Маски
Шрифт:
– «д з а н» —
– и ткнулся в прощелк мальчугана, отдавшего честь.
– Генерал – Бидер-Пудер!
– Просите!
И тотчас же —
– с тихим чириканьем шпор замелили куриные ножки лампасами красными: кокала косточка, а не безусый, безбрадый, безвласенький труп – помесь карлы, шута и Кощея, – со слабой улыбкою, с кожей серебряной, как от проказы.
Лицо – проострение бирюзовато-зеленого носа с оранжевой, страшной ноздрей; и, как белые вошки, слезливые чырочки в недрах глазниц; ручки, серо-серебряные, быстро бились из воздуха.
Голосом, слабеньким, как
– Нэ… вэ… мэ… квэ!
Вероятно:
– Ну вот, – я и к вам!
Только белый Георгий, как впаянный в грудь, безобразие это оспаривал.
В нос Сослепецкому бросилась помесь из запахов: тлена с ванилью; он – в ночь: из вагона.
– Кто это?
– Командующий пятой армией: новоназначенный!
– А из каких нафталинов «о н и» его вынули?
– Право, не знаю.
– Чем славен он?
– При барабане стоял, на котором сидел князь Барятинский, при полоненьи Шамиля [99] …
– И все?
– Нет, – еще: этот старец ночами мазурку с собою самим в пустой зале все тяпает – для поддержания бодрости… Вы представляете: очаровательно!
– Трупы из гроба повылезли – к Константинополю
маршем победы вести: конец – близок!
И —
– в ночь!
Миллионы
И стоны, и дзаны сливалися в плач паровоза; и песни звенели из воздуха; видел: покойники носятся, белые пляшут, – безруко, серебряно.
99
Шамиль (1798 – 1871) – имам Дагестана и Чечни, организатор национально-религиозного движения среди горцев Кавказа.
Разорвалися: —
– заборик – враздрай; под забориком – жалобы:
– Тут тебе уши отмерзнут…
– Отвалятся пальцы…
– Кампанию делаем.
– Будет мамзель тебя: «Воин увечный». Да – «наша», да…
– Уж прямо бы резали.
Вон городьба, занесенная снегом; снега разгребные, ми-ганцы домишек, бугор за путями; с бугра же – качается – маловетвистое дерево.
Сноп: поворот колес красных; платформа облещенная: разодранствр мешков, серых лиц, сероватых шинелей, с желточными пятнами; никнут папашники вшивые; шелест неслышимый:
– Ишь!…
– Знать, не битый.
– Серебряный глист!
– Самоправ: с чорта вырос.
И кто-то на локте с мешка поднялся; и к кому-то; кто сидя, кто лежа на брюхе, кто – вполуразвалку пристроился; давами глаз разгорелись на щеголевато одетого, в мех запахнувшегося офицера: – сплошной кривосуд поднимался от этих к нему присосавшихся глаз!
– По затылку его: ты за доброе дело стоишь.
– Уж таи про себя.
– Что же, битому псу только плеть покажи; он скрях-тит… Говори, братцы, смело: терять уже нечего…
– Два кулака под бока.
– А сел: «До победных проливцев!»
– Из пушки им выстрелить в этот победный проливец!
Не евший годами, засохнувший клоп, ставший шкуркой, когда из матраса кусаться, бежит, – то – брр – жутко!
А тут – не клопы: миллионов семнадцать парней, детин, дядей!
Он прочь – в бледный воздух.
С далеких путей дергал поезд оттуда, где злою щетиной Штыков лихошерстый простор опоясался, где —
– за воздухом безрукий воздух, рукава раскидавши, Россию оплакивал…
«Кхх-пф-пф!»
Желтой
короткой юбкой вильнула мадам Тигроватко, подавив на пуфик икрастую ногу:– Родная моя, – я о вашем отце: переносят не это еще…
Подбородок – на палец; а носом – к Леоночке; на леопардовом фоне головка Леоночки, виделась старой шапчонкой, которую мех горностаевый, драный, белил.
– Ну и вышлют, – неважно, – мадам Тигроватко разглядывала горностаевый мех: подбородок на палец; и носом – к Леоночке:
– Нет ничего тут ужасного; он переедет!
Трепала по щечке:
– Фэ рьен! [100]
У Леоночки вспыхнули глазки.
В гостиной, завешанной серо-оранжевой шторою, лопнуло:
Две орьентации!
– Нашим друзьям из разведки нет дела до ваших друзей; но и муж… нелегальный, – эк невидаль? Ищут шпионов, – не левых; и пусть: это нас не касается!…
Пальцами мнение ей подавала на лобик: от кубовых губ: – Нет, вы – милочка; в вас – же не сэ куа [101] – шарм… Развлекитесь, – и выгнулась, треснув корсетом, как будто она исполняла испанские танцы: под треск кастаньет.
100
Фэ рьен! (фр.) – Ничего!
101
Же не сэ куа (фр.). – Я не знаю что.
– Только вот: одеваетесь; я бы, – и из-за ресницы ее желтый глаз оглядел Леонорину талию, – что это? – палец затыкался в грудь, плечи, спину, – для стиля «дэгу» [102] , «нихилист» – назовите, как знаете: только штанов не хватает!… К чему безобразиться?
Вдруг:
– В ресторан едем, – что?
Как тигрица ей стиснула талию.
Пырск бриллиантов за окнами снесся: в окошко фонарь, не трезвонивший ветром, мигал.
– Нет, – пошла…
– Не пущу!
102
дэгу (фр) – отвращение.
И одною рукою – за талию, с тиском; другою, с развернутым веером, – в бок; и ломалася, как балерина; оглядывала черноватой ноздрею; и с треском раздвинула штору.
И —
– «кк-кх» —
– «пф-пф» —
– Пшевжепанский, взяв чашечку с пепельно-серыми бледнями, с золоватыми блесня-ми, заиготал в леопардовый цвет бархатистых и серо-оранжевых стен;
– и заперкавши в чашечку, бросивши чашечку, хохотом лопнул Велес-Непещевич, зашлепываясь в желто-пепельном кресле.
Роланд перед мавром
«Щелк-дзан» – Пшевжепанский вскочил, наклоняясь одной головою; «шлеп-топ» – и Велес-Непещевич, привстав церемонно, одной головою склонился к Леоночке; и – каменел, как мужчина перед непредставленной дамой.
Леоночка, – бросаясь рукой с горностаевой муфтой под мех горностаевой шапочки, рот разевала испуганно, точно она наступила на мерзость; лицо – ее сон, тупо-дикий, больной, где-то виданный, после забытый, но – сон, изменяющий судьбы! Ей будто старинную и позабытую гадину выкинули, чтоб отныне жила она с гадиной этою.