Мастер охоты на единорога
Шрифт:
– Нет, не знаю. А вы его видели?
Женщина с улыбкой прижала руку к впалой груди, видневшейся в оттопырившемся вороте халата, прикрытой кружевом ночной рубашки:
– А как же! Он тут прожил пять дней! С десятого марта по пятнадцатое! Вот, у меня крестиками дни помечены, когда было двое жильцов!
– Вот как? Он жил здесь?
Как только это восклицание вырвалось у Александры, она поняла, что выдала себя, проявив горячий интерес к человеку, которого якобы совсем не знала. Но голубоглазая женщина ничего не заметила. Она с воодушевлением рассказывала несложную историю, которая, по всей видимости, дала ей пищу для размышлений и пересудов на несколько месяцев.
Игорь, тот самый «питерский кавалер»,
– Я спросила Наталью, куда он испарился, а она разревелась… Ну, больше я не спрашивала, конечно. Все девицы молодые – дуры… Ищут, кому бы всю себя подарить, а когда их бросают, удивляются еще, как с ними так могли поступить?! А потому и поступают… Что дешево досталось, то дешево и ценят. Я вот свою Анельку так держу!
И она сжала маленький, но крепкий с виду кулачок.
– Сперва училище, потом институт, если получится. И – только потом замуж. Никаких гулянок! Дури у нее в голове довольно, да у меня, слава богу, ее в свое время выбили… Муженек бывший выбил, зверюга, это из-за него я в свои сорок два на трех ногах хожу!
Она стукнула костылем в пол, словно ставя точку.
– Не думала я, что Наташа окажется такой дурой… – подвела итог Мирослава. – Мне казалось, она девушка серьезная, а получается, ничем не умнее прочих мокрохвостых куриц. Доверилась какому-то проходимцу! Да еще, оказывается, уволили ее с позором, из-за него… Жаль, что вы его не знаете!
– Не знаю, – поторопилась повторить Александра.
– А я, грешным делом, подумала, что вы от Наташи привет привезли из Питера. И долг… Думала, она после увольнения все же к нему туда поехала.
– Она хотя бы знала его адрес и телефон? – спросила Александра. Ей даже не приходилось имитировать сострадание, она и в самом деле очень сочувствовала девушке, потерпевшей такой крах, да еще потерявшей из-за своего короткого романа работу.
– Кажется, – пожала плечами Мирослава. – Хотя мы об этом мерзавце больше не говорили. К чему ворошить… Двадцать седьмого она пришла с работы, взвинченная, красная, мне даже показалось, что слегка нетрезвая. Сказала мне, что уедет на неделю, а вот куда, не сказала. Собрала сумку, небольшую, почти все вещи оставила. Правда, было у нее немного… И уехала – как в топь провалилась. Пропала и ни звука.
– Она сказала, что уезжает на неделю?
– Так и сказала, а я поверила, потому что она оставила вещи. Иначе, конечно, настояла бы, чтобы она сперва расплатилась. Мы с Анелей живем только на мою пенсию, на ее стипендию и на то, что с жильцов получаем, а жильцов тут мало. Вот, полюбуйтесь, эта неделя длится уже четвертый месяц!
Александра задумалась. Хозяйка выжидательно смотрела на нее, словно от того, какие слова произнесет гостья, зависело очень многое, в частности то, получит ли она обратно свои деньги. Наконец художница решилась:
– Вот что… Сколько она задолжала вам?
Мирослава назвала очень скромную сумму и, словно извиняясь, добавила:
– Тут хотя и центр, и все главные достопримечательности рядом, а все-таки больше брать нельзя, совесть не позволяет: дом старый, отопление печное, вода только холодная… Правда, баня рядом, за углом.
– Я вам заплачу, – Александра открыла сумку. – Тем более Наталью я все равно найду, она мне отдаст. Не годится, чтобы вы ждали денег по четыре месяца. А вы вот что… Дайте-ка мне ее адрес в Лунинце, ведь у вас он, наверное, имеется?
