Маска Владигора

— И не клянись ты, Болотень, Перуном, что твоя Кукушка побьет Медведя, — кишка у нее тонка!

— Правда, правда! Вчерась-то по неподвижной цели били, и Кукушка долго целилась, теперича же по шарам катящимся стрелять будут, вот и победит всех Конь, ибо с его прикладом, видно по всему, стрелы по бегущим целям пущать куда сподручней!

— Врете вы все! Медведь зубастый всех сильнее будет, ежели зубы вчерась не обломал!

— Такой не обломает! Я приметил, что зубы-то у Медведя из железа — блестели, точно клинки кинжалов. Я на Медведя телегу уж свою поставил супротив кожуха овчинного — мой будет!

Вот под гудение труб, рогов, под барабанный бой из городских ворот выехали всадники в личинах, приблизились к месту ристалища, и, после того как спешились они, Грунлаф возгласил:

— Витязи! Многие из вас вчера явили мастерство отменное в стрельбе по цели неподвижной. Сегодня же придется вам показать искусство в метании стрел по катящимся шарам, кои будут пущены по желобу, покуда льется из кувшина тонкой струйкою вода. Десять шаров должны вы поразить!

И впрямь — вместо деревянных щитов с кругами на расстоянии ста шагов были устроены три желоба, для каждого из трех стрелков по одному. Их невысокие борта не закрывали шаров, которые должны были бросить специально поставленные слуги, что прятались за надежными укрытиями, во избежание попадания в них стрелы. Кувшин же с водой был закреплен поодаль, и текшей из него струей распоряжался судья. Особенностью кувшина было то, что количество находящейся в нем воды показывалось стрелкой, соединенной с поплавком, что плавал на поверхности воды, так что и слуги, пускавшие шары, и стрелки могли следить за тем, как скоро новый шар должен выкатиться в желоб.

Вновь витязи тянули жребий, и снова первые трое топтали ногами землю у черты, и видели зрители, как из-под их личин от волнения струится пот. Теперь время торопило стрелков, и никто не был вправе целиться сколь угодно долго.

И вот судья открыл отверстие внизу кувшина. Тонкая струйка брызнула, и тут же с шумом по желобам покатились деревянные шары, взвизгнули тетивы, полетели стрелы, но ни одна из них не попала в цель. Стрелы втыкались в доски желобов, опережая шары, или били позади них.

Вторая тройка витязей выступила столь же неудачно. После того как еще трое стрелков пустили свои стрелы мимо цели, среди ожидавших своей очереди участников состязания поднялся ропот.

— Не хотим таких правил! — загудел кто-то, и его тут же поддержали:

— Со ста шагов в шар попасть — видано ль такое?

— Ты, князь, наверно, и вовсе дочку замуж выдать раздумал, коли такое испытание придумал!

Ворчание слышалось не только в толпе дружинников, слуг, витязей и князей, но и за спиной Грунлафа, где теснилось человек с полста отборных воинов, призванных охранять его, — и вот даже они черной руганью крыли хитрого князя, неведомо для чего устроившего столь трудное испытание. Уже залязгали в ножнах мечи, заколыхалась толпа витязевых дружинников. Уже хотел Грунлаф подняться с увещеваниями или даже Хормуту шепнуть, чтобы коней готовил для бегства в город, но вдруг раздался над толпой чей-то звонкий голос. Все посмотрели туда, откуда он донесся, — витязь молодой с кукушкой на спине кричал, изготовив стрелу на луке:

— Что, драные хвосты, косоглазые стрелки, лежебоки толстозадые, не по силам вашим по шарам стрелять?! Ну так как же вы решили за Кудруною приехать? Разве вам, старым, немощным, справиться с ее телом молодым, девичьим?! — И, обращаясь к судьям, что отвечали за движение шаров, прокричал: — А ну пускай шары!

Снова струйка водяная выбежала из кувшина, вновь загрохотали деревянные шары, а витязь с кукушкой на плече, выхватывая стрелы из колчана, пускал их молниеносно, и хоть и не все его стрелы попали в цель, но четыре шара оказались пронзенными.

