Маска. Стратегии идентичности

Максима 219: «Трудно судить, является ли ясный, искренний и честный образ действий проявлением порядочности или сметливого расчета» 72 .

С такой точки зрения, мир и человек предстают под маской ложных обличий. Исследователь культуры ХVII века Н. В. Автухович говорит, что сотворенность и искусственность мира и человека побуждает Ларошфуко использовать понятие «маски» с позиции моралиста 73 . Маска скрывает истинное лицо, и, более того, маска как артефакт, является условным языком. Мотив маски реализуется и раскрывается Ларошфуко в таких словосочетаниях, как «напустить вид», «надеть личину», «утаить», «фальшь», «уловка», связанных между собой негативным аксиологическим контекстом.

72

Ларошфуко Ф. Максимы. С. 23.

73

Автухович Н. В. Проблема «лица» и «маски» в «максимах» Ларошфуко // ХVII век в диалоге эпох и культур: материалы научной конференции. Серия Simposium. Вып. 8. СПб., 2000. С. 84 – 86.

Максима 246: «Нередко то, что кажется великодушием, зачастую оказывается замаскированным честолюбием» 74 .

Маска скрывает все доброжелательные намерения, являясь синонимом ложных ценностей – фальши и лицемерия. Человек якобы не может быть самим собой, постоянно притворяясь и подчиняясь действующим в обществе законам социальной игры. Но всегда ли подчинение тождественно притворству? Ларошфуко признает переход маски с театральных подмостков в мир повседневных практик. Маска становится характером отношений между людьми. Требовательный этикет куртуазного общества регламентировал все сегменты политического, военного, академического и обыденного мира. Ф. де Ларошфуко сравнил мир с театром, патетично еще не объявляя, что он и есть «театр».

74

Ларошфуко Ф. Максимы. М.: АСТ, 2004. С. 65.

Маска Commedia dell’arte

Н. Макиавелли в работе «Государь» дает классификацию масок правителя: шута, льва, лисицы, в соответствии с которыми правители должны выстраивать собственное поведение и тактику политической игры. Смена тактики и образа грозила крахом, поскольку выстроенные социальные ожидания народа рушились.

Максима 56: «Чтобы завоевать положение в обществе, приходится идти на все, дабы показать, что оно уже нами завоевано» 75 , в том числе на оправданную жесткость, и даже жестокость.

75

Ларошфуко Ф. Максимы. М.: АСТ, 2004. С. 23.

Аксиологический подход к изучению феномена маски выстраивает оппозиции позитивного и негативного, светлого и темного, истинного и ложного. С такой точки зрения, условно «сорвать» маску с человека возможно, как возможно узреть и настоящее, истинное в самом лице. Оценочные суждения истины/лжи, правды/неправды наделяют маску того времени негативными качествами.

Маска Commedia dell’arte

Новой формой социальной маркировки в куртуазном обществе стало рафинирование манер, появление этикета и моды, что привело к взаимокорреляции внешнего принуждения и самоконтроля относительно дозволенной в обществе меры индивидуальной экспрессии.

Этикет пронизывал и регламентировал все сферы жизни высшего сословия. Распорядок дня монаршей семьи был расписан по часам, как и присутствие слуг во всех свершаемых монархом процедурах: одевать, умывать, расстилать ковер, писать протокол.

Мода от фр. «mode» и лат. «modus» – мера, образ, способ, правило, предписание. Мода определяет образ жизни, стиль идей, одежды, поведения. Она не столько освобождает старые установки для новых воплощений, сколько ограничивает: выбор цвета, возможное количество мушек на щеке, длина юбки и глубина декольте.

При исследовании культуры Нового времени структуралистский подход кажется наиболее приемлемым, так как костюм и жест являлись сообщением. Например, надетое женщиной голубое платье означало увлечение, зеленое – покой и равновесие. Нужно отметить, что крестьяне, ремесленники одевались только в черные или серые одежды. Выражение: «Этикет делает королей рабами двора» подтверждается придворными примерами. Испанский король Филипп III пожертвовал своей жизнью, оставшись в истории примером монаршей чести и гордости, достойным подражания. Сидя у камина, в котором слишком сильно разгорелось пламя в отсутствие каминного, он не позволил никому из присутствующей свиты поставить заслонку и не остановил огонь сам. Социальное отождествление оказалось сильнее биологических инстинктов выживания. Филипп III умер от ожогов.

Маркировка человека как представителя определенного сословия происходила не только на уровне одежды, моды, но и в обыденной жизни. Речь идет об установлении столового этикета. В ХVI веке в обиходе аристократов появляется вилка, ложка, салфетка, долгое время остающиеся роскошью. К ХVIII веку манеры поведения за столом в среде придворных устоялись. В 1517 году большую известность приобрела книга графа Бальтассаре де Кастильоне под названием «Придворный». В ней описывался «образец» дворянина: «Дворянин не задирист и не станет выискивать повод для дуэли. Высокий рост ни к чему, ибо ему сопутствует вялость ума. Совершенный придворный владеет латынью и греческим, читает поэтов, ораторов, историков, пишет стихами и прозой, играет на разных музыкальных инструментах, рисует» 76 . Светская женщина должна быть «мягкой и деликатной, достаточно образованной для того, чтобы участвовать в беседах, развлекать гостей игрой на каком–либо музыкальном инструменте, кроме флейты, легко и красиво танцевать» 77 .