Мирослава, против ожиданий, не обрадовалась, а насторожилась. Несколько минут она упрямилась, находя неудобным
брать деньги у незнакомого человека, но в конце концов сдалась. Адрес в Лунинце у нее был, так как Мирослава забирала на прописку паспорта у всех своих случайных и немногочисленных постояльцев. Также Александра попросила показать ей вещи, которые оставила девушка. Ее все больше одолевали дурные предчувствия.Мирослава не возражала. Дотащившись до самой последней двери, в дальнем конце коридора, она отперла ее и все время, пока Александра осматривалась, стояла на пороге, зорко следя за гостьей.
Комната, маленькая и темная, выходившая в палисадник на задах барака, смотрела на художницу равнодушно и грустно. Обои с цветочным узором были наклеены на дощатые стены годах в восьмидесятых и с тех пор засалились и полиняли. В некоторых местах они треснули от пола, выкрашенного красной краской, до серого оштукатуренного потолка, с которого свисали нити паутины, пушистые от пыли. Узкий диванчик был прикрыт льняным голубым покрывалом. Стену над ним прикрывал плюшевый коврик, изображавший охоту какого-то раджи на тигров – рыночное изделие середины прошлого века. Платяной шкаф с зеркалом занимал едва не треть комнаты. Был здесь старенький холодильник, в настоящее время отключенный от сети, письменный стол и два стула, расшатанных даже с виду. В углу стоял накрытый тряпкой старый огромный чемодан. Это была вся обстановка. Единственной ее роскошью являлся вид на огромный старый дуб, растущий прямо за окном. Величие его раскидистых ветвей, темная зелень листьев – все это составляло контраст блеклой и убогой обстановке комнаты, где неизвестно о чем мечтала долгой серой зимой исчезнувшая в конце марта девушка.
«То есть все думают, что ее мечты были известного рода… – поправилась Александра, вновь обводя взглядом предмет за предметом, словно эти вещи могли ей что-то сообщить сверх того, что все они очень стары и никуда не годны. – Наталья мечтала о жизни в большом городе, об интересной работе, о деньгах… Может быть, даже о славе! И конечно, как все молодые девушки, о любви… И похоже, была жестоко обманута во всех своих ожиданиях!»
– Где же ее вещи? – спросила она у Мирославы.
– Все в шкафу. Я не стала ничего убирать, потому что комната с тех пор еще не сдавалась. Как будто ее сглазили… – пожаловалась хозяйка. – Вот все надеюсь, что она вернется… Почему-то мне кажется, что я ее еще увижу!
– Могу я взглянуть, что она оставила?
– А почему бы нет? – поколебавшись, разрешила Мирослава. – Она же все это бросила… Другая хозяйка давно продала бы все это барахло в уплату долга, но я так не поступлю никогда, конечно…
Открыв огромный шкаф, Александра убедилась, что его содержимое занимает едва треть полок. Пара новых летних туфель, несколько платьев на «плечиках», легкие майки, джинсы… Все, что Наталья должна была носить сейчас, в июле, и к чему не притронулась.
– Вещи все новые, – обратила ее внимание Мирослава. – А новыми вещами она бы разбрасываться не стала. Если оставила – значит, точно собиралась вернуться. Эти туфли точно пожалела бы… Она их при мне купила и все жалела, что некуда надеть в нашу весеннюю слякоть. По квартире в них ходила… Тренировалась – видите, какой каблук!
– Туфли красивые, – задумчиво произнесла Александра.
Туфли и впрямь были модные и дорогие – из замши лососевого цвета, на тонкой десятисантиметровой шпильке. Наталья наверняка долго обдумывала такую покупку, для ее мизерного бюджета трата была огромной. «Возможно, потому она и не уплатила за февраль и март…» – подумала художница. Мирослава будто прочитала ее мысли:
– Я ни слова ей не сказала, когда она их купила в феврале, а мне денег не дала. Я же тоже была молодой, и ноги у меня не всегда волочились, как ватные. Двадцать лет назад и я танцевала, ходила на каблуках, жить хотела…