Маска

Кэрол вздрогнула, не желая высказать свои мысли до конца.

— С девочкой сейчас все хорошо. В машине «Скорой помощи» она пришла в себя, и, когда я увидел ее, она уже ясно мыслила.

— Слава Богу.

— У нее нет ни малейших признаков сотрясения мозга. И я не жду каких-либо продолжительных последствий случившегося.

Несколько успокоенная, Кэрол откинулась на спинку красного стула.

— Я бы хотела повидать ее, поговорить с ней.

— Она сейчас отдыхает, — сказал доктор Хэннапорт. — Не стоит ее беспокоить. Но, если хотите, можете прийти сегодня вечером, в специально отведенное для посещений время.

— Да-да, конечно. — Поморгав глазами, она как бы спохватилась: — Боже мой, ведь я даже не спросила, как ее зовут.

Он вновь поднял свои мохнатые брови.

— А вот тут у нас есть небольшая загвоздка.

— Загвоздка? — Кэрол вновь напряглась. — Что вы имеете в виду? Она не может вспомнить, как ее зовут?

— Пока еще не вспомнила, однако...

— О Господи!

— ...она, конечно, вспомнит.

— Вы же говорили, что обошлось без сотрясений...

— Могу поклясться, что это не связано ни с чем серьезным, — заверил Хэннапорт. Он взял ее левую руку в свои большие крепкие ладони и держал ее так, будто она в любой момент могла треснуть и рассыпаться. — Пожалуйста, не мучьте себя лишними волнениями. С девочкой все будет хорошо. То, что она не может сейчас вспомнить своего имени, вовсе не говорит о сильном сотрясении или о какой-либо серьезной травме головы. Это не тот случай. Она ясно мыслит и не потеряла ощущения реальности. У нее прекрасная реакция и нормальное восприятие всего окружающего. Мы проверяли ее при помощи математических задач — на сложение, вычитание, умножение, — и она давала абсолютно правильные решения. Мы проверяли, как она пишет, и все продиктованные слова она написала без единой ошибки. У нее нет серьезного сотрясения. У нее лишь легкая амнезия. Частичная потеря памяти, а не утрата навыков или целых систем каких-либо понятий. Она, слава Богу, не разучилась писать и читать; она забыла лишь, кто она, откуда и как она сюда попала. Это воспринимается гораздо серьезнее, чем есть на самом деле. Разумеется, она еще встревожена и находится в некотором замешательстве. Но частичная потеря памяти восстанавливается быстрее всего.

— Я знаю, — кивнула Кэрол. — Но из-за этого мне как-то очень не по себе.

Хэннапорт крепко и бережно сжал ее руку.

— Амнезия такого рода очень и очень редко бывает продолжительной и тем более постоянной. Скорее всего бедняжка вспомнит, кто она, уже к ужину.

— А если нет?

— Тогда полиция узнает, как ее зовут и откуда она, и, как только девочка услышит собственное имя, туман рассеется.

— У нее не было с собой никаких документов.

— Знаю, — сказал он. — Я разговаривал с полицией.

— Так что же будет, если им не удастся узнать, кто она?

— Они все выяснят. — Хэннапорт слегка похлопал Кэрол по руке.

— Не понимаю, откуда у вас такая уверенность.

— Родители заявят об ее исчезновении. Они принесут в полицию ее фотографию, и все выяснится. Ничего сложного.

Она нахмурилась.

— А если родители не заявят об ее исчезновении?

— Почему?

— А вдруг она не из этого штата? Даже если ее родители и заявят об исчезновении дочери у себя в городе, вовсе не обязательно, что об этом станет известно и здешней полиции.

— Насколько мне известно из прежнего опыта, подростки-беглецы предпочитали Нью-Йорк, Калифорнию, Флориду — любое место, кроме Гаррисберга в Пенсильвании.

— Всегда есть какие-то исключения.

Рассмеявшись, Хэннапорт покачал головой.

— Если бы проводились соревнования по пессимизму, вы были бы многократной чемпионкой.

Удивленно моргнув, она улыбнулась.

— Простите. Наверное, я слишком сгущаю краски.

Взглянув на часы, он поднялся со стула.

