тело либо старое, либо нет.

Они прождали около полутора часов, когда доктор Керем наконец вышел.

— Энтузиасты. — Он помахал надписанным конвертом и достал пачку сложенных компьютерных распечаток. — Я готов отдать эти результаты на почту. Насколько понимаю, вы по-прежнему хотите на них взглянуть?

— Конечно, — ответила Дебора с показным легкомыслием, которое заставило лаборанта кинуть на нее острый взгляд поверх очков. Это было нелепо: они прождали несколько часов. Разумеется, она хотела увидеть результаты.

Каждому анализу соответствовала пачка листов. Каждая пачка начиналась с графика, сопровождаемого несколькими страницами цифр и схем, которые составляли, как поняла Дебора, что-то вроде рассказа.

— И что я тут вижу? — спросил Кельвин, помахав первой пачкой.

— Керамика, — ответил Керем. — Все результаты стабильно указывают восемнадцатый или девятнадцатый век. Сказать точнее нельзя, потому что это период, когда широкое распространение каменного угля влияет на результаты.

— Вы уверены? — спросила Дебора. — Керамика не может быть древней?

— Что вы называете древностью?

— Бронзовый век. Скажем, двенадцатый век до нашей эры.

— Исключено, — сказал Керем.

Дебора чувствовала себя шариком, из которого внезапно выпустили весь воздух. Ричард умер ради ничего не стоящих копий, он — и это почему-то было еще хуже — жил ради них.

— А что с человеческими останками? — спросил Кельвин.

— По-другому, — ответил Керем.

Дебора даже не сразу поняла.

— Как по-другому? — Кельвин весь подобрался, взгляд стал твердым и сосредоточенным.

— Тело не одновозрастно с черепками.

— Насколько оно старше? — у Деборы перехватило дыхание. Такого она не ожидала.

— О, — отозвался Керем, — оно не старше. Оно моложе.

— Что? — Дебора уставилась на него.

— Не намного, — сказал Керем. — Середина двадцатого века.

— Вы уверены? — спросил Кельвин.

Керем, похоже, обиделся.

— Наша машина определяет концентрацию разных изотопов углерода. Она оценивает возраст, основываясь на известной скорости распада радиоактивных изотопов, естественно имеющихся в органическом веществе, и позволяет датировать предметы младше пятидесяти — шестидесяти тысяч лет. Все, что старше этого, больше не содержит радиоуглерода. С другой стороны, повсеместные испытания ядерного оружия в пятидесятых годах прошлого века значительно повысили уровни радиации в органике. Разница между веществом, которое предшествует этим испытаниям, и тем, которое появляется во время или после них, вполне заметна. Человеческие останки явно относятся ко времени до атомных испытаний. Тело относится к первой половине двадцатого века, смерть имела место, возможно, в середине сороковых годов.

Дебора почувствовала, как у нее отвисает челюсть. Сороковые? Не может быть!

— Можно посмотреть? — попросил Кельвин.

Керем подал ему конверт, и Кельвин начал недоуменно просматривать бумаги.

Дебора хотела спросить Керема, уверен ли он в точности анализа, но поняла, что такой вопрос будет бессмысленным и невежливым.

— Ладно, — пробормотала она. — Хорошо. Нам пора идти.

— Другие результаты будут готовы, вероятно, через пару недель, — добавил Керем. — Отправить их в музей по почте?

— Другие результаты? — повторила Дебора, все еще чувствуя себя ужасно тупой и словно бы немного пьяной.

— Ваш испанский галеон, — пояснил лаборант.

— А, верно. Да. Пришлите их в музей.

Доктор Керем кивнул, забрал у Кельвина конверт и ушел, оставив их в скромном светлом вестибюле, который теперь, казалось, еще больше походил на приемный покой в больнице.

— Ты как? — спросил Кельвин.

— Нормально, — соврала Дебора. — Я позвоню Керниге.

Выбора не было. Время играть в детектива давно прошло.

— Ладно, — сказал Кельвин, бросая на нее испытующий взгляд. — Наверное, правильно. Звони ему, а я пока загляну в уборную. Потом заберем вещи и отправимся в путь.

Это был почти вопрос, и прозвучал он так, будто они провели несколько дней вдвоем в горах. Дебора почти не слушала, просто согласно кивнула и полезла за телефоном.

Итак, это не Агамемнон. Вообще-то она и прежде не верила, во всяком случае, в последнее время, но тут возникала новая и пугающая странность. Не древнее тело, извлеченное после столетий под землей, и не просто несколько костей, взятых с ближайшего кладбища в конце девятнадцатого века, — нечто более современное и менее связанное со Шлиманом, с раскопками, с Микенами, даже просто с археологией. Новый и неотложный вопрос завладел мыслями Деборы, когда она нетвердой рукой нажимала кнопки на телефоне. Когда она думала о поисках предметов, пропавших из спальни Ричарда, ее интересовало: как, что и почему. Теперь все эти вопросы затмил новый: кто?

Кто был человек, чье тело лежало в витрине за книжным шкафом Ричарда?

И кто убил этого человека?

Глава 58

— Агент Кернига, — произнес голос в трубке.

— Это Дебора Миллер, — сказала она. — Я в Афинах.

— Вы где?

— Афины, штат Джорджия. Я только что узнала кое-что, о чем вы должны услышать.

— Давайте.

Дебора рассказала. Она намекнула, что приехала проверить возраст галеона и случайно наткнулась на результаты других исследований. Кернига промолчал, и она понеслась дальше, двигаясь от пункта к пункту, не пытаясь сознательно что-либо скрыть. Тем не менее она не сказала, что с ней Кельвин, даже не упомянула о нем, а когда он вышел из здания и улыбнулся ей, отвернулась, чтобы сосредоточиться на разговоре.

— Как позвонить в эту лабораторию ЦПИИ? — спросил Кернига, выслушав ее описание результатов исследований.

Дебора посмотрела на квитанцию и зачитала ему номер.

— Вероятно, они не расскажут вам больше того, что я уже рассказала.

— Мне не нужны подробности, — ответил он. — Мне нужен адрес людей, которые привезли образцы на исследования. Сейчас найти тех, кто заказал исследования, важнее, чем результаты. Возвращайтесь в Атланту и не выключайте телефон.

Разумеется, важнее, подумала она, нажимая отбой. Как она могла подумать иначе? Речь шла не какой-то древней археологической загадке, речь шла об убийстве ее лучшего друга. Они искали убийцу, а не тело, и то, что она забыла об этом, оставило в душе чувство унижения и вины.

Дебора ехала быстро, пытаясь навести порядок в мыслях и осмыслить все, что узнала. Новый поворот заставил ее стремиться к уединению, и хотя она совсем не сожалела о проведенной с Кельвином ночи, сейчас хотела бы побыть одна. Ей не хотелось разговаривать. Не хотелось быть игривой или нежной. Хотелось думать; она не привыкла говорить, пока не знает точно, что сказать. Обычно интервал между первым и вторым можно было измерить в миллисекундах, но сейчас Дебора чувствовала себя сбитой с толку, неуверенной и немного напуганной. Душа не лежала обсуждать такие ощущения.