Крик одобрения вырвался из сотен глоток, когда витязь, отстрелявшись, резко повернулся и отошел в сторону. Кудруна, еще вчера признав в Кукушке того, кто приходил к дверям ее спальни, тоже не смогла сдержать возгласа восторга. Да, это был не Владигор, — иначе зачем он стал бы убеждать ее в том, что князь Синегорья — отвратительный урод? Сердце девушки, однако, не могло не воспылать сильным чувством к этому красивому юноше, смело оборвавшему речи недовольных стрелков и поразившему четыре шара из десяти. Но, взглянув на своего отца, Кудруна увидела, как погрустнел он, совсем не радуясь успеху Кукушки. Грунлаф, впрочем, счел нужным подняться и, обращаясь к гостям, с достоинством и одновременно обидой в голосе сказал:

— Видите, князья и витязи, что правила, установленные мною, нельзя признать неисполнимыми. Потому-то и выдуманы они, что я слишком ценю свою дочь, которую пожелал отдать лишь самому достойному из вас.

Сел, и тотчас рога протрубили сигнал, приглашающий к черте очередных стрелков, но зрители увидели, что вызванные три новых витязя дружно помотали головами, замахали руками, один из них прокричал:

— Пусть, Грунлаф, другие в твои шары стреляют, а мы уезжаем восвояси…

— Ну и скатертью дорога! — с насмешкой молвил Грунлаф, не поднимаясь с места. — Отправляйтесь же отсюда поскорей, чтобы не мешать другим! — И, обращаясь уже к кучке оставшихся претендентов на руку Кудруны, сказал: — Может быть, вы тоже боитесь промахнуться? Вам тоже безразлична моя дочь?

Послышалась приглушенная брань, раздался глухой ропот, зазвенели кольчуги, загрохотали кожаные и берестяные колчаны. Не ответив Грунлафу, около десятка витязей решительной поступью поспешили к своим лошадям, и скоро в сторону ворот Пустеня поскакали они в сопровождении дружинников и слуг, а народ провожал бежавших с состязания свистом, хохотом и язвительными шутками:

— Стрелы свои дорогой не растеряйте, а то дома с девками нечем воевать будет!

— Да у них и нетути стрел, оттого так быстро и едут, — уже порастеряли дорогой!

— Куда им, таким, до Кудруны!

Трубы и рога заглушили шум толпы, приглашая к черте оставшихся на ристалище витязей. Грунлаф же, стараясь не выдавать своего волнения, вглядывался в их личины — боялся, что уехал и Владигор. Но нет, самострел синегорского князя все так же, как и вчера, лежал на широком плече рослого стрелка. Выходить к черте, однако, князь не спешил, зато вместе с двумя соперниками стрелять по шарам собрался Медведь, встреченный народом обнадеживающими возгласами:

— Эй, однорукий, победи, победи!

— Хватит тебе и одной руки, чтобы Кудруну обнимать!

Витязь в плаще, скрывавшем правую часть тела, резко повернулся в сторону кричавших и так грозно оскалил зубы, так блеснул глазами в прорезях личины, что все сразу стихли, испугавшись.

И опять полилась вода, и снова покатились по желобам шары. Ловко поворачивались стрелы в пальцах левой руки Медведя, державшей в то же время лук, и зубы его мгновенно впивались в тетиву, и летели стрелы одна за другой. Кудруна в это время молила богиню Мокошь, чтобы та отвела стрелы этого страшного витязя от цели, но, наверное, Мокошь не слышала ее мольбы, потому что шесть шаров из десяти сорвались с желоба и упали на землю, пораженные меткими стрелами Медведя. Никто из соперников не смог попасть ни в один из шаров.

— Живи и здравствуй, Медведь! — орала толпа, а кто-то в ней голосил:

— Ох, и станет же Грунлафова дочурка Мед-ве-ди-хой! Ох, и народит же Кудрунка мед-ве-жа-то-чек!

И опять, как и вчера, почитатели ловкого стрелка подхватили его на руки и понесли к себе, чтобы угостить пивом и медом. Грунлаф, видя ликование толпы и уже сильно недовольный собой за то, что согласился провести эти состязания и отдать свою единственную дочь победителю, злобно прошептал сидевшему рядом Красу: