Мастер Загадок

– Никогда я не видел такого безлюдного пейзажа.

Дет, разворачивая узелки с хлебом, сыром, вином, яблоками и орехами, собранными им в дорогу одним из деревенских жителей, улыбнулся:

– Подожди, пока мы не дойдем до Исигского перевала. Тут еще ничего.

– Какая большая страна. Если бы я так долго шел прямо и прямо через Хед, я бы уже неделю шагал по дну океана.

Моргон подложил в костер ветку, понаблюдал за тем, как огонь сжирает сухие листья. Тупая боль и усталость от лихорадки наконец отступили, на сердце стало легко, вернулось обычное для него любопытство, он наслаждался прохладным ветром и мягкими красками холмов. Дет подал ему мех с вином, и Моргон отпил большой глоток. Огонь, разгораясь, затрещал, и Моргон, охваченный воспоминаниями, медленно произнес:

– Надо бы мне написать Рэдерле.

Он не произносил ее имени с тех пор, как они оставили Кэйтнард. В памяти его рисовались непокорные огненные волосы, руки, сверкающие от золота и янтаря, янтарного же цвета глаза. Моргон подбросил в огонь сухих сучьев и ощутил на себе взгляд арфиста. Он сел, опираясь спиной о дерево, и снова потянулся за вином.

– И Элиарду. Торговцы, наверное, расскажут ему достаточно, чтобы он поседел от волнения, пока мое письмо до него дойдет. Если меня убьют в пути, он мне этого никогда не простит.

– Если мы обогнем Херун, ты, вероятно, не сможешь отправить письма до тех пор, пока мы не прибудем в Остерланд.

– Мне следовало подумать об этом раньше. – Моргон передал мех с вином арфисту и, отрезав себе ломоть сыра, снова уставился на огонь. – После смерти нашего отца мы стали так близки, что иной раз нам снятся одни и те же сны... Я был близок моему отцу как его земленаследник. Я чувствовал, что он умер. Не знал как, не знал почему и где, я только чувствовал в тот момент, что он умирает. И когда он умер, землевладение перешло ко мне. На мгновение я увидел каждый листик, каждое семечко, каждый корешок на Хеде.,. Я сам был этим листиком, сам был только что посаженным семечком... – Он наклонился, чтобы дотянуться до хлеба. – Не знаю, почему я об этом говорю. Ты, должно быть, слышал об этом сто раз.

– О переходе землевладения? Нет. Однако из того немногого, что я слышал, знаю, что передача в других странах проходит не так гладко. Мэтом из Ана рассказывал мне кое-что о различных обязательствах, которые требуют постоянного внимания землеправителей Ана,– обязательствах, накладываемых колдовскими книгами Мадир, обязательствах древних владетелей-бунтовщиков Хела, лежащих в могилах, и обязательствах Певена.

– Руд мне об этом рассказывал. Интересно, освободит ли Мэтом Певена теперь, когда корона у меня. Или, скорее, – добавил он с грустью в голосе, – теперь, когда корона Певена лежит на дне морском.

– Сомневаюсь. Королевские обязательства не так-то легко перечеркнуть. Так же как их обеты.

Моргон, отщипывая кусочки хлеба от ломтя, почувствовал, как его щеки загораются румянцем. Он посмотрел на арфиста и застенчиво произнес:

– Верю, что так. Но я никогда не стал бы просить Рэдерле стать моей женой, если бы для этого не было другой причины, кроме клятвы Мэтома. Я очень надеюсь, что небезразличен Рэдерле, но выбор за ней, а не за Мэтомом, а она может не захотеть жить на Хеде. Но если есть хоть какой-то шанс, я должен написать и сообщить, что через какое-то время приеду, если она захочет… ждать. – Он взял кусок хлеба с сыром и после некоторого раздумья спросил: – Как долго нам еще нужно добираться до горы Эрленстар?

– Если до наступления зимы мы дойдем до горы Исиг, на это уйдет у нас, вероятно, месяца полтора. Если же снег обгонит нас и выпадет на Исиг раньше, чем мы доберемся до него, то, вероятно, придется остаться там до весны.

– А не получилось бы быстрее, если бы мы обошли Херун с запада и поднялись по пустынным землям к Эрленстару, не проходя через перевал?

– С той стороны? Хм... Для этого надо хоть отчасти быть волком, чтобы выжить там в это время года. Я ходил тем путем всего несколько раз в жизни – но никогда не пробовал в конце года.

Моргон снова прислонился к дереву.

– Дня два тому назад, – сказал он, – я уже в который раз подумал, что, не будь тебя со мной, у меня не было бы ни малейшего представления, в каком направлении идти дальше. Ты так ходишь по этой земле, словно побывал здесь тысячу раз.

– Может, и тысячу. Я давно потерял счет.

Арфист подбросил в огонь сучьев, и жадное пламя отразилось в его спокойных глазах.

Солнце село, ветер гнал куда-то шуршащие сухие листья, они что-то шептали друг другу на никому не известном языке.

– Сколько лет ты состоишь на службе у Высшего? – спросил Моргон.

– Когда умер Тирунедет, я оставил Херун, и Высший призвал меня к горе Эрленстар.

– Шестьсот лет... А чем ты занимался до этого?

– Играл на арфе, путешествовал... – Дет замолчал, устремив глаза на огонь, потом нехотя добавил: – Я одно время учился в Кэйтнарде. Но преподавать не захотел, так что ушел оттуда после того, как получил Черную Степень.

Моргон, поднимавший ко рту мех с вином, опустил его, не выпив ни глотка.

– Я и понятия не имел, что ты Мастер. Так каково же было в таком случае твое имя? – Как только Моргон задал этот вопрос, ему снова стало неловко, и тогда он поспешно добавил: – Прости. Я забываю, что иные вещи, которые мне хочется узнать, меня не касаются.

– Моргон...

Арфист не договорил. Некоторое время они ели молча, потом Дет взял свою арфу и снял с нее чехол.

– Ты еще не пробовал поиграть на той, твоей, арфе?

Моргон улыбнулся:

– Нет, я боюсь.

– А ты попробуй.

Моргон осторожно вынул арфу из мягкого кожаного чехла, который подарил ему Хьюриу. На минуту он лишился дара речи от красоты сверкающего золотого узора, белых вырезанных из кости лун и отполированного до зеркального блеска дерева. Дет тронул на своем инструменте самую высокую струну. Моргон откликнулся на тонкий, поющий звук – его струна безошибочно попала в лад. Дет медленно пробежался пальцами по струнам своего инструмента, все ниже и ниже. Струны сверкали и пели, и Моргон находил ноту за нотой так, чтобы они звучали в тон. Только дважды звук слегка разнился, и каждый раз Дет начинал подстраивать свою арфу.

Когда рука Моргона передвинулась к самой низкой ноте, Дет сказал:

– Струны такого тона у меня нет.

Ветер утих. Огонь костра, яркий в наступившей темноте, освещал своды черных спутанных веток, осенявших путников.

– Как она может оставаться настроенной после того, как миновало столько лет, а ведь она даже побывала в море? – удивился Моргон.

– Ирт настраивал струны по своему голосу. Во всех владениях Высшего нет подобной арфы.

– И ни я, ни ты не можем на ней играть.