Маски Черного Арлекина
Шрифт:
От размышлений старого солдата оторвал какой-то шум, раздающийся со стороны пяти старых вязов. Кто-то крался меж столетних деревьев, слегка звеня доспехами при ходьбе. Обычный человек точно бы ничего не заподозрил с такого расстояния, но гвардейцев его величества с детства тренировали видеть и слышать лучше остальных.
– Такерей, Хокинс, быстро во дворец. Предупредите капитана Дарна, что кто-то пробрался в парк через заднюю калитку. Только тихо и побыстрее.
– Это, наверное, любимый пустозвон его величества, – предположил стражник Хокинс. – Он любит всюду расхаживать по ночам. Шут, дери его...
– Быстро, – сквозь зубы прорычал командир Брент. Да, стражники, хоть и дворцовые, но все же в подметки не годятся гвардейцам. Жаль, что приходится командовать
– Так точно, сэр.
Но приказ командира «глядеть в оба» им не помог. В следующий миг в ночи раздалось несколько хлопков со стороны площади, так, словно там кто-то спустил тетиву. Между прутьями решетки пролетел с десяток арбалетных болтов. Стражники с предсмертными хрипами рухнули навзничь, их доспехи были пробиты в нескольких местах. Выжил лишь командир Брент. Он пополз в сторону дворца, оставляя за собой кровавый след на плитах главной дорожки.
С разных сторон парка заполыхали факелы... десятки факелов. Враг был уже на территории дворца! К парковой решетке из прилегающих переулков и улиц, цокая копытами, выезжали конные рыцари с множеством различных гербов и витых девизов на копейных флажках и щитах.
А командир Брент все полз и полз, невзирая на два каленых болта, разрывающих грудь при каждом движении.
– Тревога! Тревога! – раздался где-то на лестнице знакомый рев Джонатана Дарна.
Только после этого сержант-гвардеец позволил себе умереть.
11 сентября 652 года. Северные ворота Гортена
Едва королевская карета влетела в Гортен через широко открытые северные ворота, как Беатрис поняла, что предчувствия не обманули ее – у въезда в столицу не было видно стражников, призванных встречать всех приезжих от имени короля. В Гортене что-то происходило, со стороны центра города слышались какие-то далекие крики, а над Соборной площадью, где располагался дворец Асхиитар, поднимались густые клубы дыма: зловещее марево пожара озаряло полуночную столицу. Непосредственно на улице сразу за городскими воротами лежала перевернутая телега с рассыпанными вдоль дороги товарами – простой глиняной посудой, преграждая тем самым дальнейший путь. Хозяина разбросанного скарба рядом не наблюдалось.
Карета остановилась, гвардейцы на своих конях расположились по кругу, с тревогой вглядываясь во тьму переулков.
– Сэр Миттернейл, вы видите это?! – Беатрис высунулась из окна кареты. – Вы видите?!
– Да, ваше величество, боюсь, что вы оказались правы. Очень боюсь... – Молодой рыцарь выглядел более чем серьезным, казалось, сама Смерть коснулась его лица, сделав бледным, как полотно.
– Но что там случилось? – королева нервничала. – Что с моим сыном?
– Мы выясним это, ваше величество. – Рыцарь спрыгнул с передка, оставив уже бесполезные вожжи, и стал распрягать коней. – Оставайтесь здесь, под охраной гвардейцев, а я отправлюсь во дворец и все разузнаю.
– Нет! – голос королевы не терпел возражений. – Мы отправимся вместе! Я не хуже вас умею ездить верхом.
– Владеть мечом вы тоже умеете, сударыня? – повернулся к ней Миттернейл.
– Не смейте смеяться надо мной! – возмущенно вскинулась Беатрис.
– Что вы, госпожа, я серьезен как никогда, – с тревогой в голосе ответил рыцарь. – Там идет бой, понимаете?!
– Дайте мне меч, – потребовала королева, – и скорее, мы должны успеть!
По приказу Лютера один из гвардейцев уступил королеве своего коня, а сам пересел на только что выведенную из каретной упряжки лошадь. Нашелся и меч для возомнившей себя воительницей Беатрис – длинный кинжал старой ковки в богато украшенных золотом ножнах. Это оружие считалось семейной реликвией Миттернейлов и передавалось от отца к сыну, при этом сам Лютер не ведал о том, откуда взялся этот клинок, – его история затерялась в веках.
