Маска Цирцеи
Шрифт:
Из рассеивающегося тумана послышался голос:
— Язон из Иолкуса. — Голос был так нежен, что я решил, что он мне пригрезился.
— Язон из Тиссея! Язон с «Арго», проснись, проснись, ответь мне!
Я приподнял голову и огляделся. Кругом светлый, прохладный песок. Волны плещутся о берег.
Прибой не мог добраться до меня. Моя одежда уже высохла, — по-видимому, обессиленный, я очень долго отдыхал. Таинственно возвышались темные кипарисы. Стояла мертвая тишина. Никто не спасся ни с золотого корабля, ни с «Арго», разбитого в щепки. Видимо, я на одном из обломков корабля был выброшен на берег и попал на землю призраков. Пока все понятно: я на острове
— Язон с «Арго», ответь мне… Иди ко мне… Язон, Язон! Ты меня слышишь?
Голос звучал чуть приглушенно, но совершенно отчетливо. Казалось, не человек, а сам остров зовет меня. Я нашел в себе силы приподняться и, не вставая, немного прополз вперед. Голос доносился из-за кипарисов. С большим трудом я сел на песок. Теперь нежный зовущий звук послышался откуда-то из глубины острова.
Сквозь туман, стелющийся между деревьями, мне удалось разглядеть дорогу. Вдруг я почувствовал, что я не один. Вокруг стояла настороженная тишина. И в этой тишине не было ни враждебности, ни опасности. Интересно, что ждало меня там, в тумане? Мне казалось, чьи-то глаза наблюдают за мной, но тот, кто наблюдал, не хотел беспокоить меня, его занимали мои дальнейшие действия.
С ветвей деревьев, сырых от тумана, то и дело срывались огромные капли. Одежда моя опять стала мокрой. Эта капель — единственные земные звуки, которые я слышал. Голос вел, звал меня в сердце острова сквозь туман, через лес. Когда я увидел белый храм, светившийся среди темных деревьев, я не удивился. Язон бывал здесь и раньше. Он знал дорогу. Вероятно, он даже знал, кто его зовет, но мне это было неизвестно. Однако я подумал, что не удивлюсь, когда встречу того, кто звал Язона, хотя и представления не имел, как он выглядит.
Я приблизился к храму, и тут же что-то зашевелилось между его колоннами. Из тени показались фигуры в мантиях. Незнакомцы склонили головы в знак приветствия. Они молчали. Я знал, видимо, предупрежденный опытом Язона, что, пока звучит голос из храма, никто не должен говорить. Но как быть мне?
— Язон из Тиссея, — завораживающе звучал нежный голос. — Язон, любовь моя, входи! Подойди ко мне, мой возлюбленный!
Склоненные фигуры отступили на шаг. Я прошел под сумрачным портиком и вступил в храм.
Внутри было темно, и лишь слабый огонь от лампады, мерцавшей на алтаре, позволял увидеть неясно нарисованный огромный, ужасный лик. Даже огонь в этом храме был нереальным, хотя от него исходило тепло. Языки пламени, зеленоватые, с холодным легким мерцанием, все время менялись, причудливо изгибались, словно змеи.
Перед алтарем стояла женщина в одеянии, полностью скрывающем ее фигуру. Мне показалось, что она как-то странно двигается, чересчур скованно. Она повернулась, услышав мои шаги. И тогда я увидел ее лицо. На время я забыл о скованности женщины, об огне на алтаре и даже о гигантском, возвышающемся над нами изображении, чье темное предназначение было мне хорошо известно.
У незнакомки было бледное, нечеловечески бледное, и гладкое, словно из белого мрамора, лицо. Его белизну подчеркивали темные губы, черные брови и волосы. Глаза вспыхивали зеленоватым блеском, похожим на блеск огня алтаря. Чистота линий, поворот головы, совершенная форма глаз и изящный изгиб бровей напоминали статую.
