Мастер и Жаворонок

Это пиздец как великолепно.

Не знаю, когда прекратятся вопли Эндрю, ведь после салюта начнут взрываться бутылки с зажигательной смесью виски «Triple Whistler». Эти штуки очень громкие.

Когда извержение утихает и последние искры превращаются в падающие звезды, я выхожу на поляну. Витает запах селитры, серы и от почерневшего дымящегося тела в центре луга веет паленой плотью.

Осторожными шагами я подхожу к нему. Не понятно, дышит ли он еще, но не собираюсь проверять пульс.

Для него это все равно ничего не изменит. Но я долго наблюдаю за происходящим, музыка все еще звучит позади, оттуда, где я оставила колонку в высокой траве. Возможно, я ищу признаки жизни. Или, может быть, жду признаков жизни в себе.

Нормальный человек почувствовал бы вину или печаль, да? Ну, я любила его два года. Во всяком случае, я так думала. Но сейчас сожалею о том, что раньше не узнала настоящего Эндрю.

Даже этот оттенок раскаяния притупляется чувством выполненного долга. Чувством облегчения. Есть некая сила, когда ты находишь секреты и раскрываешь их в прекрасном, ярком свете.

И я сдержала свое обещание. Никто не будет страдать, кроме тех, кто этого заслуживает. Я сама об этом позабочусь. Если наши души пачкаются за каждую отнятую жизнь, никто, кроме меня, не понесет эту метку.

Никогда больше.

Сквозь музыку прорывается тихий стон.

Сначала я не верю своим ушам, но потом он снова вырывается наружу в виде облачка пара.

— Черт возьми, малыш, — говорю я, сдерживая недоверчивый смешок. Мое сердце поет где-то в глубине души. — Не могу поверить, что ты все еще жив.

Эндрю не отвечает. Не знаю, слышит ли он меня вообще. Его глаза плотно закрыты, кожа обуглена, кровь сочится из искореженных краев обожженной плоти. Я не отрываю глаз от пара, который виднеется с его приоткрытых

губ, роюсь в недрах своей сумки, пока не нахожу то, что ищу.

— Надеюсь, тебе понравилось шоу. Это было отличное выступление, — говорю я, вынимая пистолет из кобуры и приставляя дуло к его лбу.

В ночи раздается еще один тихий стон.

— Но я не захватила с собой фейерверков для выступления на бис, так что тебе придется проявить воображение.

Нажимаю на спусковой крючок, и с последним взрывом в мире становится на одну саранчу меньше.

И только одно чувство я сейчас испытываю:

Гребаную неуязвимость.

1_ПОГРУЖЕНИЕ

ЛАРК

— Не задерживай дыхание, — кричу я мужчине в тонущей машине, когда он колотит в окно и молит меня о пощаде. — Понял?

Не думаю, что он меня услышал. Ну и ладно.

Я просто улыбаюсь и машу ему одной рукой, а другой направляю на него пистолет на случай, если окно откроется и ему удастся выскользнуть наружу.

К счастью, давление поднимающейся воды практически не позволяет ему спастись, и в считанные мгновения автомобиль погружается под воду. В черной воде лопаются пузырьки, когда автомобиль скользит в Скитуатское водохранилище. Фары направлены на звезды и мерцают, когда электрические соединения выходят из строя.

— Вот дерьмо.

Это не очень хорошо.

На самом деле, это даже удивительно. Но необычно.

Я прикусываю губу и смотрю, пока не гаснет свет и поверхность не становится неподвижной. Когда убеждаюсь, что все тихо, достаю телефон и открываю контакты. Мой большой палец зависает над номером Этель. Только ей я звонила, когда все шло по пизде. Конечно, автомобиль на дне озера больше чем просто «пошло по пизде», так что просить помощи у Этель не могу.

Вздохнув, я набираю номер чуть выше.

Два гудка, и он снимает трубку.

— Ранняя пташка, — говорит мой отчим на другом конце провода. Я закатываю глаза и улыбаюсь, когда он называет меня детским прозвищем.

Мой настороженный тон — первый признак того, что что-то может быть не так, когда я говорю:

— Привет, папуля.

— Что случилось, милая? Все в порядке?

— Конечно…

— Кого-то стошнило на ковер? — спрашивает он. Кажется, что он выпил немного на вечеринке в честь Хэллоуина, раз не заметил, что на моем конце провода нет грохочущих басов или хриплых голосов гостей.

— Я попрошу Маргарет заказать химчистку. Не волнуйся, дорогая.

Последний осуждающий пузырь вырывается из озера, как восклицательный знак.

— М-м-м, на самом деле, мне не чистящие средства нужны…

На линии повисает тишина.

Я сглатываю.

— Пап…? Ты еще здесь?

На том конце провода хлопает дверь, заглушая смех, голоса и музыку. Слышится прерывистый выдох моего отчима. Я почти представляю, как он трет пальцами лоб в тщетной попытке направить в нужное русло холодную энергию.

— Ларк, какого хрена? Ты в порядке?

— Да, я в полном порядке, — отвечаю я, как будто это всего лишь незначительное неудобство, несмотря на скомканную окровавленную футболку, которую я прижимаю к линии роста волос, где пульсирует глубокая рана. У меня, наверное, сейчас безумная улыбка. Костюм Харли Квинн и двадцать слоев грима дополняют образ. Хорошо, что рядом никого нет.

— Я могу с этим разобраться, если ты просто дашь мне номер.

— Где ты? Слоан что-то натворила?

— Нет, вовсе нет, — отвечаю я твердым голосом, и улыбка мгновенно исчезает с моего лица. Хотя мне и неприятно, что он сделал поспешный вывод о том, что во всем виновата моя лучшая подруга, я сдерживаю раздражение.

— Слоан, наверное, заперлась у себя дома с порнушной книгой и котом-демоном. Я уехала на выходные. Я сейчас не в Роли…

— Тогда, где же ты?

— В Род-Айленде.

— Черт возьми.

Я знаю, он думает, что я слишком близко от дома для такой лажи.

— Мне правда жаль. Машина просто… — я подбираю нужные слова, чтобы объясниться, но на ум приходит только одно: —…затонула.

— Твоя машина?

— Нет. Моя… — я оглядываюсь через плечо на разбитые фары своего «Эскалейда». — Моей повезло.

— Ларк…

— Папа, я могу с этим разобраться. Мне просто нужен номер телефона уборщиков. В идеале, с эвакуатором. И, может быть, каким-нибудь снаряжением для подводного плавания.

Его смех звучит глухо.

— Ты, должно быть, шутишь.

— На счет чего?

— Надеюсь, на счет всего.

— Что ж, — говорю я, наклоняясь над каменистым обрывом, чтобы посмотреть на воду. — А я надеюсь, что нам удастся найти того, кто умеет плавать с маской и трубкой. Не думаю, что здесь сильно глубоко.