Мастер ветров и закатов

– Точно, ты когда-то уже говорил, – вспомнил я. – Странно, но именно по этому пункту я тебе как-то не очень поверил. Наверное, потому, что сам не хотел бы всякий раз подпрыгивать из-за чужого колдовства. И мне было спокойнее думать, что это просто одна из традиционных баек для новобранцев. А на самом деле ни фига тебя от чужой магии не трясет. И со мной, значит, никогда ничего подобного не случится, можно не бояться.

– Ты себя недооцениваешь, – усмехнулся Джуффин.

Я не стал уточнять, что он имеет в виду. Вместо этого спросил:

– Так получается, у нас концы с концами не сходятся? Для изменения цвета неба нужна магия больших ступеней, при этом никто в городе не колдует, а небо все равно оранжевое.

– Получается, не сходятся! – жизнерадостно подтвердил Джуффин. – Все, как мы любим.

– А кстати, оно над всем городом оранжевое? Или только из моего окна?

– Вот это правильный вопрос, я его ждал. И заранее позаботился об ответе. Не знаю, над всем ли, но над моим домом на Левом берегу небо определенно оранжевое. И над Иафахом тоже, и над замком Рулх. И над домом Нумминориха в Новом Городе, и над улицей Трех Синих Дверей, по свидетельству Кофы, который сейчас там прогуливается. И еще над доброй дюжиной разных мест. Зато, скажем, над усадьбой сэра Манги Мелифаро оно совершенно обычное. Ясное и звездное. Из чего, скорее всего, вытекает, что вся эта красота – только для горожан, деревенским жителям ее не досталось. Хотя для полной уверенности следовало бы опросить побольше народу. Но я пока не успел.

– И сколько это продолжается?

– По крайней мере, я заметил перемену примерно четверть часа назад.

– Ясно. Получается, гораздо дольше, чем вчера. Слушай, а может быть, что это навсегда?

– Теоретически возможно вообще все что угодно. Но на практике небо уже понемножку темнеет. Устал наш неизвестный мастер.

– Похоже на то.

Некоторое время мы молча смотрели в окно. Оранжевый постепенно становился кирпичным, потом бурым, темнел, пока не сделался обычным свинцово-чернильным цветом пасмурного ночного неба. Представление закончилось.

– Ну и что это вообще было? – озадаченно спросил я.

– Понятия не имею. Но подозреваю, это происшествие скорее по твоему ведомству, чем по моему.

Джуффин выглядел ужасно довольным.

– А что, у меня уже есть какое-то ведомство? – вскинулся я.

Он вздохнул.

– Сэр Макс, кончай притворяться одушевленной табуреткой. У тебя отлично выходит, вот что значит правильно выбрать амплуа. Но я совершенно точно знаю, что к твоему туловищу приделана совсем неплохая голова. Все ты прекрасно понимаешь.

Ну… да.

– Чудеса без Очевидной Магии? – спросил я. – Верный признак того, что за дело взялся человек, которому мы снимся?

– Рад, что ты все-таки запомнил тот наш разговор. Ты тогда был такой сонный и обалдевший от всего сразу, что я опасался, не придется ли рассказывать заново.

– Сонный и обалдевший – идеальное состояние для разговоров о спящих. И, надо думать, тоже обалдевших от всего, что им приснилось.

– Именно, – подтвердил Джуффин. И помолчав, добавил: – Прости меня, сэр Макс. Но сейчас я вынужден сказать ту самую ужасную вещь, которую ты каждый день боялся от меня услышать. По-моему, тебе пора приступать к работе. Причем учти, это даже не мое решение.

– А чье? – мрачно спросил я.

– Неизвестного автора. Того, кто так здорово разукрасил наше небо. Нам от его художеств никакого вреда, одно только удовольствие. По крайней мере, пока. А вот для него каждый день на счету. Впрочем, это я тебе уже объяснял.

– Ну и как, по-твоему, я буду его искать?

– Понятия не имею, – мечтательно улыбнулся Джуффин. – Собственно, это и есть самое интересное.

