Мастер-класс

Впрочем, Фредди я не солгала. Я не сомневалась, что тест она сдаст прекрасно. В конце концов, это у нее в генах. Что и подтвердил, кстати, пренатальный Q-тест, результаты которого я с гордостью продемонстрировала Малколму девять лет назад.

Только ведь и это тоже была ложь.

Пренатальный тест я никогда не сдавала.

Глава четвертая

Я вышла на кухню и сунула в микроволновку остывший кофе. Стоит мне подумать о генетике, и я тут же вспоминаю один разговор с моей бабушкой. Это было вскоре после того, как я узнала, что беременна Фредди.

Не очень-то приятно вспоминать об этом.

– Не нравится мне этот ваш Коэффициент. – Ома налила в крошечную рюмочку глоток шнапса, проверила уровень жидкости на свет и добавила еще с полдюйма. Я достала из холодильника бутылку с водой, открутила крышечку и, усевшись поуютней, вдруг почувствовала, что в животе у меня как будто крутится маленький тунец, внезапно решивший начать расти. – Мне не хотелось бы употреблять слово «ненавижу», потому что маленькая ненависть в один прекрасный день способна превратиться в огромный ком, и все-таки признаюсь: я ненавижу эти ваши Q-тесты.

Месяц назад было достаточно запаха алкоголя, чтобы я стремглав бросилась в ванную комнату. А теперь все уже прошло, и запах шнапса воспринимался как вполне соблазнительный.

– Ты уверена, что не хочешь капельку? – спросила бабушка. – Это тебя не убьет. Да и ребеночка тоже. – И она, вытянув руку, трижды ласково хлопнула меня по животу, уже довольно отчетливо обтянутому свитером – этакое постоянное напоминание о том, что время на исходе. – Малышка получится прекрасная. Как и твой отец, как и ты сама.

Я ненавидела, когда она вот так похлопывала меня по животу. И потом, бормотание Омы заглушало голос Петры Пеллер, доносившийся из телевизора.

Каков ваш Коэффициент? – спрашивала Петра. Она, казалось, смотрела прямо на меня.

Бутылка со шнапсом манила меня. Малколм ничего не узнает – я всегда могу использовать Ому в качестве козла отпущения, если он спросит насчет понизившегося уровня ароматной темной жидкости. Но кое-кто все равно это обнаружит. Кое-кто, сидящий в стерильном кабинете в окружении образцов мочи, принесенных из кабинета моего врача. Кое-кто, получивший образование в желтой школе и получающий зарплату за то, что исследует различные вонючие выделения беременных женщин. Кое-кто, настолько ненавидящий свою работу, что ему хочется переключить эту ненависть на кого-то другого и в первую очередь на жену того человека, который изобрел трехуровневую систему распределения детей по их IQ и при любой возможности доказывает важность этого изобретения.

И еще более важно, каков Коэффициент вашего ребенка, – продолжала вещать Петра.

– Господи, какую чушь она городит, – вздохнула бабушка. – Ребенок – это ребенок. Какое кому дело до его Коэффициента?

Я хотела сказать, что Малколму, черт бы его побрал, очень даже есть дело. Очень даже!

– А нам, простым смертным, вообще-то, известно, что означает этот проклятый Коэффициент?

Я попыталась как можно лучше объяснить ей, искусно соединяя то немногое, что слышала от Малколма, и то, что сумела понять из новостных программ. Алгоритмы давно стали намного сложней, чем те данные, что некогда были исходными и соотносились с показателями средней успеваемости в том или ином классе школы.

– Это количественный показатель, Ома. Коэффициент.

– Объясни мне, как его определить, этот количественный показатель, – потребовала она.

– Ой, ну, разумеется, по оценкам. По записям в журнале, где отмечается присутствие на уроках и активность того или иного ученика. В общем, все то же самое, что в школе всегда подсчитывали и учитывали.

– И это все? – В голосе бабушки слышалось сомнение.

Я покопалась в памяти, пытаясь отыскать некие более существенные составляющие.

