Маскарад любовных утех

– Да.

– Роза Леопольдовна, сделайте одолжение, отдайте Вере пакет с выпечкой и кофе, – попросила я.

Краузе поджала губы.

– Не помню, куда его дела.

Я замерла с сапогом в руке. Няня заразилась от Веры слабоумием?

– Он на столе в гостиной.

Но Краузе повела себя еще более странно.

– Покажите, пожалуйста, какой, как бы я чего другое не принесла.

В полном недоумении я вернулась в комнату.

– Не стоит рабочих баловать, – зашептала шедшая следом Роза Леопольдовна. – Знаю эту породу. Бывают люди, бывают плохие люди, бывают отвратительные люди, а бывают строители. Для прораба главное – хозяина обдурить: побольше денег оттяпать, поменьше сделать и унестись прочь. И они наглые. Один раз угостите пирожком, работяги на следующий день крабов в коньяке потребуют.

– У вас от ягод сильная изжога, мне черника не подходит из-за коронок, к тому же я не люблю ее вообще, – тихо ответила я. – Не пропадать же добру? А кофе вы сами хотели рабочим отдать.

Краузе почесала переносицу.

– Ладно, пусть им пирог ужином будет. Вы идите, побеседуйте с Николаем, а я Вере втолкую, что у них сегодня выпечка вместо сосисок.

– Желаю удачи, – сказала я и побежала в большой дом.

* * *

– Цвет для бани подобрать надо, – сказал Николай, вводя меня в небольшое помещение. – Есть интересный колер – папа я. Оригинальный и для комнаты отдыха подходит. Созерцание таких стен релакс дает, психологическую разгрузку обеспечивает. Если одобрите, возьму на фирме по оптовой цене, у меня там приятель работает. Во! Кусок оформил, гляньте.

– Весьма симпатично, – согласилась я, разглядывая небольшой участок стены, – и необычно. Вроде зеленовато-оливковый, но еще присутствует немного розового и, кажется, желтого.

– Папа я, – кивнул прораб, – он такой.

– Ну и название у цвета! – засмеялась я. – При чем тут папа? В связи с присутствием розовых ноток следовало бы назвать оттенок «блондинка я».

Николай округлил глаза.

– Так по фрукту имя дали. Краски натуральные, на растительном сырье. В кухню вам можно «апельсин» или «персик» взять, в спальню «абрикос», а в баньку «папа я».

– Осталось выяснить, что это за фрукт, – улыбнулась я, – не очень-то разбираюсь в экзотике.

– Его в Москве полно, – заверил Николай, – я ел. Гадость. Вроде картошки, но другого вкуса. Посоветовали лимоном обрызгать, но еще хуже стало.

– Папайя! – осенило меня.

– Ну, да! А я чего написал? – удивился прораб. – И…

Дверь в дом распахнулась, появилась Роза Леопольдовна. Она не накинула верхнюю одежду и примчалась прямо в тапочках.

– Что случилось? – испугалась я.

– Вере плохо! – закричала Краузе. – Упала, корчится.

Я побежала по узкой тропинке назад к домику, за мной почему-то с топором в руках топал Николай.

Дверь в гостевую избушку была открыта настежь, в холле гулял сквозняк. Я внеслась в гостиную и увидела на полу Веру. Глаза ее были широко раскрыты и смотрели в потолок, нижняя челюсть отвисла.

– Ну-ка, подвиньтесь! – скомандовал прораб, отпихивая меня в сторону и присаживаясь около свояченицы на корточки. – Верка, хорош придуриваться, вставай! Эй, дурында, чего молчишь?

– Николай, – тихо сказала я, – не трясите ее, она умерла.

– Да нет, – заспорил Коля, – просто, как всегда, разговаривать не хочет. Верка еще молодая, с чего ей тапки отшвыривать? Слышь, коза, садись, не пугай нас…

– Ой, ой, ой! – заголосила Краузе и выскочила во двор. – Ой, ой, ой!

Николай растерянно взглянул на меня.

– Она чего, правда того? Но так не бывает! Сначала люди болеют. Верка здоровее лошади, просто дура, а от глупости на тот свет не уезжают. Надо врача позвать.