– Вот, возьмите его, ваше величество, – рыцарь протянул оружие королеве, – в нашей семье считается, что он охраняет
того, у кого находится.Беатрис схватила кинжал, закрепила его у себя на поясе и вскочила в седло:
– Вперед, чего же мы ждем?!
– За королеву и Ронстрад! – Лютер Миттернейл направил своего коня через баррикаду.
На всем пути до дворца им не попалось ни одного вооруженного человека, что было очень странно, учитывая, сколько войск король Инстрельд успел стянуть в Гортен, да и простых жителей встречалось не слишком много, и все они были крайне напуганы. Лютер пытался расспросить некоторых, но бессвязное лопотанье и страх в глазах при одном упоминании о дворце так и не позволили выяснить ничего конкретного. Одно было ясно – в районе Асхиитара уже несколько часов идет бой, королевская гвардия защищает дворец от целой армии мятежников, среди которых много солдат из расквартированных под Гортеном королевских войск. Что произошло, где король и первые лица государства – ничего из этого лепета просто невозможно было понять.
Когда до дворца оставалось два переулка, до королевы и ее спутников отчетливо долетели лязг оружия и яростные крики солдат.
– Нам нельзя на площадь, ваше величество, – констатировал Лютер, – там будет слишком много врагов.
– Есть другой путь, – подумав, сказала Беатрис, – через парк и мимо озера. Только там придется идти пешком.
– Вперед, все за мной! – скомандовал Миттернейл, и всадники свернули направо, объезжая Соборную площадь по узкому – там не разминулись бы два всадника – переулку.
Вскоре они беспрепятственно достигли королевского парка и, оставив коней у древней, полностью заросшей плющом решетки, поспешили сойти по пяти выложенным камнями ступеням к проходу. Калитка, прятавшаяся в покрытой мхом и зарослями цветков багряника каменной арке, негостеприимно скрипнула, открывая путь. Мокрые после дождя деревья отбрасывали на дорожку давящую тень. Здесь росли старые вязы, посаженные лично по приказу короля Инстрельда II Лорана. Большинство могучих деревьев уже сбросило свои листья, укрыв ими землю. Голые морщинистые ветви подрагивали на блуждающем в кронах ветру, а из-под желто-алого ковра листьев подчас вырывались истресканные веками мокрые и скользкие корни, всю свою жизнь, насколько помнила королева, так и норовящие поставить подножку ее величеству.
Поговаривали, что в парке Асхиитара живут призраки былых придворных, во множестве своем встретивших конец здесь, в живописных окрестностях дворца. Их души были погублены в различных интригах и заговорах. Увидеть их можно было лишь тоскливыми осенними ночами, эти странные тени, все блуждающие меж деревьями и не находящие покоя. Они чуть слышно гладили холодными руками сухую кору деревьев, в надежде хотя бы так зацепиться за возможность ощутить себя вновь живыми, попытаться вдохнуть свежий ночной воздух. Как же они желали почувствовать легкое дуновение ветра в своих прозрачных волосах и бледных одеждах, с трепетом в сердце ощутить касание капель дождя на истончившемся, словно обгоревший воск, лице, унять вечную боль в уставших и болезненных пальцах.
Но сейчас королеве Ронстрада было вовсе не до призраков, она больше боялась живых. Она бежала в окружении верных гвардейцев, поддерживая руками подол своего расшитого золотыми нитями и вензелями платья. Бархатную зеленую шапочку, обрамленную блестящим обручем зубчатой короны, нес Лютер Миттернейл, несчастный, по мнению королевы, ребенок, которому довелось в таком юном возрасте вступить в сражение с самим собой и проиграть его, ради нее, женщины, ради ее воли. Беатрис видела, каким влюбленным и восторженным взглядом смотрит на нее этот юноша, как дрожат его руки и голос, когда он пытается с достоинством отвечать ей, королеве великого Ронстрада. Его преданность и обходительность вызывали у нее легкую снисходительную улыбку, но подобное поведение было достойным похвалы и немного печалило, лишний раз напоминая, что нынче рядом с троном совсем не осталось чистых сердцем рыцарей, подобных этому наивному юноше... Ничего, она добьется для него заслуженных почестей, когда все закончится.