Маска Красной смерти. Мистерия в духе Эдгара По
Шрифт:
Сестричка, стараясь оттянуть неизбежное, воззвала к отцовским чувствам скаута. Указывая на необходимость дать мальчику оправиться после столь тяжких потрясений, она упросила Карсона остаться еще на недельку.
Нет нужды сообщать читателю, что за время охоты на Джонсона я даже в мыслях не возвращался к своей основной работе, совершенно пренебрегая служебным долгом и обязательствами перед работодателем. Неделя прошла с того момента, когда я покинул редакцию «Ведомостей». Об этом и не преминул напомнить мне мистер Бриггс, владелец журнала. Письмо от него доставили в мой дом около двух часов пополудни в
Вследствие этого напоминания — намека на негативные финансовые последствия моего столь долгого отсутствия — я проникся чувством ответственности и решил немедленно отправиться в редакцию. Хотя день уже клонился к закату, времени для работы оставалось еще достаточно, к тому же рабочий день можно продлить и до позднего вечера. Я ничего не имею против сверхурочных занятий. И уж, во всяком случае, мое появление в конторе уверит мистера Бриггса в моем серьезном отношении к ответственному положению, которое я занимаю в нашем совместном предприятии.
Перед тем как покинуть дом, я нанес на лодыжки очередную порцию бальзамического средства доктора Китреджа. Зуд в ногах хотя и поутих, но полностью еще не исчез, и я решился еще раз прибегнуть к помощи этого чрезмерно ароматного вещества. Окончив санитарную процедуру, я направился в гостиную, где застал мирную, услаждающую взор картину. Путаница занималась рукоделием — трудилась над вышивкой; Сестричка выполняла карандашный портрет Иеремии, восседавшего на ковре со скрещенными ногами и сложенными на груди руками. Шею его снова украшал амулет матери. Карсон, правда, отсутствовал. Покинув дом с утра по каким-то своим делам, он задержался где-то в городе.
Попрощавшись с ближними, я вышел из дому и почти сразу же встретил следопыта, направлявшегося к нашему жилищу со свертками в руках. Я тепло приветствовал его.
— Куда направляетесь, Эдди? — поинтересовался Карсон.
Я вкратце ознакомил его с причиной и целью моей вылазки, сообщив о беспокойстве мистера Бриггса. Затем, указав на свертки, отягощавшие его руки, выразил интерес к их содержимому.
— Да так, подобрал кое-что в городе. По большей части, подарки.
— Подарки?
— Складной нож для Иеремии. Очень неплохой нож. Ему понравится. Для тетушки вашей — зеркало в серебряной рамке. Да зонтик веселенький для миссис По.
— О, Кит, вы очень щедры! Уверен, что Сестричка и тетушка возрадуются.
То, что Карсон не просто взял на себя труд купить для моих дорогих дам подарки, но и проявил понимание специфических женских наклонностей, вполне соответствовало моему представлению о его характере, в котором чисто мужские достоинства уживались с высокоразвитыми чуткостью и деликатностью.
— И для вас есть кое-что, — указал он подбородком на самую громоздкую упаковку. — Шмотки. На Орчад-стрит выбрал.
Сказать, что меня тронуло это проявление внимания, было бы явным преуменьшением.
—
Что вы, право, Кит, зачем же, не надо… — забормотал я.— Надо, надо, — улыбнулся Карсон.
По правде сказать, интенсивность нашей деятельности в последние дни способствовала существенному ухудшению состояния выданной мною Карсону одежды.
Скаут рассказал мне, что в городе он наведался в «Могилу», [31] поинтересовался ходом расследования дела Джонсона. Посетил капитана Даннегана. Тот поведал, что Джонсон равнодушно относится к своему теперешнему положению, проявляет вызывающую беззаботность, каковую он, капитан, считает показной, неискренней. Джонсон даже нагло заявил, что на виселице ему болтаться не суждено, а полиция еще пожалеет о дне, когда его задержала. В отличие от большинства убийц, поначалу запирающихся и отрицающих свою вину, Джонсон как будто наслаждается злодеяниями и даже бахвалится ими.
31
«The Tombs» — тюрьма в Нью-Йорке.
— Джонсон и тот Альберт Браун, похитивший дочь несчастной женщины из Сент-Джонс-Парк, — это одно и то же лицо? — спросил я.
Карсон кивнул.
— Он самый. Та бедная девочка и была его первой жертвой. Сразу после этого он удрал из города. Говорит, всегда тянуло на запад. И отец девочки на него охотился.
В своих последних преступлениях, то есть в убийстве и людоедстве в отношении Энни Добс, Розали Эдмондс и затем миссис Уитэйкер, Джонсон не только признался, но и столь красочно и подробно расписал их, что побледнели самые закаленные из присутствовавших на допросе.
— А что касается убийства Уильяма Уайэта и К. А. Картрайта? Ими он должен не меньше гордиться.
— Отпирается. Говорит, что впервые о них слышит и никакого отношения к ним не имел.
Я настолько удивился услышанному, что разинул рот и безмолвно уставился на Карсона.
— А вы как считаете? — спросил я наконец.
— Может, врет. К правде у него отношение… да никакого у него отношения к правде. Соврет, не дорого возьмет. Все равно повиснет, — пожал плечами Карсон. — А для меня это главное.
На этом мы завершили беседу. Карсон со свертками направился к нашему дому, а я продолжил путь к Бродвею.
Как в целях экономии, так и для упражнения организма, я обычно одолевал маршрут на работу и обратно древним, дарованным нам природой пешим способом передвижения. Времени для полезной деятельности на благо журнала, однако, оставалось не так уж много, и я решился воспользоваться услугами общественного транспорта. Поднявшись в омнибус на углу Бродвея и Уокер-стрит, я уселся и погрузился в размышления, не обращая внимания ни на ближайшее окружение, ни на толчки и рывки повозки, влекомой по мостовой среди интенсивного потока городского движения.
Информация, доведенная до моего сведения Карсоном, меня глубоко обеспокоила. Какая причина могла заставить Джонсона отрицать убийства Уайэта и Картрайта? Разумеется, Карсон прав, утверждая, что Джонсон способен на ложь. Однако с учетом той извращенной и наивной гордости, с которой он похваляется остальными зверствами, подобная скромность отпетого изверга кажется неестественной. Итак, возможно, Джонсон не искажает действительность, утверждая, что непричастен к убийствам в домах у Вашингтон-Сквер-Парк и на Кортленд-стрит.