Маски Черного Арлекина

До самого вечера они так и ехали – впереди эльф, позади цыган. Мертингер так ни разу и не обернулся, всем своим видом выражая холодное презрение, но слух неизменно говорил ему, что назойливый человек не отстает. Лорд Недремлющего Дракона даже не пытался оторваться от преследования, хотя Коготь мог в этом смысле дать фору любому коню – выносливости четырехногому вампиру было не занимать. Но изматывать его скачкой лишний раз не хотелось – чем быстрее полумрак устанет, тем быстрее проголодается, а чем его кормить, Мертингер пока себе не представлял. Разве что дать ему цыгана сожрать. Коготь пронзительно заржал, и эльфийский лорд невесело усмехнулся собственной мрачной шутке.

* * *

Заночевал Мертингер, как обычно, в лесу, по-прежнему избегая людских поселений. Ставшие уже привычными в его пути древесная крона в качестве крыши над головой и опавшие листья вместо перины вновь приняли странника как старого, давно знакомого постояльца. Мягкий рассеянный свет молодого месяца, подчас любопытно показывающего нос из-за облаков, наполнил душу покоем, и эльф, завернувшийся в плащ, и сам не заметил, как провалился в забытье у затухающего костерка...

На этот раз сновидения унесли его далеко на север, к полуночным горам Тэриона. Это было место, куда никогда не проникал ни один луч солнечного света; здесь боялся показываться даже ветер – для него это было весьма небезопасно.

Своды бескрайней пещеры уходили ввысь и походили на купол. Мертингер стоял перед зияющей пропастью, в глубинах которой бесновалось раскаленное пламя. Бездна. Жуткий дымящийся разлом, рана на теле мира, пробитая в пугающую неизвестность и раскаленную бесконечность. Где-то здесь, у одного из нависающих над Черным Провалом пиков, согласно легендам, восседает на своем каменном троне сам мерзкий и отвратительный К’Талкх, опутанный множеством постоянно шепчущих что-то цепей-лезвий, разорвать которые он не в силах уже тысячи тысяч лет. Демоны высших кругов раболепно пресмыкаются перед своим царем и воплощенным богом, за исключением тех, кто плетет интриги и вынашивает собственные злобные планы. Среди них – Ктуорн Ганет, Шип Бездны, демоническое создание, наделенное мудрым, но коварным разумом и мятущимся от амбиций духом. Именно он сейчас стоял рядом с Мертингером, и жуткое пламя играло в его пылающих огнем желтых зрачках. Невыносимо пахло кипящей смолой и серой.

– Это действительно тот самый меч? – Эльф все еще не верил, держа перед собой Адомнан. – Он достался мне в холодном Стриборе, я всегда считал, что он выкован вараэнами, первыми князьями моего народа...

– Ни один смертный не способен обуздать такую ярость, галегерк [18] . Это не лед, но холодное пламя. И Голод. И ненависть. У кого еще могло быть столько ненависти? Подумай сам, галегерк, ты придешь к тем же выводам. Тот, кого назвали Надеждой и который отобрал ее у многих.

18

Галегерк – эльф (перевод с языка Бездны).

Эльф задумался, и мысли эти были совсем не радостными. Пр'oклятый... Этот меч когда-то выковал сам Пр'oклятый...

– Почему ты помогаешь мне? – прозвучал наконец столь долгое время мучавший Мертингера вопрос.

– Потому что мы сражаемся с общим врагом.

С каждым словом из огненной пасти демона изрыгалось пламя. Багровая кожа, столь грубая на вид, что казалось, будто она вытесана из камня, лоснилась от пота. Отблески огня играли на шипах и четырех острых рогах.

– К’Талкх? – предположил Мертингер.

