Мастера афоризма. Мудрость и остроумие от Возрождения до наших дней
Шрифт:
Во всем Лондоне есть только пять женщин, с которыми стоит поговорить, да и то двум из этих пяти не место в приличном обществе.
Во всех пустяковых делах важен стиль, а не искренность. Во всех серьезных делах – тоже.
Во фраке и белом галстуке каждый, даже биржевой маклер, может сойти за культурного человека.
Возможно более точное описание того, что никогда не случилось, – неотъемлемая привилегия и специальность историка.
Воображение
Врагов у него нет – не такой уж он выдающийся человек.
Время – потеря денег.
Все американские девушки обладают исключительным шармом, секрет которого в их неспособности говорить серьезно с кем-либо, кроме своего парикмахера, и думать серьезно о чем-либо, кроме развлечений.
Все великие личности рано или поздно обречены оказаться на уровне их биографов.
Все женщины со временем становятся похожи на своих матерей. В этом их трагедия. Ни один мужчина не бывает похож на свою мать. В этом его трагедия.
Все можно пережить, кроме смерти; все можно перенести, кроме хорошей репутации.
Все мужчины – чудовища. Женщинам остается одно – кормить их получше.
Все мы барахтаемся в грязи, но иные из нас глядят на звезды.
Все мы готовы верить в других по той простой причине, что боимся за себя. В основе оптимизма лежит чистейший страх.
Все называют опытом собственные ошибки.
Все обаятельные люди испорчены. В этом и кроется секрет их привлекательности.
Все хорошие шляпы создаются из ничего – как и все хорошие репутации.
Всегда надо играть честно, если все козыри у тебя на руках.
Всегда приятно не прийти туда, где тебя ждут.
Вся прелесть прошлого в том, что оно – прошлое. А женщины никогда не замечают, что занавес опустился. Им непременно подавай шестой акт!
Вся скверная поэзия порождена искренним чувством. Быть естественным – значит быть очевидным, а быть очевидным – значит быть нехудожественным.
Всякие правила насчет того, что следует и чего не следует читать, просто нелепы. Современная культура более чем наполовину зиждется на том, чего не следует читать.
Всякий портрет, написанный с любовью, – это, в сущности, портрет самого художника, а не того, кто ему позировал. Не его, а самого себя раскрывает на полотне художник.
Всякий, кому довелось
пожить среди бедных, подтвердит, что братство людское не пустая выдумка поэтов, а самая гнетущая и гнусная реальность; и ежели писатель обязательно стремится познать нравы высшего общества, он мог бы с тем же успехом постичь их, изобразив торговок спичками или разносчиков фруктов.Всякое влияние вредно, но благотворное влияние хуже всего на свете.
Всякое преступление вульгарно, точно так же как всякая вульгарность – преступление.
Вульгарность – это просто-напросто поведение других людей. Другие – вообще кошмарная публика. Единственное хорошее общество – это ты сам.
Вчера на ней румян было очень много, а платья очень мало. В женщине это всегда признак отчаяния.
Вы в самом деле думаете, что только слабые люди поддаются соблазну? Уверяю вас, есть такие страшные соблазны, что для того, чтобы им поддаться, нужна сила, сила и мужество.
«Вы всегда понимаете то, что говорите?» – «Да, если внимательно слушаю».
Вы его знаете? Я знаю его так хорошо, что не разговариваю с ним уже десять лет.
Главное назначение природы, видимо, в том, чтобы иллюстрировать строки поэтов.
Главный вред брака в том, что он вытравливает из человека эгоизм. А люди неэгоистичные бесцветны, они утрачивают свою индивидуальность.
Главный недостаток американских девушек – их матери.
Говорят, в Америке экспорт свинины самое прибыльное дело. Выгоднее его только политика.
Господь, создавая человека, несколько переоценил свои силы.
Давать советы – всегда ошибка, но хорошего совета тебе не простят никогда.
Даже с самыми дурными привычками трудно бывает расстаться. Пожалуй, труднее всего именно с дурными. Они – такая существенная часть нашего «я».
Даже самые благородные мужчины до чрезвычайности подвержены женским чарам. Новая история, как и древняя, дает тому множество плачевных примеров. Если бы это было иначе, то историю было бы невозможно читать.
Двадцать лет любви делают из женщины развалину; двадцать лет брака придают ей сходство с общественным зданием.
Девятнадцатый век, каким мы его знаем, изобретен Бальзаком. Мы просто выполняем, с примечаниями и ненужными добавлениями, каприз или фантазию творческого ума великого романиста.
Действительно беспристрастное мнение мы высказываем лишь о том, что не представляет для нас никакого интереса, и именно поэтому беспристрастное мнение в свою очередь не представляет решительно никакой ценности.