Маски иллюминатов

— Что-то вроде того, — сказал Эйнштейн. — Скажите, вы теперь и вправду думаете, что сможете написать тот роман, о котором мечтали?

— Иначе и быть не может, — убежденно сказал Джойс. — Я наконец-то нашел структуру, которая лежит в основе всего — «Одиссеи», «Гамлета», Моисея, скитающегося по пустыне, в основе цветов, искусств, органов тела и всех остальных аллегорических структур. Простая человеческая истина — вот на чем все это держится. — Он снова рассмеялся. — Критикам понадобятся десятилетия, чтобы это понять.

— О чем это вы? — спросил сбитый с толку Эйнштейн.

— О теме своей будущей книги, теме, которую я месяцами пытался сформулировать и которая месяцами медленно росла на задворках моего сознания, — сказал Джойс и лучезарно улыбнулся.

— И что же это за тема?

— Притча о добром самаритянине, — сказал Джойс. — Простая жизненная история, которая настолько обычна, что люди ее не замечают, пока не ткнешь их носом.

— Обычна, — повторил Эйнштейн. — Я так и думал, что вы выберете что-нибудь совершенно обычное.

— Так и есть, — сказал Джойс. — Эту ночь мы запомним навсегда, потому что она была необыкновенной. Но предположим, что она была обычной. Просто собралось четверо мужчин, которые говорили о том, о сем. И предположим, что наутро один из нас был убит кирпичом, который свалился с крыши. Разве остальные трое не вспоминали бы эту ночь так же ярко, как мы сейчас вспоминаем ее из-за посвящения, которое устроил нам Кроули? Вы еще не поняли? Никто не видит обычного, пока не становится слишком поздно. Я — клянусь Богом, Иисусом и Аллахом — заставлю их увидеть, пусть даже мне потребуется на это столько же времени, сколько вам — на вашу теорию единого поля.

— Значит, — сказал Эйнштейн, — каждый из нас нашел то, что искал. Но все мы искали разное. Думаю, так бывает всегда.

— Мне тоже пора идти, — неожиданно сказал Джойс. — Я должен вернуться прежде, чем Нора начнет волноваться и думать, что я умер пьяным где-нибудь в сточной канаве.

— Не забывайте обо мне, когда вернетесь в Триест.

— Не забуду, профессор, — Джойс остановился у двери. — Кстати, который час? — спросил он и, спохватившись, добавил: — Я имею в виду: в этой системе отсчета.

Эйнштейн достал из жилетного кармана часы и внимательно посмотрел на циферблат.

— Одиннадцать часов тридцать две минуты ровно.