Маскаль: Врата Ада

Громкий хлопок и сноп искр и капелек поражающего вещества разлетелись красивым салютом по поляне, высветив целую свору затаившихся в мелком кустарнике тварей – а ведь если бы у них были глаза, а не вечно полные гноя рудиментарные слепые щёлки на их месте, я бы их давно заметил – вскользь проскочила мысль. И в ту же секунду относительную тишину разорвал оглушительный вой, поднятый прожигаемыми напалмом, насквозь ранеными гранатой тварями. Тени заметались по подсвеченной искрами горящего напалма поляне, твари наступали на них лапами и взывали ещё более истошно и жалобно, часть – те которых гранатой накрыло посильнее – уже хрипели, испуская дух, прожженные насквозь во многих местах. В воздухе повис вонючий дым и стойкий запах палёного мяса. Стрельба со стороны Патагеныча стала реже, и я поспешил через кусты вправо, чтобы обежать поляну, ставшую для целой стаи мутантов-людоедов братской могилой. Пристрелив на ходу пару недобитков, я прорвался через кусты и выскочил на опушку, где на большом, с меня высотой камне сидел в напряжённой позе Патагеныч и, выцеливая, подстреливал кружащих вокруг камня тварей одиночными.

Завидев меня, твари переключились, обернулись и стали подбираться, но добить их вдвоём нам труда не составило – было очевидно, что их вожак либо погиб при взрыве боеприпаса, либо позорно бежал.

Не обращая внимание на скулеж и рык умирающих тварей, Патагеныч устало слез с камня и, не обращая на меня никакого внимания, потрусил к прогалине, на которой в светлеющем от рассвета тумане что-то светилось. Не желая ему мешать – вдруг всё таки его не столько увлёк артефакт, сколь желание сменить изгаженные со страху подштанники, кто же его знает? – я занялся снаряжением опустевших магазинов, осматривая местность на предмет обнаружения недобитков. Да и атрефактом тут можно было разжиться - Патагеныч был не тот человек, кто зря пойдет на полянку. Он давно жил в Зоне и знал много «рыбных мест». Дружба – дружбой, но денежки врозь, таков Закон Зоны.

Занятый мыслями и снаряжением рожков, я не заметил приближавшегося третьего фигуранта этих ночных событий, мысль о котором ушла на задний план под влиянием адреналина и азарта боя.

Сталкер явно был хорошо экипирован и снаряжён, но подходил, подняв вверх ствол автомата, демонстрируя мирные намерения. В неверном сумеречном освещении рассвета, он выглядел мощным и монументальным, его камуфлированный костюм с бронепластинами, отлично подогнанная разгрузка, НАТОвский шлем и высокий рюкзак выдавали в нем бывалого странника Зоны.

Не дойдя до меня шагов двадцать, сталкер закинул автомат на ремне за плечо, присел на землю около дергающейся в конвульсиях подстреленной твари, и, спокойно достав сигарету из кармана разгрузки, прикурил.

Свет зажигалки, озаривший на минуту его суровое лицо, не оставил у меня сомнений в его личности. Это мог быть только Хемуль собственной персоной.

Зная его по жизни на Периметре, я ни разу не встречался с ним в Зоне, но понимал, что мирные и дружелюбные за Периметром, сталкеры часто перевоплощались в суровых и безжалостных людей под влиянием обстоятельств, которые тут менялись ежеминутно.

Из тумана вынырнул силуэт Патагеныча. Он не подал вида, что заметил сталкера, устало и неторопливо подошел ко мне и наконец скинул на землю явно натрудивший плечи рюкзак. Сильно воняли обгорелые трупы собак, и к этому запаху добавлялась вонючая копоть догоравших после непереносимого жара напалма сухих кустов и мха.

Я сделал лучшее, что мог сделать в такой момент – скинул рюкзак, и, отстегнув крепление боевого шлема, положил его на траву перед собой, и вынул из бокового кармана рюкзака пластиковую баклажку со спиртом. Налив в большую, явно грамм на сто пробку, я молча протянул её в сторону Хемуля.

Он затоптал окурок, подошёл, отстегнул фляжку, и отвинтив крышку залпом влил в себя горючую жидкость, слабо крякнув. И тут же обильно запил водой из фляги.

