Маски Тутанхамона

— Стражники… царства… — читала она, — слабы. Апоп собирается напасть.

Она подняла к кормилице встревоженные глаза.

— Ты это нашла на земле?

— Да, госпожа.

— Возможно, кто-то ее потерял… Или она была где-то сверху и упала во время землетрясения.

— Никто не приклеивает похоронные повязки к потолкам, госпожа, и не носит их на себе. И этот текст не представляет собой священной формулы. Ничего подобного.

Это было верно. Такой текст был вызовом царской власти. Никакой писарь никогда бы не составил этот текст, никакой бальзамировщик никогда бы не воспользовался такой повязкой. Тревога охватила Анкесенамон.

— Это было до землетрясения?

— Нет, восемь дней назад. Когда умерла кобра. Защитница не смогла противостоять Апопу. Царица пришла меня предупредить.

Анкесенамон задумалась. Стражники царства слабы…Собирались ли они вскоре взвалить вину за все на Тутанхамона?

— Но что это может означать?

— Мне неизвестно, госпожа.

— Спрячь эту ужасную повязку и никому об этом не говори.

— Хорошо, госпожа.

Спустя месяц Сетепенра тяжело заболела. Страшная рвота извлекла из нее все, что могло вмещать ее тело, после чего она слегла в постель, обессиленная от жара. Как сообщила Нефернеферуатон-Ташери, она съела нечистые финики, то есть запачканные землей. Срочно вызванный Сеферхор использовал все известные ему рецепты и все свои заклинания. Серая глина, чтобы прогонять демонов, травяные отвары для снижения температуры, цветочные вытяжки для стимуляции сердечной деятельности — все было опробовано.

Ничего не помогало. Сетепенра бредила, затем впала в бессознательное состояние. Пять дней спустя она умерла.

Анкесенамон выплакала все слезы.

— Но когда же это закончится?! — восклицала она. — Когда?

Сати, потрясенная и задумчивая, смотрела на нее.

Траур. Бальзамировщики. Саркофаг. Похоронная процессия. Плакальщицы. Поездка в место захоронения Маат. Гробница, жрецы, чтение молитв, погребальное имущество…

После всего этого надо было лечить уже царицу, так как ее охватила меланхолия.

Вечером Анкесенамон удалилась в свою спальню с верным львом, который растянулся у ложа. У нее болела вывихнутая лодыжка, и она направилась к Сати попросить мазь, которую кормилица хранила в одном из своих сундучков.

При ее входе та, склонившись над сундучком, что-то быстро спрятала под тканью, очевидно, дощечку для письма.

— Что ты прячешь?

— Ничего, госпожа, ничего.

— Над чем ты тогда наклонилась?

— Я рассматривала сундучок…

Анкесенамон подошла ближе и, отодвинув руку кормилицы и ткань, обнаружила деревянную дощечку для письма, покрытую белой эмалью с выгравированными на ней черными цифрами. Она взяла ее в руки, рассмотрела при свете ламп и ничего не поняла.

— Что это такое?

Через мгновение Сати, смутившись, ответила:

— Расчетная таблица.

Анкесенамон внимательно рассмотрела дощечку и увидела там столбики цифр.

Все это не имело никакого смысла. Анкесенамон не знала математики, но беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что цифры не были расположены последовательно ни в одном, ни в другом столбце. Кроме того, она сомневалась, что Сати увлекалась расчетами на досуге.

— Что это за дощечка? — повторила она вопрос.

Сати вздохнула.

— Магический способ узнать судьбу.

— Узнать судьбу? Как?

— Надо знать дату рождения человека и имя, которое он получил при рождении. Затем подсчитываем количество лунных месяцев, которые он прожил, и количество дней, оставшихся до конца текущего лунного месяца. Если первая цифра в количестве месяцев, которые он прожил, оказывается среди цифр в верхнем столбце, он будет жить. Если она среди цифр в нижней части, он умрет. Если количество дней, которые остаются в лунном месяце, фигурирует вверху, этот человек будет жить. Если внизу, он умрет. [29]

29

Папирус Лейда, том XI.

Анкесенамон нахмурила брови.

— Для кого ты сделала эти расчеты? — спросила она.

— Ни для кого.

— Для меня?

— Нет, госпожа, я тебе в этом клянусь.

— Для кого тогда?

Сати подняла на нее опечаленный, но упрямый взгляд. Охваченная неистовой тревогой, Анкесенамон стала трясти опустившуюся на корточки кормилицу.

— Ответь мне! Я не уйду из этой комнаты, пока ты мне не ответишь!

Сати закрыла лицо руками.

— Я их сделала для мужчины, — сказала она наконец.

Анкесенамон отступила.

— Какого мужчины?

Сати покачала головой.

— Для мужчины.

Почему она отказывалась отвечать? Очевидно, это означало, что мужчина был важным человеком.

— Это мужчина, — упорствовала она.

— Царь? — выговорила Анкесенамон подавленно.

Сати поднялась с таким трудом, как будто ей было сто лет, и скрестила руки на груди.

— Царь? — повторила Анкесенамон, словно спрашивая саму себя.

Реакция Сати указывала на то, что это был действительно он.

Женщины посмотрели друг на друга. Выражение лица кормилицы было таким мрачным, что Анкесенамон бросилась к ней и схватила за руку, в ее глазах застыл немой вопрос. В красноватом свете ламп лицо Сати напоминало лицо статуи богини ночи. Анкесенамон пронзила дрожь.

— Он тоже?

Она вспомнила проклятую повязку и явившуюся кормилице ее мать.

— Сколько дней? — спросила она хрипло.

— Двадцать один.

Анкесенамон прислонилась к стене. Три недели.

— Я умру, — прошептала она.

— Нет, не ты. Кобры тебя защищают.

— Чем так жить, лучше умереть.

— И знание — тяжкий груз.

— Ты не могла ошибиться? — спросила Анкесенамон, снова беря в руки дощечку для письма.

— Он прожил пятьсот семьдесят лунных месяцев. Пять — в нижней части. И ему остается двадцать один день до конца текущего месяца.

— Но, может быть, это не для него?

— Какой еще есть стражник царства? Он единственный. Это на него указывала царица. Неужели ты думаешь, что ради какого-нибудь чиновника она явилась бы сюда?

«Как я смогу теперь посмотреть ему в лицо?» — думала Анкесенамон. Она попросила у Сати мазь и натерла себе лодыжку. Но это не принесло пользы: она почувствовала облегчение в лодыжке, но сон ушел.

Во дворце началась большая суматоха по случаю предстоящего визита в Фивы иностранного принца, преемника Азиру, царя аморитов. Этот царь был известен со времен Эхнатона своей трагической судьбой. Он оспаривал власть царства в Азии и начал с того, что объявил войну царю Библоса, Рибадди, союзнику Двух Земель. Затем он присоединился к бедуинам-грабителям, которые даже попытались напасть на Мемфис. Когда армия царя Двух Земель усмирила Азиру, его вынуждены были отправить в Фивы, где держали в качестве заложника. Так как он неистово бунтовал и угрожал своим тиранам, Хоремхеб велел выколоть ему глаза. Наконец Ай, посчитав, что он больше не представлял опасности, отослал пленника в его царство песков, где тот умер.