– Давайте пойдем в большой дом, – стараясь выглядеть спокойной, предложила я и, вытолкав Николая на крыльцо, вынула из кармана мобильный.

Глава 5

– Ремонт в разгаре? – спросил Костин, входя в особняк. – Знакомься, Лампа, это мой бывший подчиненный, а теперь большой начальник Анатолий Игоревич Банкин.

– Здравствуйте, – пробормотала я. – Извините, не могу угостить вас чаем, все наши припасы в гостевом домике, а там труп Веры.

Банкин протянул мне руку.

– Рад видеть вас даже при таких скорбных обстоятельствах. Я знаю Макса и много хорошего слышал о вас. Что случилось?

– Не знаю, – ответила я. – Вам лучше поговорить с Розой Леопольдовной. Несчастье произошло в мое отсутствие, я ушла сюда смотреть, в какой цвет лучше покрасить стены бани. Николай безотлучно находился около меня, где была его жена и остальные рабочие, понятия не имею. Когда няня сообщила, что Вере плохо, я вернулась в гостевой домик и поняла, что сестра Надежды умерла. Николай присел около тела, но руками его не трогал. Я вывела всех, включая собак, во двор, заперла домик, оставив там все, как есть. Даже свет в гостиной не выключила. Если эксперту понадобятся мои сапоги, они в прихожей, на них надеты полиэтиленовые мешки из-под продуктов. Ботинки Николая и тапки Краузе тоже упакованы.

Я замолчала.

Анатолий Игоревич взглянул на Володю.

– Твоя школа?

Костин сел на табуретку.

– Она сама научилась. Где няня?

– Лежит на диване в спальне, – отрапортовала я.

Банкин одернул свитер.

– Сюда может прийти или лучше нам к ней подняться?

– Сейчас приведу Розу Леопольдовну, – пообещала я.

Краузе держалась молодцом. Она села напротив Анатолия Игоревича и сложила руки на коленях.

– Помните, что случилось? – начал Банкин.

– Такое забудешь… – поежилась няня. – Евлампия хотела отдать пирог с черникой рабочим, но я была против, не собиралась баловать строителей. Когда хозяйка пошла разбираться с краской, я подумала: «Предложить бригаде на ужин пирог неправильно. Мужики сладким не наедятся, им сосиски с макаронами подавай. Пирог – десерт, а мы о таком не договаривались, обязывались дважды в день еду обеспечить, не лакомства».

– Понял, – кивнул Анатолий Игоревич.

– Мне замолчать? – встала в позу Краузе. – Слишком разболталась?

– Нет-нет, Роза Леопольдовна, – влез в разговор Костин. – Такой умный, интеллигентный, желающий помочь полиции свидетель, как вы, огромная редкость и радость для нас. Просто у Анатолия Игоревича манера повторять в процессе беседы: «Понял». Это он для себя произносит.

По лицу няни скользнуло подобие улыбки.

– Я человек разумный, но нежадный. Вера глуповата, но она же не виновата, что такой уродилась, я сочувствовала ей. Мы с Евлампией до того, как в городской квартире после взрыва жить невозможно стало, несколько раз приезжали сюда в «Крот» смотреть, как ремонт продвигается. Должна вам сказать, что с Верой в бригаде обращались плохо. Николая свояченица раздражала, он ее называл «немтыка». Но чья вина, что девушка нормально разговаривать не научилась? Родителей! Если с ребенком не заниматься, из него Маугли вырастет. Вере доставалась самая тяжелая работа, спала она в чулане, постоянно ругань в свой адрес выслушивала. Надежда на сестру не меньше мужа злилась, считала ее обузой, несколько раз я слышала, как она восклицала: «Чтоб ты сдохла, дармоедка! Замуж тебя никто не берет, делать ничего не умеешь. Хочешь на нашей с Колей шее до старости сидеть?» Я решила строителям пирог не давать и Веру угостить. Вскипятила чайник, отрезала кусок и предложила: «Угощайся». Она, как водится, промолчала, но по ее глазам было видно: обрадовалась. Вера слопала ломоть и на меня уставилась. Я ей второй отрезала. А она вдруг как-то скривилась… ее затрясло… затем она упала с табуретки. Мне жутко стало, я подумала, что у несчастной припадок эпилепсии, побежала за помощью. Это все.