Я снова налил подошедшему уже Патагенычу, и тот, смешно шевеля бородой, придавленной креплением каски и потому торчавшей вперед и помятой, залпом выпил, и, приняв флягу у Хемуля, шумно и обильно запил. Налив себе, я запил коротким глотком и передернулся – так крепок и заборист был Бульбашев спирт. Но – хорош, не придерешься. Подышали.

Костерчик весело потрескивал полусырыми хворостинами, но в низине, где мы молча единогласно решили встать лагерем, было не очень мокро. Туман рассеялся и взошедшее, пробивавшееся сквозь кружащиеся над Зоной облака солнце немного даже грело, что в этих суровых местах было явлением редким и радостным. Зима заканчивалась, если конечно можно было назвать зимой тот период легких заморозков, который иногда сменял вечную осень Зоны.

Раскинув в низине у костерка на свежесрубленных стволах осин – дрынах – кусок брезента, мы расстелили под ним спальники, развесив над кострищем промокшие от пота носки, и с молчаливого согласия Хемуля отдались такому важному и нужному делу, как короткий сталкерский сон.

Я проснулся мгновенно – Хемуль молча кивнул на Патагеныча, так и не снявшего шлем и лежавшего поверх расстёгнутого мешка огромной тушей, с топорщащейся вверх из-под крепежа подшлемника бородой. Хемуль так же молча завалился в свой мешок и мгновенно, как мне показалось, вырубился.

Была моя очередь дежурить, бодро и ответственно, и, быстро натянув мои любимые отменные рыбацкие сапоги, взведя затвор шмайссера и натянув на шлем капюшон куртки, я вылез из-под покрова брезента под мелкие холодные капли вечного дождя. Пара очередей по неосторожно пошевелившимся в кустах тварям ребят не разбудила, и дежурство моё прошло легко и бодро, благо что особую бодрость придавали мне воспоминания о такой жаркой и страстно желанной Айде, которая кротко ждала меня после каждого похода в Зону. В Зону, ставшую моим домом…

Бармены, в первую очередь Бульба, к которому, несмотря на его прижимистость, я всегда приносил лучшие находки, давно уже не смотрели на меня как на новичка, ведь пару раз я умудрился даже принести «Душу», артефакт крайне редкий и баснословно дорогой.

Много артефактов я сдавал «научникам» - учёным, работавшим в Зоне. Платили поменьше – зато не надо было далеко ходить. Их лагеря стояли открыто, были тщательно огорожены и охранялись специальными подразделениями военных, умело и решительно уничтожавших любое подозрительное приближающееся существо из крупнокалиберных винтовок и пулемётов.

У научников можно было разжиться свежими продуктами, качественными сухпайками и патронами, оружие они не продавали и не выменивали. Впрочем, как видно из моего короткого повествования, найти в Зоне оружие не составляло особого труда. Главное тут – не погибнуть в аномалии, не попасть на обед к мутантам, не наглотаться ядовитой жидкости и не попасть сильно под радиацию. Пули бандитов, бойцов группировок и просто шального зомби также не надо игнорировать – а в целом тут жить можно, и гораздо интереснее, чем в большом городе…

Военные слово сдержали. Базу, которую мы с Патагенычем вычислили, они зачистили под корень, оборудование вывезли, а нам выдали разрешения на пребывание в Зоне, одно из которых я тут же презентовал моей красотке Айде.

Наши с ней отношения стабилизировались, и хоть я уже пару месяцев как прикупил себе новый домик, с бетонным подвалом-хранилищем и всего в пятидесяти метрах от Бара, она не спешила ко мне переезжать из своего хоть и надёжного и безопасного, но всё-таки мрачного жилища. Я старался не лезть к ней с вопросами и предложениями, и, вернувшись из очередной ходки, если позволяло здоровье, сидел вечером в баре, наслаждаясь её роскошными формами на фоне рядов разноцветных бутылок, грацией и самозабвенным исполнением жутко возбуждающих меня танцев. Но каждое утро я покидал нашу постель и неизменно уходил в лес упражняться, и отсыпался потом днём в своей хижине. Она частенько приходила ко мне еще до моего возвращения из леса, и, вдоволь нафыркавшись в душе в пристройке и растираясь большим и грубым хлопчатобумажным полотенцем-простынёй, я с наслаждением поедал её роскошный борщ и по два-три раза просил добавки.