Иногда мне очень хочется стукнуть его чем-нибудь тяжелым. Но это совершенно бессмысленное действие. Поэтому мой рациональный ум протестует и не дает мне даже попытаться. Вот и на сей раз я только нахмурился, отвернулся, помолчал, подумал и сказал:

– Но учти, по утрам я никаких сновидцев искать не буду, хоть убивай. Мое слово твердо.

– Ладно, – легко согласился Джуффин. – Можешь искать после полудня. И начни, пожалуйста, с меня. Понимаю, это будет непросто, но я дам тебе подсказку: в полдень я обычно сижу в одном красивом доме, построенном незадолго до окончания правления династии Клакков неподалеку от Большого Королевского Моста…

Я невольно улыбнулся.

– Почему-то думал, что Дом у Моста построили еще при Халле Махуне Мохнатом, когда и города-то считай не было. У него такой важный вид, словно он был вообще всегда.

– Надо же, угадал, – фыркнул Джуффин. – У тебя настоящий талант к сыскному делу. Всегда это подозревал. Большая удача заполучить такого ценного сотрудника!

– Ты вообще везучий, – вздохнул я.

– Ты тоже, – очень серьезно сказал он.

И был, разумеется, прав. Как всегда.

Оставшись в одиночестве, я поставил жирный крест на своей вольной жизни праздношатающегося бездельника. И горевал по ней очень долго, минуты полторы, а может быть даже две. Сложно следить за временем, когда целиком погружен в бесконечную скорбь. А устав страдать, я разогрел остатки принесенной Джуффином камры и выпил ее, чокнувшись с собственным отражением в зеркале. У этого мерзавца, надо сказать, была чрезвычайно довольная рожа. В отличие от меня он уже сообразил, что для нас начинаются интересные времена. При этом право не подскакивать на рассвете мы выторговали заранее – о чем еще и мечтать?

Он меня убедил.

Самое разумное, что можно было сделать в сложившейся ситуации – устроить вечеринку по случаю окончания каникул. Беда в том, что вечеринка у меня сегодня уже была, и гости благополучно разъехались незадолго до появления Джуффина. Вряд ли идея собраться снова показалась бы им удачной. А Меламори, которая обычно готова ко всему хоть сколько-нибудь отличному от ровного течения жизни, нынче осталась ночевать в Мохнатом Доме только потому, что у нее не было сил добираться до собственной квартиры. Попросила запереть ее в самой дальней спальне, а ключ выбросить в Хурон. Ее можно понять, устать от меня довольно легко – как, впрочем, от всякого человека, который становится особенно весел, бодр и общителен ближе к полуночи.

Но совесть у меня все-таки есть. И инстинкт самосохранения тоже. Поэтому я не стал будить Меламори и провел остаток ночи в кабинете, заваленном подшивками старых газет, скопившихся за годы моего отсутствия, и книгами, которых в доме обнаружилось неожиданно много. Интересным мне в ту пору казалось вообще все, что попадалось на глаза, остановиться на чем-то одном было решительно невозможно. В итоге я читал все сразу, перебегая глазами от одной открытой книги к другой, от позапрошлогоднего «Королевского голоса» к «Суете Ехо» шестилетней давности, и в голове у меня закипала восхитительная каша из Королевских указов, криминальных происшествий, моряцких баек, философских рассуждений о методах познания, отчетов о городских праздниках, имен иностранных посланников, житейских премудростей хранителя Королевских гобеленов, сравнительных характеристик музыкальных инструментов разных континентов, сатирических заметок о современной моде и списков кораблей, прибывших в порт в восемнадцатый день давным-давно минувшего лета.

В общем, у меня была по-настоящему бурная ночь, как и положено накануне утраты свободы. И поутру я еле заставил себя подняться – всего за полчаса до полудня, но по ощущениям, в рань несусветную. Будь моя воля, спал бы еще и спал, до вечера, до конца года, всегда.

Поэтому в Дом у Моста я явился, во-первых, хмурым, во-вторых, изрядно помятым, в-третьих, небритым, в-четвертых, голодным, в-пятых, запыхавшимся от быстрой ходьбы, в-шестых, на четверть часа позже, чем обещал.