Увидев меня, она удивленно подняла брови. Волосы необыкновенно черного цвета с искрящимися пурпурными бликами рассыпались по ее безупречному одеянию. Но я вспомнил, что Язон знал о том, каковы эти волосы на ощупь. Они напоминали сверкающую черную реку, ниспадали на ее плечи, прикрывая алебастровое лицо гладким покрывалом.
Язон помнил искры, исходящие от них, когда он касался их руками.В моей голове проступили воспоминания Язона, и его голосом я проговорил на древнегреческом:
— Цирцея, — я сам удивился, услышав свои слова, — Цирцея, моя возлюбленная.
Огонь взметнулся над алтарем, осветив ярким светом ее прекрасное, бесконечно знакомое лицо. Я готов поклясться, что в ее глазах вспыхнул ответный огонь. Тени в зале качнулись, и изумрудные отблески побежали по стенам, словно яркие капли воды.
Она отступила к алтарю, обеими руками закрываясь от меня, словно отрекаясь.
— Нет, нет, — пробормотала она мягким, приятным голосом, — нет… нет еще, Язон. Подожди.
Она отвернулась и устремила взор к лику над пламенем алтаря. Я присмотрелся к ней повнимательнее. Память моя и память Язона подсказывали мне, что я нахожусь в храме трехликой богини Гекаты, богини темной стороны Луны (полная противоположность Дианы, богини светлой Луны) — Гекаты, которую считали покровительницей колдовства, называли богиней таинственных троп и темных дел. Ее три маски — это три пути, которыми мог пойти верующий с перекрестка Судьбы. Ночью ее повсюду сопровождали Церберы, и когда они лаяли, все адские твари обращали на нее внимание… Геката — мрачная мать волшебницы Цирцеи.
Руки Цирцеи ритуально двигались вокруг пламени. Неожиданно она мягко заговорила:
— Он идет к нам, мама. Язон из Иолкуса снова здесь. Все ли я сделала правильно?
Тишина.
Зеленый свет трепетал на стенах храма, и лицо богини выглядело безучастным. На алтаре слабо горел огонь. Постепенно его зеленоватые языки угасли в углях. Свет алтаря становился все более тусклым.
Цирцея повернулась ко мне лицом. Ее плечи чуть вздрагивали. Ее зеленоватые глаза встретили мои взгляд. Бесконечно печально и сладострастно прозвучал ее голос.
— Не время, — прошептала она. — Не сейчас. Расстанемся ненадолго, мой возлюбленный. Я буду ждать тебя, только помни обо мне, помни о нашей любви, Язон!
Пока я собирался ответить, Цирцея подняла обе руки к голове, длинными пальцами потрогала свое лицо и замерла. Голова ее склонилась на грудь, локоны прикрыли глаза. Волосы зашевелились у меня на голове. Я увидел, как Цирцея двумя руками полностью отделила свою голову от плеч.
Это оказалась маска. Цирцея опустила лицо-маску и повернулась ко мне. Черты маски показались мне безжизненно белыми, а глаза поразили меня. Весь ее лик… Безупречные завитки волос, прикосновение которых я не забыл, тепло губ, улыбающихся таинственной и знакомой улыбкой, зеленоватый отблеск глаз, полуприкрытых веками, плавно изогнутые линии ресниц. Маска жила сама по себе и говорила. Но постепенно она заснула, стала похожа на восковую.
Я медленно поднял голову и увидел лицо женщины, которая несла маску: серые пепельные волосы, усталые черные глаза, лицо, изборожденное морщинами, усталое и мудрое. На нем читалось изощренное коварство — пугающий лик с резкими чертами — лицо очень старой женщины.
— Ты — Язон, — проговорила она надтреснутым голосом, высоким и усталым. — Хронос трясет свой кубок, пока игральные кости не вернутся на свои места. Те же кости, но с новыми числами.
Что-то изменилось во мне. Когда она заговорила, я услышал ее слова, но как-то неясно. Неожиданно я вспомнил, что я Джей Сивард, а не Язон, и нахожусь я на невероятном острове, стою у неведомого алтаря. Видимо, всему виной было что-то прозаическое, например, усталость. Старческий голос богини пробудил во мне мое истинное «я».