— Да, пожалуй. Особенно учитывая то, что девочка так удачно отделалась. Все могло быть гораздо хуже.

Кэрол тоже встала. Несколько сбивчивой скороговоркой она произнесла:

— Может быть, причина такого моего беспокойства связана с тем, что мне изо дня в день приходится иметь дело с психическими расстройствами у детей, и я должна им как-то помогать, именно этим я стремилась заниматься, окончив университет, — работать с больными детьми лечить их, а сейчас я оказалась в ответе за страдания этой бедной девочки.

— Вам не следует казнить себя. Вы сделали это непреднамеренно.

Кэрол кивнула.

— Я понимаю, что, видимо, с моей стороны несколько глупо вести себя подобным образом, но я ничего не могу с собой поделать.

— Мне необходимо поговорить еще с некоторыми родителями, — сказал Хэннапорт, вновь взглянув на часы. — Но мне все же хотелось бы оставить вас с мыслью, которая помогла бы справиться вам со своим состоянием.

— Интересно.

— Физически девочка пострадала минимально. Я не хочу сказать, что у нее совсем ничтожные травмы, но что-то близкое к этому. Поэтому вам на сей счет нечего мучиться. Что же до ее амнезии... не исключено, что она не имеет никакого отношения к несчастному случаю.

— Никакого отношения? Но, как мне показалось, она ударилась головой об асфальт и...

— Уверен, вам известно, что удар головой не единственная потенциальная причина амнезии, — сказал Хэннапорт. — Это даже не самая частая причина. Стресс, эмоциональный шок — вот что вызывает потерю памяти. Откровенно говоря, мы еще слишком плохо знаем человеческий мозг, чтобы с уверенностью говорить о причинах, вызывающих амнезию. Что же до этой девочки, то все говорит о том, что она уже пребывала в данном состоянии еще до того, как выскочила на дорогу. — Для пущей убедительности, называя очередной аргумент, подтверждающий правоту его теории, он разгибал пальцы правой руки. — Во-первых, у нее не было никаких документов. Во-вторых, она разгуливала под проливным дождем без плаща и зонтика, как в забытьи. В-третьих, насколько я могу судить по показаниям свидетелей, она вела себя довольно странно еще до вашего появления на той улице. — Он потряс тремя разогнутыми пальцами. — Три убедительные причины, по которым вам вовсе не стоит так отчаянно винить себя в случившемся с этой девочкой.

— Возможно, вы и правы, но я все-таки...

— Я абсолютно прав, — отрезал он. — Без всяких «возможно». И перестаньте терзать себя, доктор Трейси.

Резкий и гнусавый женский голос, раздавшийся по селектору, вызывал доктора Хэннапорта.

— Благодарю вас за уделенное мне время, — сказала Кэрол. — Вы очень любезны.

— Приходите вечером и поговорите с девочкой. Уверен, вы поймете, что она вас ни в чем нисколько не винит.

Повернувшись, он торопливо пошел по пестрому вестибюлю на вызов селектора; полы его белого халата развевались у него за спиной.

Кэрол подошла к телефонам-автоматам и позвонила к себе в офис. Объяснив ситуацию своей секретарше Тельме, она попросила ее изменить расписание приема пациентов, которых намеревалась принять сегодня. Потом она набрала свой домашний номер, и после третьего гудка подошел Пол.

— Я был уже в дверях, — сказал он. — Мне нужно съездить в офис к О'Брайену и взять новые бланки заявлений. Наши куда-то подевались во вчерашней кутерьме. А пока у меня денек складывается так, что лучше было бы спать и не просыпаться.

— Здесь я с тобой согласна, — ответила она.

— У тебя что-то случилось?

Она рассказала ему о несчастном случае и коротко пересказала свой разговор с доктором Хэннапортом.

— Могло быть и хуже, — заметил Пол. — Надо сказать спасибо, что никто не погиб и не покалечился.

— Все мне это и говорят: «Могло быть и хуже». Но мне и так уже плохо.

— Ты в порядке?

— Да. Я же говорю: ни малейшей царапины.

— Я имею в виду не физически, а эмоционально. У тебя что-то голос дрожит.