Маска для злодея

– Глеб, – обратилась она ко мне. – Что сейчас сказала Люся? Куда она поехала?

– Люся сошла с ума! – сказал я, хлопнув дверью.

***

Бросили меня все. Кинули, короче говоря. У двоих в голове идиотские сделки, у Алиски актёрское мастерство, хореография, техника речи и прочая суета. Ладно, вызов принят, один так один. Ничего, справлюсь, главное, суметь раздобыть информацию, а там наверняка поможет удача. Удача меня любит – надеюсь, и на этот раз она не отвернётся.

…Мы сидели в Михиной комнате, и Дмитрий Евгеньевич то и дело поправлял на его столе вещи. То ручку с места на место переложит, то тетрадь из одной стопки в другую; потом взял серебряную цепочку с подвеской в виде кобры с раздутым капюшоном.

– Несчастный случай произошёл, Глеб, здесь даже сомневаться нечего. Миша часто перед открытым окном стоял, говорил, воздуха ему не хватает. Наверняка голова закружилась, перегнулся и упал.

– И давно ему воздуха не хватало?

Дмитрий Евгеньевич вновь стал теребить в руках цепочку.

– Месяца два, как я это заметил. Советовал в поликлинику сходить, да разве вы нас слушаете. Всё ведь по-своему сделаете, а когда и назло нам. Ты не подумай, я не обвиняю, возраст ваш такой. Трудный возраст.

– Миха сильно изменился за последний год.

– Да, – с нескрываемой гордостью ответил Дмитрий Евгеньевич. – Спортом увлёкся, секции регулярно посещал, даже подрос на пять сантиметров, физически окреп. Возмужал парень.

– В какие секции он ходил?

– Тебе видней, в вашей же школе секции.

Так-так, вот и первая ложь. У нас в школе есть, конечно, секции, но Миха ни в одой из них никогда не появлялся.

– Как он сейчас, что говорят врачи?

– Врачи руками разводят. Второй день Михаил в трансе.

– Как в трансе?!

– Перестал реагировать на речь и раздражители. Лежит, как неживой. Невропатологи его смотрели, психиатр, говорят всему виной сильнейший нервный стресс, острая травма психики.

– И что теперь?

– Надо ждать. Они ничего сделать не могут.

– Стрессом могло послужить падение из окна?

– Скорее всего, так и было, хотя психиатр тщательно обследовал Михаила, у него возникли подозрения, что психическая травма произошла давно. Какой-то вулканический аффект, психологические процессы. Глеб, они сыпали терминами, от которых я далёк. Жить Миша будет, опасность миновала, но когда придёт в себя, и придёт ли вообще, этого никто сказать не может.

– Они же врачи, они должны помочь.

– Врачи не боги, выше собственной головы не перепрыгнут. Но я верю, что Мишка оклемается, он у меня сильный, он сможет. Я верю. – Дмитрий Евгеньевич посмотрел на цепочку и потеряно прошептал: – Вот, цепочку зачем-то с себя снял.

– Это Махина?

– Его. Носил её, не снимая, а в тот день я её на полу в комнате нашёл. Замок вроде цел, получается, сам снял. А зачем – непонятно.

Попросив разрешения рассмотреть подвеску, я взял цепочку в руки.

– Красивая кобра.

– Отец Михаилу прислал. Он теперь развернулся на новом месте, деньгами каждый месяц помогает. Видишь, из квартиры смогли конфетку сделать. А раньше-то сам помнишь, скромненько, невзрачно.

И опять меня кольнуло недоверие. Странно получается, когда отец Михи жил и работал в Москве на евроремонт он так и не заработал. А стоило уехать за тысячи километров и вдруг «встал на ноги». Нелогично как-то.

– А вы общаетесь с зятем? – осторожно спросил я Дмитрия Евгеньевича.

– Нет, Глеб, мы с ним давно уже чужие люди. С ним Михаил связь держит.

И тут я вспомнил слова Мишки про неизвестного мне Макса.

– Максима? Конечно, знаю, – оживился Дмитрий Евгеньевич. – Они с Михаилом не разлей вода были. В секции вместе ходили, Максим часто у нас бывал. Сейчас между ними что-то произошло, я так понял, поругались. Наверное, из-за девушки. Вы в этом возрасте только о любви и мечтаете. А, Глеб?

– Возможно, – уклончиво ответил я. – А адрес Макса у вас есть?

– А ты не в курсе, где одноклассник живёт?

– Одноклассник?! Макс?

Опять ложь. Значит, Миха сказал деду, что Макс учится с нами в одном классе. Почему соврал, неужели для этого были основания? Хм, даже забавно, честное слово. Совершенно бесполезная ложь, к чему она нужна; или всё-таки нужна, раз Миха утаил правду.

А где он живёт Дмитрий Евгеньевич так и не сказал, скорее всего, сам не знает. Спрашивать повторно нельзя, придётся искать другие ходы. Но как узнать его координаты?

– Дмитрий Евгеньевич, – спросил я, перед самым уходом. – Можно Михин телефон на пару сек взять. Позарез нужно номер один переписать.

Не заподозрив подвоха Панин-старший протянул мне айфон внука.

Порывшись в записной книжке, я наткнулся на запись: «M.A.K.S.». Он или нет? Стоит взять на заметку. Но скорее всего, он.

Выйдя от Паниных, я первым делом позвонил Максу. Спустившись на первый этаж, услышал на том конце удивлённый голос. А когда попросил позвать к телефону Макса, повисла напряжённая пауза, после чего женский шёпот сообщил:

– Максим умер три месяца назад. Кто его спрашивает? Алло… Вы не представились…

Глава четвёртая

Мышь и кобра

Максим Поляков покончил жизнь самоубийством – он выбросился с девятого этажа. Об этом мне рассказала его старшая сестра Светлана. Мы договорились о встрече в тот же день, я приехал в Отрадное и часа два мы проговорили о Максе, о Мишке (кстати, Светлана не знала, что брат дружил с Паниным) и цепочке странных событий предшествующих трагедии.

– Когда погибли наши родители мы с Максимом остались одни, – говорила Светлана, глядя на меня испуганными глазами.

Ей было двадцать два года, и она идеально подходила под определение «серая мышь». Безвольная, нерешительная, вялая; человек, который всего боится, во всём видит подвох и ожидает худшего. Настоящая пессимистка. И Макс, судя по её рассказам, был не слишком решительным и уверенным в себе. Правда, до поры до времени.

– Чуть больше года назад Максим начал ходить в подростково-молодёжный клуб. Увлёкся спортом, занимался каратэ, самбо, регулярно посещал бассейн. Клуб стал для него отдушиной, мирком, в котором он прятался от страшной на тот момент правды. А летом Максима, как будто подменили. Он никогда на меня не кричал, не оскорблял, и вдруг сорвался. Мы часто ругались, Максим обвинял меня в смерти родителей, говорил, они погибли по моей вине. Но это не так! – всхлипнула Светлана. – В тот день я вернулась с отдыха, они ехали в аэропорт… водитель грузовика был пьян. Произошла авария. В чём здесь моя вина? Максим упрекал меня, он не простил мне смерти родителей.