– Ха-ха-ха-ха... – Зловещий демонический хохот сотряс пропасть, мир кругом будто бы даже подернулся; от рокочущего эха в Бездну с краев сорвалось несколько камней. Множество крылатых тварей, обретающихся на пиках вокруг провала, взмыли в воздух, шум от их крыльев походил на далекий шепот. – К’Талкх! Ничтожество, скованное на собственном пьедестале. Жалкий трус, не посмевший когда-то уничтожить этот мир, потому что при этом исчез бы сам... Нет... Наш с тобой враг не скован. И поверь мне, галегерк, я бы обрушил весь хребет Тэриона в Бездну только за то, чтобы хоть раз узреть его тень и сжать свои когти на его шее. Найди его и, если найдешь, дай знать мне... Найди его... Найди его... Найди...

* * *

Он вздрогнул и проснулся. Причиной пробуждения стала необъяснимая тревога, кольнувшая сердце стальной иглой. Это походило на неприятное ощущение, что кто-то расхаживает у тебя в изголовье, пока ты спишь. Ты просыпаешься, но никого не видишь. Вновь засыпаешь, и постепенно ощущение возвращается...

Мертингер не мог разглядеть ничего кругом – месяц, наверное, спрятался за тучами, но... все равно подобной тьмы быть не должно. Эльф не видел ни деревьев, ни кустарника, ни даже земли с пожухлой травой – как будто ему выкололи оба глаза.

– Что здесь, просвети Тиена, творится?!

Под руками Мертингер нащупал влажные листья. Он поднялся на локте, упершись спиной в дерево. Было холодно. Тело задубело от неудобной позы, ноги затекли. Он пытался понять, что происходит, и не мог. Все окружающее пространство будто затянула непроглядная погребальная драпировка – Мертингер не различал даже собственных рук. И тут тонкий слух эльфа уловил звук движения в стороне. Он повернул голову и увидел...

Белое лицо с глубокими чернильными тенями на месте глаз словно висело прямо в воздухе, разрывая тьму, как клочок бледного света.

– Кто ты такой?!

Пальцы зашарили под плащом в попытках отыскать рукоять Адомнана, но меча рядом нет – он исчез. Эльф хотел вскочить на ноги, но у него ничего не вышло – все тело впало в странное оцепенение, он не мог даже головы повернуть. Должно быть, впервые за несколько сотен лет лорд Дома Недремлющего Дракона ощутил себя беспомощным. А еще – и теперь уже совершенно точно – он испытал ужас. Не испуг, не страх, а самый настоящий, полноценный ужас.

Лицо тем временем приблизилось. Мертингер смог разглядеть черты: узкие скулы, заостренный подбородок и тонкие серые губы, высокий широкий лоб, лишь подчеркивающий общую треугольную форму лица, прямой нос со слегка округлым кончиком, длинные, с незначительным изломом брови и... все. На месте глаз по-прежнему царили непроглядные черные кляксы. Ни одной эмоции, ни единой мысли нельзя было прочесть на этом выточенном, словно у статуи, лице – как будто они были просто стерты.

Зато теперь стало возможным различить и остальное тело (если его можно было так назвать) незнакомца. Все, что выходило из шеи, было бесформенным, сплетенным из мрака, и глаз лишь на мгновение мог зацепиться за движущиеся контуры, ежесекундно меняющие очертания, словно ночной гость был сплетен из сотен маленьких шевелящихся перепончатых крыльев.

– Мы нашли тебя, – прошептал склонившийся над эльфом незнакомец, обдав его ледяным дыханием. – Мы нашли себя в тебе. Ты вернешь нам себя. Ты отдашь нам себя, и мы откупорим сосуд, освободив свою разъединенную душу. А потом мы скуем три ее части вместе и станем единым целым. Наконец... – Когда он говорил, слегка растягивая слова, изо рта проглядывали острые клыки.

Вампир...

– Изыди, тварь...

– Нас изгоняют, но нас здесь нет. Нас нет и в себе. Душа в чужих руках. Часть целого – в другой части. Смерть – к смерти, жизнь... а вот ее мы не помним. Мы и так в тюрьме, не нужно нас изгонять. Мы и так мертвы, нет смысла нас убивать. Нашу душу разделили, разорвали на несколько кусков. Нас держат, нас натравливают, как собак. Мы на охоте, но не мы охотники...

Единственное, что понял Мертингер из бессмысленного бреда носферату, это то, что его кто-то послал.