Маска майя

Казалось, взгляд шамана затерялся в глубине сельвы.

— За несколько лет до моего рождения Калакмуль одержал победу, которая как будто навсегда покончила со стремлениями тех, кто до вчерашнего дня принимал нас. Но, увы, по всей видимости, это время заканчивается. Когда-то Тикаль долго находился под властью Теотиуакана [41] и пришельцы с севера угрожали захватить всю нашу территорию и навязать нам свои обычаи… и даже своих богов. У них было преимущество, поскольку они владели обсидианом, а по сравнению с черным камнем наши семена какао стоили мало. Но Калакмуль и Караколь не допустили этого. Они стали союзниками и пошли войной на Тикаль, поскольку нужно было дать отпор неудержимой спеси короля Вак Чан К’авииля.

41

В 374 году н. э. Сийак К’ак’, вождь тольтеков, прибывший из Теотиуакана, могущественного города в центре Мексики, пришел к власти в Тикале, что стало апогеем торговой и культурной экспансии теотиуаканцев на территорию майя. Тикаль превратился в колонию могущественного северного города, все более влиятельную в этом районе Юкатана.

— Да, учитель, я знаю это. Вак Чан К’авииль сделал Йахав Те К’инича королем нашего города.

— Это так. Он думал, что Йахав будет марионеткой в его руках, даже будет содействовать ему в его стремлении управлять всем нашим миром, но он ошибся в своих ожиданиях. Йахав Те К’инич был великолепным властителем, в чьих жилах текла кровь майя. Его свадьба с нашей великой королевой Нефритовые Глаза, тогда еще принцессой Калакмуля, лишь укрепила союз двух городов. И к счастью, их сын, король К’ан II, продолжил дело родителей.

— Но Череп Зверя не подчиняется Теотиуакану. Он — майя.

— Он — раб собственных амбиций. А люди из Теотиуакана продолжают нашептывать словечки, которые ему нравится слушать. Мы знаем, что вот уже несколько лет он готовит своих воинов и производит оружие с обсидиановыми лезвиями. Ты не видел их там на копьях и мечах? Череп Зверя сделал все возможное, чтобы мы это заметили.

— Да. И даже нож жреца…

Белый Нетопырь чуть заметно пожал плечами.

— Еще одно послание, которое нам приказано передать. Из двух частей. Во-первых, нам сказали, что боги хотят крови. И Тлалок, бог, который не был нашим и которого нам принесли с севера, командует дождями. А от дождя зависит урожай кукурузы… и в конце концов наша жизнь. Во-вторых, нам дали понять: они знают, что в Тикале есть наши шпионы.

— Но ведь все города шпионят друг за другом…

— Это так. Но один человек погиб. Один из тех, кто нас информировал. И другие наши шпионы в Тикале теперь будут с нами сотрудничать не так охотно.

Некоторое время Балам молчал, пока формулировал свой следующий вопрос, однако Белый Нетопырь подбодрил его взглядом.

— А голос Тлалока? Раскат грома, раздавшийся в тот момент, когда человек был принесен в жертву?

— Ба! Плутовство этих жрецов-оборванцев. Ты должен был это понять, как только один из них показался на вершине акрополя. Этим людям нравится выставлять себя напоказ. Они, должно быть, бросали жребий, кому быть тем счастливчиком, который перережет горло жертве, а остальные побежали в сельву выполнять свою работу. Плохо то, что люди поверили, будто Тлалок говорил.

Балам не стал упоминать, что он тоже почувствовал, как холодок пробежал у него по спине, когда среди тишины, царившей на площади, нарастал звук того дальнего раската грома.

— Они создали этот шум? Но как?..

— Полые стволы, по которым бьют палками… Большие ритуальные барабаны, по которым с яростью стучат… Они умеют делать это. Во время своих церемоний они имитируют раскаты грома, чтобы привлечь внимание Тлалока. Крик, который издал жрец, когда тело упало, был сигналом. Одно можно сказать: на этот раз они действительно постарались.