76

Лихачева Л. С. Школа этикета. Екатеринбург: Среднеуральское книжное издательство, 1995. С. 24.

77

Там же, с. 25.

В придворной жизни нужно было не только уметь общаться: Максима 100: «Галантность ума – умение с приятностью говорить лестные вещи» 78 , но и самому уметь принимать лесть.

Р. Магритт. Возвращение пламени: «Под видимой реальностью мира сокрыта тайна. Здесь она является в облике Фантомаса, овладевающего всем вокруг» 80

Ядром куртуазной культуры являлся институт рыцарства 79 . Рыцарский кодекс чести основывался на верности сеньору. Предательство считалось грехом, влекущим за собой исключение из военно-аристократической линии. Непременным свойством рыцаря, как человека благородно рожденного, должна была быть щедрость. От рыцаря требовалось, не торгуясь, дарить любому то, что он просит в качестве платы. «Лучше разориться, чем прослыть скупцом. Скупость ведет к потере звания» 81 . Театральность присутствовала и в рыцарской культуре: внешний блеск, атрибутика, символика цветов. От рыцаря требовалась учтивость, умение играть на музыкальном инструменте, сочинять музыку и стихи. Он должен был быть развит физически – иначе не смог бы носить доспехи, которые весили 60 – 80 кг. В зависимости от социального статуса рыцаря предполагалось оружие от стрел, лука, копья до скрамасакса и сабли.

78

Ларошфуко Ф. Максимы. М.: АСТ, 2004. С. 32.

80

Паке М. Магритт. Taschen. 2002. С. 14.

79

Небесным прототипом рыцаря был архангел Михаил, вождь небесного воинства. Земное воинство ориентировалось на небеса.

81

Оссовская М. Рыцарь и буржуа. М., 1994. С. 84.

Культ дамы, или тип любовных отношений с Прекрасной Дамой получил название «куртуазной любви» 82 от старофранц. Court – двор.

Куртуазная любовь представляла собой форму игры, в которой следовало придерживаться правил и отведенной роли. Ж. Дюби так описывает модель куртуазной любви: «В центре ее находится замужняя женщина, «дама». Неженатый мужчина обращает на нее внимание и загорается желанием. Дама – жена сеньора того дома, которому служит рыцарь. Все в доме наблюдают за дамой, и она не может позволить себе никаких принятий ухаживаний со стороны рыцаря. Опасность игры придавала особую пикантность. По правилам игры, рыцарь должен был контролировать себя. Удовольствие заключалось не столько в удовлетворении желания, сколько в ожидании. Само желание становилось удовольствием. В этом – истинная природа куртуазной любви, которая реализуется в сфере воображаемого и в области игры» 84 .

82

Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М.: Прогресс, 1987. С. 24.

84

Дюби Ж. Куртуазная любовь и перемены в положении женщины во Франции ХIII в. // Одиссей. Человек в истории. М.: Наука, 1990. С. 90.

Максима 107, написанная для и про женщин: «Один из родов кокетства – выказывать полное его отсутствие» 83

В противовес рыцарской, крестьянскую культуру можно охарактеризовать как ритуально и ритмично размеренную. Погребальные церемонии носили тот же характер, что и праздничные. Границы между миром мертвых и миром живых не проводилось. Смерть воспринималась как естественный уход и не вызывала у крестьян экзистенциального головокружения. Социальная память и социальные механизмы работали автоматически традиционно. «Именно это делает лицо крестьянина родом маски как воплощения недвижимости, застылости» 85 . Жизнь крестьянина строилась на ритуале. На уровне вербальных практик поведение регулировалось пословицами и поговорками, которые воплощали социальную норму.

83

Ларошфуко Ф. Максимы. М.: АСТ, 2004. С. 34.

85

Козлова Н. Н. Социально-историческая антропология. М.: Ключ, 1999. С. 50.

Таким образом, маска в Новое время это сословное соответствие, определяющее манеру и стиль. В России, например, это соответствие чину. Именно он являлся легитимной фикцией, обозначающей место, а вместе с ним ограничения и свободы человека в социальной вертикали.

Начиная с правления Петра I табель о рангах делил людей и их привилегии в регламентированной воинской, статской и морской службе. Все чины были разделены на 14 классов, из которых первые пять составляли генералитет, 6–8 классы составляли штаб–офицерские, а 9–14–обер-офицерские чины. Чин определял манеру поведения и стиль обращения к другим людям. Для особ 1-2 классов в обществе было обращение «ваше высокопревосходительство», особы 3-4 классов – «превосходительство», 5 – «ваше высокородие», 6–8 классы – «ваше высокоблагородие», 9 – 14 классы – «ваше благородие». К императору обращались как «августейший монарх», обращение в письменном виде звучало следующим образом: «Ваше высокопреосвященство, высокопреосвященный владыка».