– Ну, еще учитывается образовательный ценз родителей и их доход. Наличие братьев и сестер. А также IQ каждого из членов одной нуклеарной семьи.

– У тебя тоже этот Коэффициент имеется?

– Он имеется у каждого, кто окончил школу или получил разрешение на работу. И каждый месяц его подсчитывают заново. – На самом деле я давно перестала следить за этим. У меня всегда были очень высокие показатели, девять с чем-то, и это с тех пор, как несколько лет назад распределение по уровням IQ двинулось на страну широким фронтом. Я удерживалась на столь высоком уровне отчасти благодаря моим научным степеням, а отчасти благодаря вполне успешной работе преподавателем в серебряной школе. Впрочем, глупо было бы думать, что столь высокий Коэффициент – полностью моя заслуга; несомненно, положение, занимаемое Малколмом, прибавляет мне пару десятых, а то и больше. Да господи, будучи заместителем министра образования, он всего лишь на одну ступень ниже самого президента!

Ома повозилась со своим слуховым аппаратом, а затем прибавила громкость в телевизоре, где по-прежнему громогласно ораторствовала Петра. Фразы летели с экрана, точно маленькие острые дротики, пронизывая насквозь.

…особенно для тех, кому больше тридцати пяти…

…чем раньше, тем лучше…

…пренатальный Q-тест предлагает женщинам бесценную информацию, благодаря которой они способны принять невероятно важное для них решение…

…пока не слишком поздно…

Некое число сверкнуло красным в нижней строке вместе с электронным адресом Института геники, и Петра «от всей души» посоветовала всем будущим матерям записаться на бесплатную консультацию к одному из экспертов института.

– Ну вот тут они кое в чем правы, – сказала Ома, отворачиваясь от телевизора и поворачиваясь ко мне, – вы ведь действительно не можете сказать, какими они будут. А что дальше? Вот, предположим, ты проходишь тест, и согласно этому тесту твой ребенок получится «самым обыкновенным», средним. Что подобная градация означает? Является ли это одной-единственной, определяющей меркой? – Аккуратно приподняв рюмку узловатыми пальцами, бабушка отпила глоточек и продолжила: – Когда я преподавала искусствоведение – о, это было давно, слишком давно, – у меня была одна студентка, которая не могла даже сдачу с доллара правильно подсчитать. Зато у нее имелись разные другие таланты. Знаешь, где теперь эта девушка?

Это я знала. Работы «этой девушки», Фабианы Роман, имелись в каждой галерее от Восточного побережья Америки до Западного, я уж не говорю о ее персональных выставках. Даже Малколм однажды полюбовался на эти покрытые странными пятнами полотна, отчасти напоминающие работы Джексона Поллока, а отчасти – Эдварда Мунка, ну и для полноты ощущений ненавязчиво отсылающие к Кандинскому. Малколм называл эти картины «дегенеративными».

– Может, мне все-таки следует пройти этот тест? Просто чтобы посмотреть, – сказала я, уже царапая номер и единый указатель ресурса на обложке одного из родительских журналов, лежавших на кофейном столике.

Ома протянула руку и выхватила у меня журнал.

– Ома, в чем дело?

– Елена, скажи: ты ведь это не всерьез? Неужели ты и впрямь думаешь сделать этот тест? Amniocentesis [3] , насколько я понимаю. – Бабушка произнесла слово «amniocentesis» очень осторожно, незнакомое сочетание звуков было трудным для ее старого языка. – Но пренатальный тест на умственное развитие? Хотя, может, это идея Малколма?

– Нет, – солгала я.

Конечно же, мы с Малколмом обсуждали этот тест; несколько раз обсуждали. И каждый раз все кончалось тем, что Малколм говорил: это, мол, мое личное решение, как я решу, так и будет лучше, и он со своей стороны никакого давления на меня оказывать не станет. Но я-то знала, причем знала совершенно точно, как именно, по мнению Малколма, будет для меня лучше. Мне уже осточертело выслушивать его теорию оправдания и поддержки системы всех этих показателей Коэффициента.

3

Внутриутробный анализ (лат.).