Учитель и ученик продолжали свой путь молча. Близился вечер, и посольство уже подходило к месту своей будущей ночевки.

— Принцесса Никте… — Казалось, Белый Нетопырь говорит сам с собой. — Она очень красива, не так ли? Она напоминает мне Нефритовые Глаза, когда та была в ее возрасте, хотя они очень разные. — Без всякой связи с этим он продолжил: — Игра в мяч, Балам… Я понимаю, почему ты принял в ней участие, но ты не должен был этого делать. Если бы ты проиграл, ты дал бы им повод еще раз унизить нас.

— Да, учитель, но я выиграл. — Глаза юноши весело блестели.

— Разумеется. И играл ты очень хорошо.

13

Храм майя в Петене (север Гватемалы), 2001 год

Работы в лагере шли своим чередом, однако никто больше не затрагивал тему послания, скрытого в письменах на стенах храма. Проснувшись утром, Николь встретила вопросительный взгляд своего жениха.

— Ничего, Жан, ко мне никто не приходил. Мне даже не снились надписи. Я лишь помню, что видела кошку, жившую у нас в доме, когда я была маленькой. Такая милая! Но однажды она исчезла.

— Смотри-ка… Кошка. Возможно, она возвращалась, чтобы передать тебе послание. Она не разговаривала с тобой?

— Нет, слава богу, Жан. Скажу тебе, что я ее очень любила.

Во время утренних работ Жан показал себя отличным помощником. Археологи завершали картографическую съемку местности, и художественное дарование архитектора пришлось очень кстати. Николь видела, как Аугусто Фабрисио похлопывал его по плечу, и слышала слова, обращенные к нему:

— Из вас вышел бы замечательный археолог, молодой человек. — В его маленьких глазках отразилась улыбка. — Впрочем, у вас еще есть время.

Николь, прислонившись спиной к дереву, просматривала заново свои записи и время от времени поглядывала в какую-то книгу. Она начинала понимать мир майя и могла даже представить себе образ жизни этих людей, но освоение их системы счета стоило ей больших усилий. Это касалось не двадцатеричной системы счисления, которую она вполне могла освоить, а прежде всего календаря, которым они пользовались.

Она упорствовала в своем стремлении понять его и даже разработала для себя упражнения по календарю хаабс восемнадцатью месяцами по двадцать дней и одним месяцем с пятью днями, а также по календарю цольк’ин, состоящему из двухсот шестидесяти дней. Существование вайеба(месяца с пятью днями) удивило ее, потому что египтяне заканчивали год подобным же образом, прибавляя довесок из пяти дней, называемый эпагоменна птолемейском греческом. В этом месяце они праздновали дни рождения некоторых божеств.

— Это случайность, Жан, логичное следствие или необъяснимая тайна? Как ты думаешь? — спросила она у жениха.

— Какой системой счета пользовались египтяне? — поинтересовался он.

— Десятичной. Их год состоял из трех сезонов по сто двадцать дней каждый, в свою очередь, разделенных на четыре группы или четыре месяца, включающих в себя три декады.

— Тогда представляется логичным, что у каждой цивилизации в итоге оказалось по пять лишних дней. Хотя, — добавил он улыбаясь, — твоя слава возросла бы, если бы ты смогла доказать, что они договорились.

Но получалось, что майя для определения даты использовали одновременно оба свои календаря. Таким образом, один конкретный день обозначался устрашающим сочетанием цифр и слов, которое, как в этом была уверена Николь, они сами не до конца понимали. Ценой огромного напряжения ей удавалось следить за объяснениями, которые давал Жан во время их пребывания в Мехико: выходило, что один определенный день при совмещении двух календарей повторялся снова лишь через пятьдесят два года.

— Это и правда непросто, — признал ее жених, — особенно для нас, привыкших к другому. Но если усваивать это с малых лет…